— Мам, все нормально, — аккуратно вытерев нос ладошкой — до платка нужно было ещё дотянуться — Герман улеглась на кровать, прикрыв глаза и стараясь выровнять голос.

— Врешь. Что произошло?

— Да ничего, просто… — слезы и сопли чихать хотели на её старания, поэтому закончила Алена, уже сопя и всхлипывая. — Мы с Женей поругааались.

— Ох, Боже ж мой… Я сейчас приеду, вы у себя?

— Мам, ты о чем, не вздумай приезжать! — от такой новости девушка перестала распускать нюни и рывком встала с постели. — Сиди в пансионате, мы сами все решим. Честно, из-за ерунды поссорились, к вечеру помиримся.

Ага, как же…

— Тогда успокойся, умойся и приезжай ко мне. Он рядом?

— Сейчас — нет, — уточнять, что его тут в ближайшее время не предвидится, Аленка не рискнула, нечего мать лишний раз расстраивать.

— Тогда, чтобы через час была у меня, иначе сама к тебе приеду.

Как ни пыталась Герман убедить, что это у неё все от стресса и акклиматизации, но Ирина Леонидовна на своем стояла железно — чем немало удивила дочь, привыкшую к немного другому поведению. Поэтому Лёнке ничего не осталось, кроме как все-таки плеснуть в зареванное личико ледяной водицей и спускаться вниз.

Зараза Астахов, так не вовремя позвонивший, оставался неуловим. Как ни пыталась Алена ему дозвониться, все упиралось в "абонент недоступен". Ну, и ладно, ей есть о чем подумать, кроме глупости сестры и её проблем.

В предыдущую поездку от откровенного лихачества девушку удерживало присутствие Жени на соседнем сиденье, а теперь — понимание того, что мама по затраченному времени сразу поймет, с какой скоростью дочь спешила на встречу, а продолжать доставлять ей плохие новости она не собиралась.

Дяденька-"агент" только успел высунуться из своего засадного куста, как спрятался обратно. То ли узнал Алену, то ли рассмотрел выражение её лица, но рисковать предусмотрительно не стал.

В послеобеденное время немногочисленных болезных разогнали по палатам предаваться здоровому сну, поэтому санаторий производил несколько странное впечатление одновременного присутствия и безлюдности. Но для Лёны эффекты в стиле Стивена Кинга были наименьшей из сложностей. Сейчас нужно успокоить маму, а потом сесть и хорошенько подумать, что делать дальше. Расставаться с Женькой не хотелось совершенно, но и его обвинения. Не считала она себя в этом грешной. Ну, если немножко, а не в том количестве и качестве, которые ей предъявили. Да, и утаила, и обманула, но… Черт, видимо, не всегда ложь во благо считается смягчающим обстоятельством.

Мама Ира сидела в кресле-качалке возле окна, что-то там тщательно высматривая. Если пыталась не проворонить дочь, то зря — вряд ли Алена подгребала бы со стороны моря, куда и выходили балконы корпуса. Наверное, просто глубоко задумалась, поэтому даже пропустила появление Лёны.

— Привет ещё раз, — девушка прошла в комнату и плотно прикрыла дверь, не желая посвящать в свои проблемы прочих постояльцев.

— Ох, я уже начала волноваться, хотела такси взывать, — женщина удивительно резво встала.

— Стоп. Мамуль, хватит скакать, ещё голова закружится, — Алена обняла и поцеловала маму, как бы невзначай подталкивая к кровати. — Давай присядем.

— Как ты, солнышко? — Ирина Леонидовна попыток усадить себя не оценила, больше занятая рассматриванием дочери. Умывание немного исправило ситуацию — припухлость с лица ушла, но вот глаза все равно остались красными, а нос — немного сопливым. — Что у вас случилось?

— Да все будет хорошо, обычная ссора. Извини, что расстроила, — Лёнка все-таки смогла усадить её и устроилась рядом. — Как бассейн?

— Ален!

— Что? Серьезно, это все ерунда, просто ты позвонила, когда я была обижена на весь белый свет, — девушка, повинуясь нажиму материнской руки, легла на кровать и устроилась головой на коленях Ирины Леонидовны.

— Помнишь, лет пятнадцать назад мы отдыхали на Русском? И местные ребята дразнили тебя коломенской верстой, — теплые пальцы нежно прошлись по темным волосам, расправляя чуть спутаны ветром пряди. — Там ещё был мальчик Рустам, который называл тебя медузой, из-за того, что у тебя были всегда холодные руки.

— Да, помню, — Аленка невольно улыбнулась. Она рано вытянулась, поэтому оказалась почти на полголовы выше сверстников. Естественно, те этому жутко завидовали, вот и дали обидной прозвище. Это было именно то самое золотое детство. Никому не нужно ничего доказывать или хвастать — все вместе загорелой до черноты гурьбой носились по пляжу, доводя родителей до нервного тика своими выходками.

— Это был последний раз, когда ты плакала из-за того, что сказал какой-то мальчик. Во всяком случае, так, что это кто-то видел. Так что у вас произошло?

— Мам… — девушка замолчала. Конечно, как-либо дерзить и одергивать она не собиралась, но и рассказывать правду нельзя — тогда придется начинать сначала, а вряд ли здоровье Ирины Леонидовны сильно поправится от осознания масштабов происходящего.

Но вот тут Алена оказалась совершенно не права.

— Доча, если ты не желаешь рассказывать, потому что просто не хочешь — это одно. А если из-за проблем папы, то зря — я в курсе всего.

— Это сейчас такой еврейский ход, чтобы я покаялась вообще во всех грехах? — она прикрыла глаза от удовольствия. Все-таки Лёне очень не хватало матери. Вроде, давно уже выросла, самой пора семью заводить, но вот этой щемящей нежности, от которой хочется зажмуриться ещё плотнее и прижаться к маминой груди, сильно недоставало.

— Что за выражения? — в отместку Ирина Леонидовна чуть дернула её за мочку уха.

— Ай! Я больше не буду, правда!

— Смотри у меня… А насчет откровенности — Коля рассказывает мне если не все, то очень многое. И про эту дурацкую проверку я тоже знаю. Хотя, по мне это просто идиотизм чистой воды, он на них работает уже больше десяти лет, а теперь — это…

Алена проглотила ещё более резкое высказывание, чем то, за которое ей надрали ухо. Вот уж никогда бы не подумала, что мама в курсе таких интимных подробностей отцовского дела. Для всех он был просто очень удачливым бизнесменом, пользующимся поддержкой власть имущих на уровне федерального округа. И крайне мало кто знал, что большая часть предприятий, входящих в состав консорциума, на самом деле принадлежит не Николаю Петровичу, а чиновникам высокого ранга. И отнюдь не боязнь этой псевдоборьбы с коррупцией, кумовством и прочими прелестями российского бытия заставила их сделать Германа кем-то, вроде очень высокооплачивого топ-менеджера. Просто у него получалось зарабатывать деньги в тех направлениях, на которых прогорало большинство его конкурентов. Вот и создали что-то, типа великосветского литературного кружка. Только вместо свежих поэм и виршей тут обсуждалось несколько иное. И оно, это иное, исчислялось суммами, от которых у рядового человека мог бы случиться удар и пожизненный нервный тик.

— И давно ты в курсе?

— Если ты о его делах, то Коля рассказывал, ещё, когда это все начиналось. А про именно этот случай — вчера вечером. Он ведь ночует здесь. Боится, что и меня могут вмешать. Наивный он, кому я, кроме него, нужна… Да и потом — все, что хотели, уже выяснили, поэтому тебя точно больше трогать не станут. Но все равно будь осторожна, хорошо?

— Мне нужна. И Илюше с Алиной. Ты нам очень нужна, поэтому больше никогда так не говори, — Алена перестала стоить из себя разомлевшую от хозяйской ласки кошку и приподнялась, обнимая маму за шею. — Я и не знала, что он тебе все это рассказывает. А осторожность… Акций у меня уже нет, поэтому я теперь тоже никому не нужна. Ну, из врагов, — тут же исправилась девушка, заметив, как Ирина Леонидовна нахмурилась.

— Это был больше психологический ход — посмотреть, что он будет делать, если возникнет угроза для его ребенка, а отлучиться, да и вообще как-то проявить эмоции, нельзя, это сразу сочтут слабостью, и тогда все станет намного хуже. А может, заодно пытались окончательно настроить против нас, кто знает. Когда ты уехала, у меня сердце было не на месте, все время боялась чего-то похожего. Ты же совсем одна была, беззащитная. Вот он и старался про тебя вообще не упоминать, чтобы постепенно забыли. Только не получилось…