Как вы сами понимаете, со своим локтем и «везением» оказалась в числе первых, то бишь «бортовых». Учитывая, что в крытой части повозки пассажиров было всего трое, как распределились между Эоной и Верьяном оставшиеся роли – догадаться нетрудно.

– Ох и жесткая же ты, Рель, – пожаловалась подруга, сползая с моего тела, пребывающего в полубессознательном, а потому молчаливом состоянии.

Разумеется, после событий последних двух недель мягкой меня не назовешь, но в любом случае моя костлявая тушка всяко предпочтительнее, чем неподатливое дерево. Донести до Эоны эту ценную информацию, правда в куда более крепких выражениях, я не успела: Верьян, сграбастав меня за воротник, болезненным рывком подтащил к себе.

– Как начнется заварушка, спрячьтесь под днищем. – От его тихого, зловещего шипения аж в ухе засвербело. – А затем драпайте, не оглядываясь.

– Но…

Дерюжные стены заходили ходуном.

– Только под ногами путаться будете, – оборвал чуть было не начавшиеся пререкания наемник.

Ткань, протестующе треща, прогнулась внутрь повозки: со стороны возницы на полог навалилось что-то тяжелое. Глухо завозилось и со вскриком утихло.

– А…

– Я сам вас нагоню где-нибудь ближе к Моску.

Он едва успел впихнуть мне в руки свой тяжеленный вещмешок, напоследок прошипев: «Потеряешь, тебе же хуже!» – и оттолкнуть в сторону, когда пришел в движение грязный, замусоленный от частого лапанья край полога. Открывшийся взору осенний пейзаж, подмоченный сонным дождем, не спешила разнообразить ничья рожа, отказываясь изображать мишень для метательного оружия.

– Выходим, достопочтенные, не стесняемся, – пригласил на прогулку низкий, хрипловатый голос, доносившийся откуда-то справа. – Только осторожнее спускайтесь, любезные, не споткнитесь о ступеньки. Или наши арбалетные болты.

Грянувший за этим дружный хохот продемонстрировал, что вежливый товарищ находился далеко не в одиночестве.

Не рассусоливая, Верьян выбрался из повозки первым, мягко просочившись (другого определения его текучим движениям и не подберешь) в созданный откинутой дерюгой узкий проем. Закинув на спину свои сумки да взяв в руки Верьянов мешок, осторожно придерживаясь за невысокий борт, я тоже спустилась на землю. Раскисшая колея неприятно чавкнула под сапогами, а дождь, собираясь вот-вот угомониться, прикасался к коже легкой, почти невесомой моросью.

Так чудесно начавшийся день не оправдывал выданных авансов.

Вокруг было относительно малолюдно (относительно – для Верьяна и меня, разумеется, а не пыхтящей нам в спины Эоны): семеро обряженных в хауберки [Х а у б е р к – кольчужная рубашка с длинными рукавами и капюшоном.] пеших мужчин прикрывались круглыми щитами от возможных сюрпризов с нашей стороны. В придорожных кустах тускло поблескивало железо, – похоже, это с удобствами расположилась пара-тройка заявленных ранее арбалетчиков.

При взгляде на сей «жизнерадостный» пейзаж наша надежда на заурядное разбойное нападение тихонько скончалась.

«Не везет тебе отчего-то на встречи с простыми романтиками большой дороги». Да уж. Скорее наоборот: на пути так и норовят попасться всякие добропорядочные и сюзеренопослушные граждане. Достали уже своей праведностью, честное слово!

К слову о сюзеренах.

Происходящее на дороге оживилось с появлением щеголеватого типа, чью физиономию двоим из нашей компании уже довелось лицезреть накануне.

То-то эмблемка на плащах показалась мне смутно знакомой…

Сэр Эвэгор рю Гаш ослеплял своим блестящим в прямом смысле слова видом. Полный пластинчатый доспех, начищенный до той степени зеркальности, что создает вокруг фигуры сияющий ореол даже в пасмурный день, удачно маскировал расплывшуюся талию благородного рыцаря. Белокурые волосы, тщательно расчесанные и завитые, хотя и порядком намокшие, выгодно обрамляли волевое, красивое лицо. Плащ цвета красного вина, якобы небрежно откинутый, ниспадал с плеча тщательно уложенными складками. Даже вороная шкура рыцарского коня слепила взгляд своим начищенным великолепием.

Эона, благодаря мне лишенная этого «ослепляющего» представления минувшим вечером, издала восхищенный вздох, позабыв о своей долго и тщательно лелеемой неприязни к мужчинам. На что Верьян презрительно хмыкнул, а я наскоро прикинула, в какую сумму обходится роду рю Гаш подобный блеск – частая смена истончившихся от постоянной шлифовки доспехов проделает солидную брешь даже в герцогском бюджете.

«А навести блеск с помощью магии не дешевле выйдет?» При нынешней гильдейской монополии на выдачу лицензий? Как бы не дороже…

Рыцарь послал многообещающую улыбку (сулила она как минимум одну незапланированную беременность) нашей катастрофически краснеющей феминистке и обратил свое внимание на Верьяна.

– Какая неожиданная, но весьма приятная встреча! – Актер из Эвэгора был еще хуже, чем из Эоны актриса, а до едкой иронии Кирины он не дотягивал.

Как, впрочем, и до ядовитого ехидства охотника за головами.

– Сердечно рад за вас.

Сопровождающая эту фразу коронная Верьянова гримаса «любил я вас всех чрезвычайно извращенным способом, и не один раз» (напоминающая улыбку весьма и весьма отдаленно) пропала втуне.

– Могу уверить, вскоре эта радость станет обоюдной, наемник, – ухмыльнулся рю Гаш. – Служба у нас с братом одна имеется. Как раз по тебе.

– В отпуске я, по состоянию здоровья, – фальшиво посокрушался Верьян и в подтверждение своих слов нарочито громко охнул, хватаясь за якобы больной бок. – Того и гляди, не служба мне впору будет, а рубашка деревянная [Гроб (иносказ.).].

В присутствии сеньора люди Гаша расслабились и с трудом, но сдержали рвущиеся из горла смешки, маскируя постыдную слабость кашлем разной степени громкости.

– Тебе не в охотники за нежитью – в скоморохи надо было податься, – процедил Эвэгор, не такой добродушный, как раньше.

Надо же! Оказывается, не одна я подозревала, что Верьян ошибся с выбором профессии…

– О, да вы просто открыли мне глаза на истинное призвание!

– Я же тебе их и закрою, если не придержишь свой не в меру длинный язык.

Верьян тотчас высунул упомянутый язык и демонстративно ухватился двумя пальцами за его острый кончик.

Сейчас нас убьют, а после даже хоронить поленятся – сложат трупы кучкой на обочине…

«А как же вышесказанное „семерых одним ударом“?» Аутотренинг. Говорят, иногда помогает.

Однако вместо сигнала арбалетчикам зловещую тишину взорвал хохот. Благородный сэр Эвэгор смеялся до слез, до икоты. При этом он покраснел так, что становилось страшно, как бы у хохочущего рыцаря сердечко не прихватило.

– Придержал… и-ик… клянусь портянкой святого и-ик… и-ик…И-икития… и-ик… придержал!

Пользуясь предоставившейся возможностью улизнуть под шумок, я, подпихивая спиной упирающуюся Эону, вплотную приблизилась к повозке.

– Малой, ты куда? – Острие меча несильно, но болезненно кольнуло меня под ребра. – Шуруй-ка на место. И девку не баламуть.

Я обернулась на голос. Исподлобья глянула на говорившего – коренастого седобородого мужика и двух конных рыцарей за ним. На рослом гнедом жеребце восседал второй из братьев рю Гаш – русоволосый, сероглазый Вегений. Рыцаря сопровождал молодой парень, совсем еще мальчишка – вооружен победнее, конь похуже, а спеси во взгляде – на троих графов хватит. Оруженосец, наверное.

Опасаясь внимания сиятельных особ, я промолчала и вернулась к наемнику. Похоже, общение с Верьяном кого хочешь пререкаться отучит – дайте только срок. Вон уже Эона, открывшая рот, не поленилась немного подумать и снова его закрыла.

Направляемый умелым наездником конь гнедой масти обошел повозку и стал рядом с вороным красавцем. Его всадник все еще пытался справиться с коварно напавшим смехом. Вегений, неодобрительно глянув на брата, с хихиканьем утирающего слезы, кивком поприветствовал наемника. Тот в свою очередь на пару мгновений приподнял широкополую шляпу для ответной любезности.

– Господа, раз уж вы оказались проездом в поместье Гаш, мы с братом приглашаем вас отобедать с нами. – Мягкий, уверенный голос. Ни грана иронии или издевки в спокойном тоне. – А заодно обсудить одно взаимовыгодное дело.