— Внимание, к нам снизу идут хозяева этого клоповника, занять позиции в коридоре.

Мы как раз дошли до спуска на очередной уровень бункера. Первый был складским, где пришлось повоевать среди стеллажей множества каптёрок; второй, по-видимому, когда-то должен был стать аграрным. По крайней мере множества креплений для ламп дневного света на потолке и куча заглушенных труб намекали, что тут, во время автономного существования бункера, должны были выращивать еду. А лифт перед нами и лестница рядом с ним должны были вести на жилой уровень. Я вызвал по рации два оставшихся отряда архангелов, остатки сопротивления пусть подавит обычная пехота, у них для этого есть всё необходимое. Наши же с итальянцем бойцы располагались в коридоре шириной метров семь. Первый ряд лёг на живот, второй встал над ними на колено, третий готовился стрелять поверх их голов в полный рост. У нас было достаточно огневой мощи, чтобы утопить в огне пространство перед нами. Дверь на лестницу была открыта, и я готовился бросать гранату, как только услышу приближающийся топот ног… Или лап.

Враги не заставили себя долго ждать и гранаты полетели в дверь, раздались взрывы, но пыл бункерных сидельцев это нисколько не охладило. Наконец, первые враги показались из дверного проёма и тут же упали на пол с дырами от крупнокалиберных винтовок. Скорострельность у нашего оружия была явно маловата, но более чем достаточна, чтобы держать врага в узком проходе. А броня обычной пехоты попадания совершенно не держала. Наверно любое другое подразделение в таких условиях бы отказалось от контратаки, но не наши враги. Они, с упорством обречённых, лезли вперёд, иногда успевая дать очередь, иногда нет, а потом падали на пол мёртвыми, от их тел начал образовываться завал из трупов. Выглядело это жутко. Я начал подумывать дать залп из гранатомётов, чтобы уничтожить «мясную баррикаду», начавшую появляться на моих глазах, но она не потребовалась. Половина бойцов с винтовками начала перезарядку, пока остальные достреливали остатки магазинов, когда из проёма, наконец, показалась нечисть. Гранатомётчики открыли огонь. Противотанковые гранаты предназначены не для уничтожения пехоты взрывом и разлётом поражающих элементов, а для проделывания в броне дырок, которые не спутаешь с технологическими отверстиями. Но всё-таки взрывы достаточно заметно снижали видимость.

— Продолжать огонь! — крикнул я, чувствуя, что враг продолжает приближаться, и сжимая рукоять меча. Первый очаг нечеловеческой злобы в моём восприятии потух, одного «чёрта» мы всё-таки завалили, но его товарищи были ещё живы, и ближний бой становился всё более неизбежным. Погас второй костёр ненависти, а продвижение врага замедлялось ещё больше. Убивались они медленно: щиты достойно держали удары, но физику, похоже, никто не отменял, взрывы и тяжёлые крупнокалиберные пули с бронебойными сердечниками отбрасывали противников назад удар за ударом. Очередной костёр стал затухать, как вдруг резко рванул на нас. Я увидел, как из дыма под потолком плашмя вылетает брошенное тело и ударяется в ряд бойцов, стоящих на колене, а следом почувствовал, как остальные черти рванули вперёд с ослаблением огня.

— Двойка! — гаркнул я, бросаясь на встречу. Команда означала, что огнём остановить врага мы уже не сможем, а значит, переходим к варианту действия номер два. Псионики идут в ближний бой, а остальные отходят и стараются выцеливать врагов из винтовок. Франческо прыгнул почти синхронно со мной и мы встретили наших врагов мечами. К счастью, коридор был слишком узок, чтобы окружить нас и мы не давали себя обойти, пятясь назад, но с уязвимостью противников были проблемы. Мой меч пробивал щит, но буквально вяз в плоти, едва прорубая её на сантиметр и больше зля урода с зеленоватой чешуйчатой кожей и двумя ассиметричными рогами на голове. Оружие Франческо же вообще скорее царапало, чем ранило когтистые лапы его краснокожего врага. Вдруг между нашими двумя противниками в первом ряду попытался влезть третий, и рисунок боя заставил нас с итальянцем сместиться чуть ближе к стенам. Но едва он кинулся ко мне, как получил в голову две тяжёлые пули, одна из которых попала в глаз и убила его. Я сделал зарубку в памяти наградить неведомого снайпера — он только что спас мне жизнь. К счастью, врагов всё-таки не толпа. Лишь ещё двое, уже виденных мной «сосудов», стояли за спинами тех, с кем мы сражаемся, но была ещё одна проблема. Третий резервный «чёрт», стоявший за ними, казался значительно здоровее, и с видимым удовольствием наблюдал за схваткой. Так обычно офицеры смотрят на уже выигранную битву, точно зная, что враг проиграл, попав в его ловушку, и вот-вот «кавалерия из-за холмов» поставит эффектную точку.

Но, как бы мне не нравилась ситуация, сделать я мог только одно большое и толстое ничего. Все силы, скорость и внимание уходили на то, чтобы просто не сдохнуть прямо сейчас. Не дать врагу сократить дистанцию, не дать себя задеть или, тем паче, схватить. У итальянца на данный момент были те же проблемы, с которыми он, не смотря на все тренировки и боевой опыт, справлялся хуже, и вылилось в то, что его всё-таки задели. Было бы забавно, если не было так грустно.

Я наконец сумел нанести достаточно сильный рубящий удар по запястью врага, перерубив сустав и заставив его повиснуть на мясе с сухожильями, но в тот же момент противник Фомы прорвался на ближнюю дистанцию и ударом когтей перерубил человеческое предплечье вместе с бронёй. Тут бы моему напарнику был и конец, но он, видимо от шока, упал на колени и над его головой просвистело несколько пуль, не убивших, но сбивших чёрта с ног. Стоящий у него за спиной противник добить раненого не успел. Наконец подоспело подкрепление, и Федя с Ярославом включились схватку. Мой же «чёрт» попытался отойти назад, предоставляя одному из своих коллег шанс со мной разобраться, но сместился в бок достаточно, чтобы я не перекрывал линию огня, снова грохнули несколько выстрелов и снова одна из пуль попала в глаз. Количество поощрений для снайпера росло.

В эти же секунды два моих товарища добили лежачего рогоносца, чему очень поспособствовал клевец Фёдора. Итого у нас осталось три противника. Я и Слава продолжили бой, Стилавин, со своим клевцом, готовился поддержать любого из нас, если ранят или что-то пойдёт не так. Второй мой оппонент оказался как-то хилее первого — возможно, его позже начали превращать в сосуд. По крайней мере меч прорубал его плоть куда охотнее, и вскоре я отсёк ему руку в локтевом сгибе, неприкрытую костяными щитками, а затем нанёс укол в пасть, от чего он испустил дух. Но едва я выдернул клинок, как, снося мёртвого врага в сторону, на меня ринулся последний «чёрт», и насколько труп был слабее своих товарищей, настолько этот превосходил их всех. Успел заблокировать лишь два удара, как третий выбил из руки меч, а затем тварь бросилась вперёд и повалила меня на пол.

Я уже был готов распрощаться с жизнью, видя как замах когтистой лапы вот-вот поставит в ней жирную точку, но клевец Феди сбил удар моего врага, а несколько пуль ударили в лобастую и рогатую голову, дезориентировав монстра. В следующую секунду Фома, держа меч в уцелевшей руке, вогнал его в глаз «чёрта» со словами:

— Deus vult, stronzo!

— Аве мария, млять, — пробормотал я, выбираясь из-под тела и стирая почти чёрную кровь сосуда, заляпавшую визор. Бросив взгляд вбок, увидел, что последний «чёрт» тоже мёртв.

— Этот бугай буквально снёс его трупом, — ответил Слава на мой немой вопрос. — Закололи, как свинью, пока не очухался.

И только я успел порадоваться, как голову пронзила резкая боль, а в мозгу раздалось:

— Вы интересные. Я к вам ещё приду.

Посмотрев на товарищей, я понял, что и они, и солдаты за нашими спинами, услышали это.

— Это что, млять, было? — Федя озвучил вопрос, витавший в воздухе.

— Это демон сказал не прощай, а до свидания, — хмыкнул итальянец и посмотрел на обрубок руки, залитый кровеостанавливающей пеной. Неприятная травма, да и в нём сейчас плещется коктейль из стимуляторов с обезболивающими. Впрочем, чёрт с ним. Главное сил хватило последний удар нанести уроду.