Тут подошел наш ял — притащил его на буксире спасательный катер, — и на берег выскочил Лухманов. Вылили мы из яла воду, поставили его на ровный киль и стоим, происшествие обсуждаем.

А Бригантина наклонялась к уху Петушка и прошептала доверительно:

— Вот вам и бим-бом-брам. Я думала, что вы морях, а вы… фальшфейер.

Сделала этак ручкой, — мол, будьте здоровеньки, — прыгнула в ял, оттолкнулась от берега и была такова.

А Петушок стоит, подсыхает на солнышке. Взяли мы его под руки и двинулись в укромное местечко приводить себя в порядок.

На корабле об этой истории узнали на следующий день. Даже в стенной газете написали с соответствующими рисунками и стихами. Вверху надпись: «Не будем фальшфейерами», а внизу примечание: «Фальшфейер — картонная трубка, набитая порошком бенгальского огня. Служит для производства сигнала путем пускания дыма и искр. В настоящее время на флоте неупотребительна — сдана в музей за непригодностью и первобытностью, как обломок старины далекой. И. Лухманов».

Так-то вот и опростоволосился наш Петушок. Уж после я узнал, что все это подстроил Лухманов. Бригантина же эта — вовсе не Бригантина, а Оля, сестра Лухманова. В мединституте учится она и имеет первый разряд по парусному спорту. Да, девушка! По правде говоря, ничего против нее не имею. А вот от Лухманова я этого не ожидал. Человек он вполне положительный, а поди же, придумал такое! Скажете — педагогика! Не знаю, как там насчет педагогики, а вот гонорок у Петушка поубавился, а рвение к изучению военного дела прибавилось, это да, точно!

Старшина группы мотористов торпедного катера Абдулла Ахметов возвращался с друзьями из города на пловучую базу. По дороге моряки повстречали парнишку лет четырнадцати в изорванном пальтишке с куском хлеба в руках. На голове его ухарски сидела белая заячья шапка-ушанка, из-под которой выбивались пряди черных волос. На ногах гремели подбитые железками огромные солдатские сапоги.

— Здорово, парнище! — шутливо окликнул его Ахметов.

— Ступай себе мимо, — серьезно ответил «парнище», отправляя в рот изрядный кусок хлеба.

— Какой же ты грозный!

Моряки засмеялись.

— Я не грозный, я — обыкновенный.

— Батыр! Как тебе имя?

— Александр Владимирович Савин.

— Важный джигит! А куда ты идешь?

— В город.

— Домой?

— Ни… У меня дома нет. Разрушило бомбой и маму убило. Один я, — сказал «парнище» и сразу опечалился. Петушиный задор его пропал, и он показался морякам совсем маленьким.

Моряки перестали улыбаться, окружили его.

— Так. А отец? — продолжал расспрашивать Ахметов.

— Отец умер еще до войны.

— А родственники есть?

— Есть. Они далеко, в Ленинграде. А Ленинград в блокаде, там тоже фашисты напирают, — не доберешься.

— Ты куда ходил?

— Так просто, — неуверенно ответил Саша и, застеснявшись, спрятал за спину хлеб.

— Понятно, — Ахметов задумался. — Ты учишься?

— Нет, бросил. Уже два месяца не хожу в школу.

— Плохо. Совсем плохо, Александр. А хочешь учиться?

— Какое теперь учение:; воевать надо с фрицами.

— А где ты воюешь?

— Я… — начал воодушевленно и громко Саша, но, посмотрев на ордена и медали Ахметова, смешался и тихо закончил: — Я зажигалки сбрасываю с домов. Как немецкие «горбыли» прилетят, я сразу на крышу. Конечно, этого мало. Вот если бы на корабль попасть, да в бой ходить — это да.

— Кто же тебя в бой пошлет, если ты не умеешь бороться с простыми трудностями.

— Я умею, — обиженно сказал Саша.

— Умеешь, а вот в школу не ходишь. Конечно, в школе надо учиться, готовить уроки, а это нелегко. Сила воли для этого нужна, мужество.

Саша широко раскрыл глаза и удивленно посмотрел на старшину.

— Шутите вы! Какое тут мужество: сиди и решай задачи, учи географию, зверей разных, растения. Терпение лопнет!

— Во — терпение! Тропа — мать дороги, терпение — мать мужества. А терпения у тебя нет. Слабый ты, джигит, не выносливый, значит. Настоящий батыр это такой человек: ему тяжело и холодно — он терпит; нет хлеба, воды нет — он терпит; рана в груди — он терпит, не плачет, не падает духом; враг со всех сторон — он терпит, не отступает, а идет вперед, бросается на врага и уничтожает его, как шакала.

— А учеба? — неуверенно возразил Саша. — Сильным надо быть…

— Хо! — воскликнул Ахметов. — Если враг умнее тебя — он страшен. Ему яснее обстановка, он видит все насквозь, в этом его сила и преимущество. Много, много учись, поднимись выше врага, чтобы победить его. В бою соображать надо!

Саша опустил голову.

— Ну вот что: пойдем с нами, — просто, по-отцовски сказал Ахметов, — накормим тебя. Чай горячий попьешь, молодой, совсем молодой будешь. Выспишься, а завтра мы поговорим, хорошо поговорим. Согласен?

Саша посмотрел на моряков и улыбнулся.

— Ну, вперед, — скомандовал Абдулла Ахметов и, положив на плечо Саши руку, зашагал по дороге.

Саша пошел рядом, изо всей силы стараясь шагать в ногу с моряками.

На следующий день утром Сашу разбудил свист боцманской дудки и крик дневального: «Подъе-о-ом!» Саша поднялся и огляделся. В небольшом кубрике стояло несколько коек, заправленных зелеными одеялами с белоснежными подушками в головах. Матрос с голубой повязкой на левом рукаве фланелевки смотрел на него и улыбался.

— Ох, и спишь ты! Все уже давно встали. Видишь — никого нет. Скажи спасибо старшине Ахметову — он приказал не будить тебя.

Саша вскочил с койки, поискал глазами свою одежду. Матрос засмеялся.

— Твои «доспехи» за борт выбросили. Новое обмундирование получишь, матросское. Понимать надо: к гвардейцам попал. Во! — и матрос поиграл кончиками оранжево-черной ленточки бескозырки и вдруг крикнул: «Марш умываться! За мной!»

Саша побежал за матросом. Чистый, повеселевший, он возвратился в кубрик. Вскоре пришел старшина первой статьи Ахметов. Саша узнал его и обрадованно бросился навстречу. Абдулла был тронут.

— Батыр! На вот, одевайся! — Ахметов разложил перед Сашей черные брюки, фланелевку, синий матросский воротничок, полосатую тельняшку, флотский ремень с медной бляхой, бескозырку. Вещи были настоящие, добротные, и Саша замер от восхищения.

— Одевайся! Не тяни. К командиру пойдем, к гвардии капитану третьего ранга Остроухову. Приказал явиться.

Саша оделся. Бескозырка оказалась без ленточки, и это обстоятельство разочаровало его. Он пристально посмотрел на старшину, теребя край бескозырки.

— Салака! — сказал матрос насмешливо. — Не положено ленточки. Гвардейскую ленту заслужить надо.

— Да, да, — подтвердил Абдулла. — Гвардеец — это высокое звание воина. Заслужить его надо. Ну, пойдем, — сказал старшина, осмотрев Сашу со всех сторон.

Капитан третьего ранга расспросил Сашу о жизни, об учебе и разрешил Ахметову оставить его на пловучей базе, но устроить немедленно в школу.

— Учиться тебе надо, Александр. Вот ты пропустил два месяца — это плохо. Старайся наверстать упущенное. Я буду ходатайствовать перед командующим о зачислении тебя в отряд воспитанников. Смотри же, не подведи.

— Я буду стараться, сильно стараться, — ответил взволнованно Саша.

— Добро! Гвардейцы должны быть всегда во всем впереди, — и, обратившись к Ахметову, приказал: — Вам, старшина, поручаю заниматься воспитанником Савиным, учить его своей специальности без отрыва от школы, приучать к морскому делу. Но главное — школа. Это запомните. Ясно?

— Ясно. Есть, товарищ капитан третьего ранга! — ответил старшина.

Так Александр Савин был принят в семью гвардейцев отряда торпедных катеров. Абдулла Ахметов устроил его в школу, подарил полевую сумку, купил книги, тетради, и Саша начал учиться в шестом классе. В свободное время старшина знакомил Сашу с катером. Командир катера, лейтенант Загребный, и все члены немногочисленного экипажа встретили воспитанника приветливо.