ГОСУДАРСТВО НАХОДЯЩИМСЯ В СОСТОЯНИИ ВОЙНЫ.

Дата объявления войны с Германией взволновала Лазаруса Лонга, хотя сам факт начала военных действий ничем не мог удивить его. Он так растерялся, что даже не мог сразу сообразить, почему его «обратное зрение» оказалось более близоруким, чем предвиденье.

Объявление неограниченной подводной войны в начале 1917 года неожиданностью не было: он помнил об этом по урокам истории. Телеграмма Циммермана не встревожила его, хотя он о ней не помнил. Она как будто бы укладывалась в схему, заученную на тех же уроках. Собственных же воспоминаний о трехлетии, последовавшем за 1914 годом, когда Соединенные Штаты медленно от нейтральности склонялись к войне, Лазарус не имел, поскольку был тогда слишком мал. Вуди Смиту не было двух, когда она началась, но его страна вступила в боевые действия, когда ему вот-вот должно было стукнуть пять.

И Лазарус продолжал придерживаться той временной последовательности, которую наметил, обнаружив, что попал сюда на три года раньше срока. Схема эта работала так хорошо, что ошибку свою он осознал лишь тогда, когда война буквально обрушилась ему на голову. Он проанализировал причины ошибки и убедился в том, что грубо нарушил правила выживания: он поддался собственным страстям, не желая даже усомниться в своей временной последовательности.

Все было просто: ему не хотелось так быстро расстаться со своей вновь обретенной первой семьей — и в особенности с Морин.

Морин… Решив остаться до первого июля, как и было намечено сначала, после ночи борьбы со своей смятенной душой, ночи тревог и решимости, когда Лазарус писал письма, рвал их и снова писал, он вдруг обнаружил, что вполне может встречаться с миссис Брайан Смит и общаться с ней с дружелюбной, но формальной вежливостью; способен не выказывать излишнего интереса к ее личности, выходящего за пределы, допускаемые местными нравами. Он продолжал вести целомудренный образ жизни, радуясь тому, что имеет возможность находиться возле нее, хотя бы изредка, так, чтобы не обеспокоить подозрительного деда.

Лазарус действительно был счастлив. Как с Тамарой, или с близнецами, или с любой из своих дорогуш. Совокупление не имеет ничего общего с любовью. Он всегда умел, когда надо, пригасить огонь и позабыть о нем. Ни на миг не забывая об огромном физическом очаровании женщины, которая была его матерью более двух тысяч лет назад — экий странный временной вектор, — он тем не менее взял себя в руки, и это никак не повлияло на его поведение и не уменьшало радости, когда ему позволялось бывать рядом с ней. Он полагал, что Морин догадывалась обо всем, что он чувствует, а точнее — от чего удерживает себя и почему, но явно одобряла подобное самоограничение.

В течение всего марта он подбирал к ней ключи. Брайан-младший хотел научиться водить автомобиль; дедуся считал, что он для этого достаточно подрос, и Лазарус принялся учить брата. Он уезжал с ним из дому и привозил его обратно — и частенько бывал удостоен взгляда Морин. Лазарус сумел даже подобраться к Вуди. Он сводил ребенка в цирк на волшебника Торстона Великого, а летом обещал съездить с ним в Электрический парк. Это место увеселения было для Вуди пределом мечтаний. Сие обещание скрепило предполагаемый союз. Из цирка Лазарус привез ребенка спящим, в целости и сохранности, за что и был вознагражден чашкой кофе в компании деда и Морин.

Лазарус вызвался помогать группе бойскаутов, состоявшей при церкви. Джордж был в отряде новичком, а Брайан скоро должен был удостоиться звания «орла». Лазарус обнаружил, что это занятие доставляет ему удовольствие, — и дедуся приглашал его зайти всякий раз, когда он привозил ребят домой.

Лазарус мало интересовался внешней политикой. Он по-прежнему покупал канзасскую «Пост», и мальчишка-газетчик на углу 31-й и Труст считал его своим постоянным клиентом, Лазарус платил никель за газетенку стоимостью в пенни и никогда не спрашивал сдачи. Но завершив ликвидацию дел, Лазарус стал редко читать газеты, даже «Биржевые новости».

В то воскресенье, 1 апреля, Лазарус не собирался навещать свою семью по двум причинам: дедуси не было дома и вернулся отец. Лазарус не хотел встречаться с отцом до тех пор, пока дед не порасскажет ему о новом знакомце. Он сидел дома, готовил, занимался домашними делами, возился с ландо, чистил и полировал кузов и писал послание семейству, оставшемуся на Тертиусе.

Утром во вторник Лазарус прихватил письмо с собой, намереваясь подготовить его для отправки. Он, как обычно, купил газету на углу 31-й и Труст и, усевшись в автобус, принялся рассматривать первую страницу. И немедленно нарушил привычку праздно глазеть в окно — пришлось прочитать газету целиком. После чего он направился не в фотолабораторию Канзас-Сити, а прямиком в читальню главной публичной библиотеки, где и потратил два часа, пытаясь догнать мир. Он прочитал все местные газеты, свежую «Нью-Йорк таймс» — там был напечатан текст послания президента к конгрессу: «Боже, помоги Америке, она не может поступить иначе!» — и вчерашнюю «Чикаго трибьюн». Лазарус отметил, что «Трибьюн», самый отпетый враг Англии за пределами германоязычной прессы, торопливо отрекалась от прежних обетов.

Потом сходил в туалет, где порвал письмо на мелкие клочки и спустил в унитаз.

Оттуда он пошел в сберегательный банк «Миссури», снял со счета деньги, явился в кассу железной дороги Санта-Фе и приобрел там билет до Лос-Анджелеса с тридцатидневным транзитом до Флагстаффа, штат Аризона, побывал на вокзале, а потом отправился в банк «Содружество», где получил свой сейф и извлек из него небольшой, но тяжелый ящичек с золотом. Попросил разрешения воспользоваться умывальной комнатой банка (положение постоянного клиента позволило ему добиться этой чести). Разложив золотые монеты по карманам пиджака жилета и брюк, Лазарус уже не выглядел изящным. Одежда на нем топорщилась тут и там, он старался идти осторожно, чтобы не звякнуть, и заранее приготовил никель для автобуса, — и всю дорогу ехал на задней площадке, боясь сесть. Ему было не по себе до тех пор, пока он не вошел в свою квартиру, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.

Он быстренько соорудил сэндвич и съел его, а затем приступил к портняжной работе, зашивая золотые монетки в предназначенные для них карманы жилета. Лазарус заставлял себя работать медленно и старался шить как можно аккуратнее, чтобы никто не заподозрил, что скрыто под тканью.

Около полуночи он сделал еще один сандвич, а потом вернулся к работе. Удовлетворившись тем, как сидит и смотрится на нем костюм, он отложил жилет с деньгами в сторону, расстелил на письменном столе одеяло, водрузил на него тяжелую пишущую машинку «Оливер» и двумя пальцами принялся выстукивать:

Лазарус отпечатал два оригинала послания, подписал два набора конвертов, воспользовавшись обычными адресами: на одном был адрес его местного агента, другой был адресован в Чикаго. А потом составил акт о продаже:

Этот документ он положил в конверт, выпил стакан молока и отправился спать.