– Стульчик подальше отодвиньте, дражайший супруг, и будет вообще замечательно.

При помощи Дэрриша кресло, мерзко скрипя ножками о мрамор и собирая гармошкой лежащий на полу ковер, доползло почти до самой стены.

– Так достаточно, ненаглядная моя?

– Более менее, – вздохнула я, сожалея о том, что Император вряд ли согласится выйти за дверь и разговаривать из-за нее.

– Тогда, возможно, ты все-таки присядешь? – Дэрриш указал взглядом на кушетку. – Я, разумеется, привык сидеть, когда стоят другие, но не в присутствии же собственной жены Императрицы.

Наблюдая за мной, он расслабленно откинулся на спинку кресла, опираясь правой рукой на его широкий, удобный подлокотник.

– А что такое? – Я исподволь пыталась оценить на предмет ловушек то место, куда меня так настойчиво пытались усадить. – Традиции не позволяют?

– Традиции как раз позволяют, – неожиданно по-доброму улыбнулся моей шпильке Дэрриш. – Они вообще настоятельно рекомендуют Императору даже передвигаться сидя. Желательно на плечах у верных подданных.

Благодаря юной служанке я «знала», что он умеет не только кривить губы в надменной ухмылке, но и вот так, очень искренне, открыто улыбаться. Однако все равно оказалась не готова к заразительной мальчишеской улыбке, при виде которой в глупой девичьей голове становилось непередаваемо легко, и тотчас хотелось разулыбаться в ответ.

Чтобы ни в коем случае не совершить этой непоправимой ошибки, пришлось экстренно состроить крайне постную физиономию, будто у меня разболелись все зубы разом. Именно с таким видом я обошла кушетку и осторожно уселась на ее краешек, благочестиво сложив затянутые в зеленые перчатки руки на коленях.

Очевидно, Дэрриш хотел предоставить мне возможность начать разговор первой. Уперев кулак в подбородок, он изучающе смотрел, как я стараюсь пристроить куда-нибудь мешающие руки – им явно было мало места на коленях. И молчал.

«Сволочь! Красивая, бездушная сволочь! Сидит тут в тепле и довольстве, пока я брожу в холоде и голоде. Вон как лыбится. Чему улыбаемся, спрашивается? Собственному совершенству или моей глупой доверчивости? – буравя попеременно взглядом то мужа, то юбку, я изо всех сил пыталась заставить себя разозлиться, но пока не слишком успешно. – Да уж, таких дур, как я, еще поискать! Сидела бы сейчас в том же тепле и довольстве, и мужик вроде ничего так, с юмором… Ой! О чем думаю, идиотка?!»

«Если кто-то о чем-то думает, то он уже не идиот». А кто же тогда?

«Болван. Тот, кто позволяет, чтобы за него думали другие». Не одна категория, так другая. Везет мне!

Не дождавшись от меня вступительного слова, Император первым нарушил наше затянувшееся молчание.

– У тебя сейчас такой взгляд, как у Аксия [А к с и й – Верховный священник Империи Тилан, Его Первосвященство Аксий Благочестивый.], когда этот бородатый пройдоха собирается порадовать меня донос… хм-м… обличительной речью против единопротивных магов, – вновь улыбнулся он. – Ты тоже хочешь кого-то гневно обличить или попробуем побеседовать как взрослые люди?

Я прекратила терзать ткань юбки и с легким удивлением во взоре посмотрела на Дэрриша.

– Думаешь, у нас получится?

– Если приложить хотя бы немного усилий – уверен.

В кабинете вновь повисло напряженное молчание. Эти внешне невинные фразы, произнесенные нами вслух, прозвучали весьма двусмысленно, учитывая обстоятельства, послужившие причиной нашей свадьбы.

Кстати, о свадьбе…

– Что стало с той девочкой? – спросила я, неожиданно не только для Императора, но в первую очередь для самой себя.

– Какой девочкой? – не понял вопроса Дэрриш.

– Той молоденькой служанкой… Рисой. Она была в ночь после нашей свадьбы в спальне.

Мальчишечья улыбка на лице Императора медленно поблекла. Он весь подобрался – его поза больше не выглядела расслабленной, а взгляд приобрел жесткость и холодность.

– Тем же утром девушку забрали в Службу магического Дознания. Пару раз о служанке упоминалось в отчетах. Судя по тому, что после ею заинтересовались храмовники, вряд ли для девушки все закончилось благополучно.

Еще одна загубленная жизнь тяжелым речным голышом легла на совесть. Возможно, когда «камней» будет слишком много, они просто-напросто раздавят чрезмерным грузом мою душу.

– Но в чем виновато это несмышленое дитя?!

Холодный, точно синий лед, взгляд.

– В том, что оказалось не там и не тогда.

– Это несправедливо! – почти выкрикнула я.

– Жизнь очень часто кажется простым смертным несправедливой. Так и есть, хотя это и не было задумано Творцом изначально, – воля людская, ничего больше. Справедливость не на Земле, но на Небесах – вот наш удел от пришествия до пришествия.

– Мы не на проповеди, давай обойдемся без цитирования Свитка Единения, о Владыка. – Последнее слово было насквозь пропитано издевкой.

Мужчина не повелся на откровенную провокацию.

– Как хочешь, – равнодушно обронил Император, мимолетным привычным движением касаясь платинового медальона у себя на груди. – Давай оставим вопросы веры в стороне. Тем более я все равно не могу понять, что тебя раздражает.

– Что меня раздражает?! – взвилась я. – Да все! Все раздражает! И мне непонятно, как ты можешь спокойно рассуждать о том, как по твоей вине на дознании замучили молоденькую девушку!

– По моей вине? – холодновато осведомился супруг, чуть приподнимая бровь. – Это не я заманивал служанку в спальню, и не я использовал заклятие из списка «Сотня и одно заклинание, запрещенные к применению на территории Великой Империи, а также вблизи границ Ее», не так ли?

– А нечего было на мне жениться и доводить дело до ситуации, когда просто не остается другого выбора – либо ты, либо тебя!

Вцепившись в подлокотники, Император резко подался вперед. Радужка его глаз потемнела до того сине-черного цвета, что бывает у неба беззвездной ночью поздней осени. Однако последовавшая далее речь оказалась неожиданно выдержанна и спокойна.

– Думаешь, кто-то оставил этот пресловутый выбор мне? «Власть» и «свобода выбора», несмотря на кажущуюся похожесть этих слов по смыслу, совершенно не одно и то же. – Каждое слово, сказанное Дэрришем, звучало ровно, четко, а главное – весомо. – Не спорю, при должном искусстве этими определениями можно жонглировать до бесконечности, но в конечном cчете истина все равно останется неизменной и незыблемой: для нас с тобой такого понятия, как «выбор», не существует в принципе. Никогда не было и вряд ли появится. Запомни это, Лия. Хорошо запомни. А еще лучше прими как данность, и тогда твоя жизнь станет куда проще и разумнее.

– Может, я не хочу, чтобы было проще? И разумнее не хочу? Но, что более вероятно, мне не по душе насилие – как над собой, так и другими. – Наши взгляды, почти враждебные, скрестились. – Выбор есть. Был и будет. Всегда. По-моему, я уже это прекрасно доказала на собственном примере.

Мое полное морального превосходства выступление оказало на супруга действие абсолютно противоположное тому, на которое было рассчитано.

– Отсрочка неизбежного не есть его альтернатива, а вопрос времени, и только, – задумчиво покачал головой Император, смотря словно куда-то сквозь меня, и вновь откинулся на спинку кресла. – О каком насилии идет речь? Ты всерьез полагаешь, что, если бы свадьбе предшествовало больше времени, я не смог бы добиться взаимности? Или если бы Велисса справилась с возложенной на нее задачей заранее тебя подготовить и, запаниковав тогда, не прибегла бы к крайним мерам, мы не пришли бы к какому-нибудь разумному компромиссу? Да что говорить, не поведи я себя в ту ночь как распоследний идиот, изрекающий для собственного подбадривания высокопарный бред, она закончилась бы совершенно иначе.

Некоторое время мы просто молча смотрели друг другу в глаза, испытывая противника. Первой сдалась я, отведя в сторону смущенный взгляд. Гордость требовала ответить Императору скептическим хмыканьем, но понимание его правоты заставило промолчать. Убийственно красивый мужик, весьма неглупый и королевских кровей к тому же – где уж тут устоять той доверчивой идиотке, какой я была совсем недавно. Влюбилась бы как миленькая. Или, точнее сказать, как наивная девочка Риса? Под венец сама бы побежала вприпрыжку, и уговаривать бы не пришлось.