— А кто забирал? КГБ? ЦК?

— Общий отдел ЦК, а сдавали, по их словам, в Министерство финансов. Каждую вещь осматривали, оценивали, качество проверяли — по пять человек, бывало… Кто-то сказал: «Вам дарили перстень, очень массивный». «Не знаю, — говорю, — вот у меня пять перстней есть — выбирайте, какой хотите». Один взяли…

— С бриллиантом?

— Какие бриллианты?! Они все были без бриллиантов. Потом говорят: «У вас ваза должна быть золотая». — «Не знаю, — отвечаю, — золотая она или нет. Есть вот ваза без коробки — я ее в горку поставила. Сверху как золотая. Там портрет Лени. Написано: «От народа Азербайджана». Забрали. Проверяли. Оказалось — не золотая, а серебряная и позолоченная. Но не вернули.

— Не понимаю, откуда заведующий отделом ЦК знает, какие у вас вещи?!

— Объяснял, что поступают письма трудящихся: «Подарены золотые чашки…» Перстень, что забрали, был подписан: «От малоземельцев». Отдала…

— Я слышал, что Леониду Ильичу, когда он был в Узбекистане, Рашидов якобы подарил бюст, отлитый из золота.

— Нет, из белого мрамора сделанный. Он все время у нас стоял. Я предлагала — вот он стоит, возьмите. А золотого бюста не было! Его же не поднимешь!

— А мраморный бюст сохранился?

— Нет. Когда переезжали с дачи, не знаю, куда задевали. Потом еще один из постпредства Казахстана притащили. Дежурный говорит: «Вот, привезли бюст Леонида Ильича». Был Кунаев — бюст стоял, а Кунаева сняли — бюст мне привезли. Куда я его дену?! Так и остался на даче.

Когда все у меня забрали — отстали! А теперь и вовсе забыли. Машину не дают, если куда надо поехать. Говорят, вы такому-то позвоните — вас в списке нет. Оставьте, мол, номер вашего телефона. Оставляла, но никто не звонит. И я звонить перестала.

— У детей есть машины, если куда надо поехать? У Гали, например?

— Машина у нее есть, но она сама не водит, не научилась. Говорит, продавать не хочется, обесцениваются деньги…

Живет Галя в городе. На даче жить нельзя — ремонт надо делать, а начинать его глупо: боится, что отберут дачу… Пусть бы, говорит, поскорее решалось, а то ждешь… Все описано, что не описано — продала. На сто пятьдесят рублей живет. У меня не хочет брать.

— Когда работы Леонида Ильича печатались, у него же большие гонорары были. У вас остались эти деньги?

— Да, на книжке. У Гали деньги отобрали. Я не сообразила, что нужно было написать, что я ей, Витусе и Юре передаю деньги по наследству. А я просто перевела. У нее книжку и забрали. А теперь суд ей вернул, но тоже не сразу отдали.

— И все же «Воспоминания» ведь хорошо издавались. И у нас, и за рубежом.

— Да. И после его смерти, даже в прошлом году, какие-то деньги приходили. Да мне теперь много не надо. Хорошо хоть, что в больнице пока лечат: инсулин есть, а то ведь в аптеках и анальгина-то нет.

— Где находится ваша поликлиника? На Сивцевом Вражке?

— Пока еще там. Но хотят разделить по районам. И уже не знаю, в какой буду больнице. Мне ведь самое главное — каждый день уколы надо делать.

— Ас чего диабет начался?

— Многолетний. Может, лет тридцать назад.

— И все время на уколах?

— Нет, сначала ничего, диабет был такой молоденький… А потом таблетки. Уколы позже прописали. Инсулин был наш, отечественный — каждый раз колоться за полчаса до еды. А уж потом появился датский инсулин, укол которого один раз в день делают. Пока еще дают этот инсулин. Но не знаю, как дальше будет.

— А глаза как? Совсем ничего не видите? Хоть тени мелькают?

— Нет. Совсем ничего. И левый глаз начал болеть. Без всякой причины болит. Веки опускаются, будто свинцовые. Но что поделаешь, уже и по возрасту, слава Богу, пожила.

— Сколько вам сейчас лет?

— 11 декабря будет 84 года[1].

— Ухудшение зрения, наверно, связано с переживаниями? Когда Леонид Ильич умер, вы еще видели?

— Видела, видела все. А после этого ухудшение пошло резкое. И когда началось с Юрием Михайловичем. Все это, знаете, нервы… И вот три… Нет, около четырех лет как я совсем не вижу».

Имена и названия, которые дает сама История, неоспоримы и неотменяемы. Обратимся тут к опыту Великой Русской революции. Остались навсегда в памяти знаменитые слова: «большевики» и «меньшевики». Ясно, что в самом наименовании первые неоспоримо предпочтительнее вторых. Сколько уж написано, и справедливо, что оба наименования случайны, возникли в связи со второстепенными событиями, сколько бы ни отрицали меньшевики свою кличку, именуя себя на европейский манер «социал-демократами», все напрасно. Как были «при жизни» меньшевиками, так и остались таковыми в истории, то есть как бы вторичными, даже второстепенными по сравнению с их соперниками большевиками.

То же произошло и с главной партией тогдашней русской буржуазии. Ее деятели уже летом 1905 года выспренно назвали себя конституционно-демократической партией. Тяжеловесное это название тут же в народном восприятии сократилось в аббревиатуру «к. д», а в произношении просто «кадеты» — в ту пору очень распространенное слово, обозначавшее младших воспитанников военных училищ. Так они в истории и прописаны. Ужасно обижались интеллигентные кадетские деятели на такое название, после Февраля 1917 года сами себя нарекли Партией народной свободы, но этого никто и не заметил-то, тем паче внимания не обратил. И тогда, и ныне в исторических трудах у нас и за границей именуют тех неудавшихся политических западников коротко и просто: «кадеты»…

Русское духовное возрождение, потерпевшее страшный погром революционеров-интернационалистов в двадцатых годах, переживало, как можно заключить, два этапа, весьма разнящиеся как хронологически, так (и в особенности) по политическому содержанию. В первый раз оно проводилось сугубо «сверху» при Сталине в конце сороковых — начале пятидесятых годов. Это очень интересный исторический сюжет, до сих пор не получивший сколько-нибудь серьезного научного изучения и тем паче осмысления. Рассмотрение вопроса выходит за рамки нашей скромной работы, скажем совсем кратко. Сталин на подъеме послевоенного патриотизма повел широкую кампанию по возрождению государственного российского патриотизма (он именовался, разумеется, советским). Одновременно повелась борьба с космополитизмом (тут слова точно соответствуют смыслу событий). Увы, Сталин не имел тут ни четкого плана, а главное — достойных исполнителей, особенно после внезапной кончины убежденного русского деятеля А. Жданова. По смерти Сталина эта кампания была прекращена тоже «сверху» и глубоких корней в народе не породила. В качестве язвительного анекдота осталось в памяти: «Россия — родина слонов». А многое положительное было затоптано и забыто.

Брежнев не управлял страной, а плыл вместе с ней по течению судеб. В этом, кстати, была его главная положительная сущность. Он не мешал (или не очень мешал) естественному росту природных сил и течений. А уже с начала тридцатых годов в поверженной недавно России отчетливо наметился вектор движения в сторону русского национального самосознания. Более того, по сравнению с дореволюционным уровнем это сознание было сильно обогащено грандиозным опытом Великой Русской революции, имевшей именно всемирный размах и последствия. Так и наш русский опыт естественным путем сделался опытом всемирно-историческим.

В этих благоприятных, по сравнению не только с двадцатыми годами, но даже и с дурацким богоборцем Хрущевым, почти тепличных временах, с середины шестидесятых дружно, быстро и широко стало развиваться и расти Русское Возрождение. Не исключено, что когда-нибудь его назовут великим. Да, ибо как уже теперь видно, всходы те принесли устойчивые плоды. Как истинно серьезное явление, оно шло снизу, от обширного слоя русского образованного сословия. Не вдаваясь в терминологические дебри, можно четко обозначить этот слой как народную интеллигенцию. Русскую.

И вот тогда вдруг по всей Руси Великой взросло и живет по сию пору, падая и поднимаясь, то народное движение из самых его глубин, которое ныне получило уже наконец общепринятое название — Русская партия. Что ж, значит, так и станем себя именовать.