После долгого и полноценного отдыха путники без особого труда совершили рывок в пятьдесят миль всего лишь с одной дневкой, и остановились на ночлег всего в нескольких милях от Гдова.
Для дерптского епископа это были опасные места – его могли узнать жители усадьбы Чернево, под стенами которой он открыто ездил на коне, его могли узнать гдовские стрельцы – им тоже доводилось наблюдать за фигурой в черном плаще не одну неделю. Поэтому священник и решил переждать ночь в глухой лесной чащобе, подняться еще до зари и поутру, пока ворота крепости еще закрыты, а ее обитатели еще только опоясывают свои чресла, широкой рысью промчаться по лесной дороге, мелькнуть под высокими башнями и вырваться на широкий ледяной простор Чудского озера.
Несущуюся по заснеженному тракту кавалькаду увидел только одинокий стрелец, прогуливающийся в обнимку с бердышом вдоль высоких зубцов башни. Тегиляй, даром что весь на вате, грел плохо и, чтобы не замерзнуть, караульный слегка притоптывал, передергивал плечами и время от времени приседал – словно ему никак не терпелось пуститься в пляс, но он не решался сделать этого на посту. Первой мыслью караульного при виде мчащихся во весь опор всадников: волки гонятся! Но под лесными кронами позади конников было пусто.
Восьмерка верховых тем временем промчалась над занесенным вьюгой лагерем ландскнехтов и вынеслась на лед.
– Куда вы? – недоуменно пробормотал стрелец. – Озеро, что море, ни края, ни конца. Запорошит, завьюжит, заморозит, закружит. Туда не дойдете, назад не вернетесь…
Он подумал о том, докладывать десятнику о странном отряде, или нет? Если доложить – могут послать искать следы, преследовать, проверять… Нет, лучше не говорить. Может, он в другую сторону смотрел? Эвон, как они быстро шастнули! Нет, холодно больно на улице. Лучше не говорить.
Дерптский епископ, умеряя резвость коня, оглянулся на крепость. Пролом, выбитый с таким трудом едва ли не за месяц, уже закрывала свежая бревенчатая стена. Следов сапы, с помощью которой бомбардиры подкрадывались на расстояние выстрела, тоже не осталось. Даже разоренная деревня в полумиле на север – и та преспокойно красовалась целехонькими избами. Впрочем, там осталась только внешняя оболочка – уж это-то священник знал точно.
Он перевел коня в намет. Пусть отдохнет. До родного берега еще двадцать миль, нечего загонять лошадей раньше времени. По левую руку показался силуэт распластанного человека в кирасе. Именно силуэт – снег превратил ландскнехта в одноцветный контур, края которого размывались на белом листе сугроба. Спустя полмили в пределах видимости оказался еще один скрюченный мертвец. Потом сразу два. Когда на пути отряда попался пятый труп, священник остановился и слез с коня.
Ландскнехт лежал лицом вниз – его цеховую принадлежность надежно подтверждали тонкие суконные чулки и выпирающий над кирасой пышный воротник. Еще из-под бедра выглядывала пороховница из коровьего рога – а дерптский епископ точно помнил, что с мушкетонами в поход отправились только немецкие наемники.
Однако ран на теле видно не было, кровавых пятен под мертвецом – тоже. Тогда отчего же он умер?
Епископ оглянулся на свою охрану, жестом приказал ей отправляться вперед. Несколько минут провожал всадников взглядом, а потом сказал:
– Демон, я хочу знать, отчего он умер?
– Замерз! – оглушило уши детским звонким голоском.
– Почему?
– Холодно было.
– Почему оказался здесь?
– Пришел.
– Демон, – начал злиться на духа Тьмы священник. – Я хочу услышать все это от него, а не от тебя. Оживи его, демон!
– Я не могу оживлять мертвых, смертный, – спокойным, рассудительным тоном ответил дух. – Я могу лишь дать возможность с ним поговорить.
– Так сделай это!
По лицу священника тотчас ударил порыв ледяного ветра. Он дул все сильнее и сильнее, срывая плащ с плеч епископа, выхлестывая его глаза, пробивая меховой дублет вместе со стальными пластинами бриганты, выхолаживая саму душу. Но одновременно – ветер, словно бесчисленными когтями, содрал тонкую ледяную корку с лица мертвеца, вычистил снег из-под тела, отряхнул пышные буфы кальцонов. Послышался тихий треск, и ландскнехт начал отрываться ото льда. Он не вставал – его выламывало в вертикальное положение, словно торос при сильной подвижке льда.
Внезапно рев ветра утих – священник увидел, как ураганное марево ветра вдруг оказалось на расстоянии стены от него. Вьюга плавно обтекала двух встретившихся на озерном просторе людей, оставляя их в состоянии полной тишины и невероятного, смертельного покоя.
– Где это я? – послышался сиплый, простуженный голос. – Я все еще на льду?
– Да, сын мой, – мягко согласился епископ. – Ты не замерз?
– Нет, – с явным удивлением ответил наемник и развел руки, оглядывая свое тело. – Все время мерз, а сейчас почему-то перестал. И бок больше не болит. Можно подумать, я умер, и у меня больше нечему болеть.
Ландскнехт радостно засмеялся своей шутке. Священник тоже вежливо улыбнулся, и осторожно поинтересовался:
– А как ты тут очутился?
– Я? – кираса приподнялась и опустилась. – Мы сидели в деревне и играли в кости. Тут послышалась пальба. Кто-то заорал: «Наши город взяли!», мы похватали сошки и мушкетоны и кинулись к крепости. Я одним из первых бежал, и вдруг слышу: «Солнышко!». Голосок, вроде, девичий, а громыхнул, как иерихонские трубы. Тут прямо в лицо пламенем как полыхнет! И грохот, как из бомбарды в ухо пальнуло. Я понять ничего не могу: бок болит, рядом все мертвые лежат или корчатся, а впереди черные всадники с копьями летят, ако посланцы Апокалипсиса. Тут я маленько струхнул, мушкетон кинул, да и рванул куда глаза глядят… Бегал, бегал. Замерз, как лапландский заяц. Спасибо, на вас наткнулся, святой отец. Теперь не пропаду.
– «Солнышко», – задумчиво повторил епископ. – «Солнышко», и пламя в лицо… И паж у Бора слышал «Солнышко». Откуда оно?
– Девица одна крикнула, – низким, хриплым басом откликнулся демон.
– Ой, кто это? – подпрыгнул от неожиданности наемник.
– Разве ты его слышишь? – с подозрением спросил епископ.
– Слышит? – развеселился демон. – Конечно слышит! Ну конечно же он меня слышит!
Отрезанное от пурги пространство наполнилось громогласным хохотом – и стены его не выдержали. По лицу священника опять ударил жалящий крупинчатый ветер, а ландскнехт так и застыл со вздернутыми руками и немым изумлением на лице.
Епископ закрыл ладонями глаза от ветра, но ураган уже опал к его ногам, и над просторами Чудского озера засияло яркое полуденное солнце. Жалобно заржал конь. Священник немного расслабился, оглянулся. От него и до самого горизонта ослепительно искрился чистый белый наст, немного в стороне нетерпеливо переступал на месте его скакун, в двух шагах впереди стоял во все той же позе сбежавший с поля боя ландскнехт, но лицо его опять покрывала тонкая корка льда, ворот кружевной рубашки наполнился снегом, по кирасе струилась замысловатая изморозь.
– Он говорил правду про «Солнышко», демон? Это правда, что прежде чем погибнуть, все рыцари и другие наши храбрые воины слышали, как некая ведьма насылает на них заклятие?
– Какая ведьма? – обыденным тоном удивился витающий где-то рядом дух. – Просто одна девица громко орала.
– Ты лжешь, демон! – покачал головой дерптксий епископ. – Ты пытаешься укрыть одну из своих соратниц, прислужницу темных сил!
В его голове все наконец-то встало на свои места. Разумеется, язычники не могли остановить армию, движение которой готовили на протяжении десятков и сотен лет тысячи людей – лазутчики Святого Престола, пробиравшиеся под видом беглецов из Европы; лекари, организовавшие мор на всем пути войск и в царском дворце; командиры отдельных армий, нападавшие на города и монастыри и уничтожавшие русские библиотеки; воспитатели будущего командира, внушившие ему стремление к движению на восток и давшие воинское мастерство; ганзейские купцы, давшие золото да и он сам, нанявший сотни немецких наемников. Такого удара не мог остановить ни один смертный! А уж тем более – какие-то дикари. Значит, во всем повинно колдовство, во всем виновата эта проклятая ведьма, насылавшая свои чары перед каждой битвой, переломавшая все планы и выпившая силы способных сразить любого врага солдат!