– Что вам нужно? – спросил он обычным повелительным тоном.

– Ваше превосходительство изволили приказать сломать фонтан и засыпать источник, – ответил ремесленник. – Это будет исполнено сегодня же, через час придут мои рабочие; я хотел только посмотреть, много ли труда и времени потребуется для этого.

Барон молча взглянул на фонтан и перевел взор на Габриэль, все еще стоявшую возле него; в течение нескольких секунд в нем происходила едва заметная борьба.

– Отошлите людей, – приказал он затем. – Уничтожение фонтана может повредить саду, пусть останется. Я отдам относительно него другие распоряжения.

Барон жестом отпустил смотрителя и ремесленника; они, конечно, не осмелились сказать ни слова, но когда уходили, лица их выражали крайнее изумление. Это был первый случай, когда губернатор отменял решительно отданное приказание.

Равен подошел к краю фонтана и стал смотреть на падающие капли воды. Габриэль осталась стоять у стены, затем медленными, нерешительными шагами подошла к барону и вдруг протянула к нему обе руки.

– Спасибо! – взволнованно произнесла она. Барон улыбнулся, но без своего обычного сарказма.

По его лицу словно промелькнул солнечный луч, когда он схватил протянутую руку девушки, вместе с тем притягивая к себе левой рукой ее головку, чтобы поцеловать в лоб. В этом не было ничего необычного – он всегда делал то же, когда Габриэль за завтраком здоровалась с ним, и она до сих пор принимала это настолько же непринужденно, насколько холодно и равнодушно ее опекун пользовался своим отеческим правом. Сегодня молодая девушка впервые невольно отклонилась от его ласки, и Равен почувствовал, как ее рука дрогнула в его руке. Он вдруг выпрямился, даже не коснувшись губами лба Габриэли и выпустил ее руку.

– Ты права, – сказал он сдавленным голосом, – в журчании фонтана действительно есть что-то призрачное… Пойдем!

Они направились к замку. Позади них пел и искрился источник. Угрожавшее ему уничтожение было предотвращено, молчаливая мольба девушки и ее слезы спасли его. Суровый человек, давно переживший пору романтических увлечений, вероятно, почувствовал в эту минуту, что и он не застрахован от очарования ундин…

Георг Винтерфельд сидел у себя дома за письменным столом. У него был утомленный вид; свежий цвет лица, с которым он возвратился из недавнего путешествия, уже успел исчезнуть. Георг слишком много работал. Служебные обязанности отнимали у него очень много времени, а он еще считал необходимым посвящать каждую свободную от занятий минуту своему дальнейшему образованию, которое могло принести ему пользу в будущем. Очень часто молодой человек работал в ущерб своему здоровью, руководствуясь более благородными побуждениями, чем честолюбие. С каждым шагом вперед уменьшалась бездна, лежавшая между ним и его возлюбленной, а он был слишком уверен в своих силах, чтобы не питать надежды на то, что в недалеком будущем это бездна совершенно исчезнет.

Сослуживцы Винтерфельда, ограничивавшие свой труд теми обязанностями, которые несли в стенах канцелярии, не имели понятия о его усиленной умственной деятельности. Только проницательный взор его начальника заметил его огромное трудолюбие и недюжинное дарование, хотя у молодого чиновника еще не было случая проявить их на деле.

Георг особенно любил работать утром. Вот и сегодня он сидел над юридическим сочинением и так углубился в него, что совершенно не заметил, как в передней хлопнула дверь.

– Не трудитесь, пожалуйста! Я сам найду дорогу к господину асессору, – произнес чей-то знакомый голос, и только при его звуках Георг в изумлении вскочил со своего места.

В ту же минуту посетитель уже вошел в комнату.

– Здравствуй, Георг! Это я!

– Макс! Какими судьбами? – радостно воскликнул Винтерфельд, спеша навстречу другу. – Как ты попал в Р.?

– Прямо из дома, – ответил Макс Бруннов, дружески здороваясь с товарищем. – Я всего лишь полчаса тому назад остановился в гостинице и тотчас же отправился к тебе.

– Но почему же ты не написал мне? Хотел сделать сюрприз?

– Вовсе нет. Ты, может быть, думаешь, что меня привело сюда идеальное чувство дружбы? Ошибаешься, далеко не то. У меня здесь совершенно реальное дело, а именно хлопоты о наследстве. Но прежде всего – что с тобой? Ты так побледнел… Впрочем, если с самого раннего утра ты уже сидишь за книгами… Георг, ты неисправим!

С этими словами Макс выразил явное намерение схватить приятеля за руку, чтобы проверить пульс, но Георг, смеясь, оттолкнул его и усадил на диван.

– Оставь, пожалуйста, свои докторские замашки, я чувствую себя великолепно! Итак, ты приехал по делу о наследстве? Что же, на тебя свалилось богатство?

– Не богатство, – возразил Макс Бруннов, – а лишь небольшое состояние, оставшееся после одного старого родственника, владевшего поместьем близ Р. Я даже не знал его лично. Между ним и моим отцом уже давно произошел полный разрыв все из-за того же политического прошлого. Теперь родственник этот умер, не имея прямого наследника и не оставив завещания, и здешний окружной суд известил об этом отца, как его ближайшего родственника, приглашая предъявить свои права на наследство. Разумеется, отец не может сделать это лично, поскольку, едва переступив границу своего отечества, очутится в крепости, которую некогда покинул не совсем обычным путем, а именно при помощи веревочной лестницы. Поэтому ему пришлось послать меня в качестве своего доверенного.

– У тебя есть доверенность? – спросил Георг.

– Самая полная, – ответил Макс. – Но, несмотря на это, будет достаточно много проволочек и формальностей. Во-первых, усложняет дело бегство отца и его продолжительное отсутствие, а затем порочное имя революционера едва ли расположит здешних судей к особенной любезности по отношению к нему. В предвидении этого я взял более продолжительный отпуск и думаю пробыть в Р. до окончания дела. Я весьма рассчитываю на твои юридические советы и помощь.

– Весь к твоим услугам. Но прежде всего переезжай из гостиницы ко мне, у меня хватит места.

– С твоего разрешения я не сделаю этого, – сухо ответил Макс.

– Почему?

– Потому что не хочу навлечь на тебя неприятности со стороны начальства. Разве ты можешь дать мне слово, что твое пребывание у нас осталось незамеченным и не имело никаких последствий?

– Правда, мне пришлось выслушать несколько неприятных слов от своего начальника. Однако осторожность в моем положении имеет свои границы. Я ни за что не пожертвую дружбой.

– Этого вовсе и не требуется, но незачем вызывать и конфликты. Тебе известно, что я ни во что не ставлю бесцельное самопожертвование, а твое приглашение является именно таковым. Не возражай, Георг, я останусь в гостинице. Ты и так достаточно компрометируешь себя в глазах всех этих лояльных господ, не отрекаясь от дружбы со мной.

Отказ был произнесен таким решительным тоном, что Георг не стал настаивать.

– В таком случае позволь по крайней мере поздравить тебя с получением наследства, – сказал он. – Я думаю, что если оно и не велико, то все же весьма существенно для вас.

– Конечно, и главным образом для отца. Теперь, когда вопрос о хлебе насущном навсегда отойдет на задний план, он сможет беспрепятственно отдаться своей любимой науке. Да и я приобрету благодаря этому давно желанную самостоятельность. Я уже давно бросил бы свое место в больнице, если бы не необходимость прочного обеспечения нашего домашнего обихода. А теперь это излишне. Я создам себе практику и женюсь.

– Ты хочешь жениться? – изумился Георг. – На ком же?

– Я и сам не знаю. Как только обзаведусь собственным углом, начну подыскивать невесту.

– Среди дочерей Швейцарии?

– Конечно. Я высоко ценю деятельный и практический характер этого народа, хотя по временам его представители бывают довольно грубоваты. Впрочем, я и не ищу нежной жены – муж и жена должны подходить друг к другу.