— Рядом. И прикасаешься ко мне. И тем не менее еще не рожден… Или нет! Значит, в твоем времени я давно умерла? И ты знаешь, когда я умру, но не хочешь мне об этом говорить.

— Забудь об этом, Морин. Ты не должна была знать этого обо мне. Но мне пришлось открыться ради тебя.

— Извини, Лаз… Теодор, мой воин, я не буду больше задавать вопросы.

— Любимая, мы рядом, а это значит, что и ты жива, и я, вне сомнения, был рожден. Ущипни себя и убедишься. Все «сейчас» эквивалентны; это основная теорема путешествия во времени. Они не исчезают; прошлое и будущее — математические абстракции, но «сейчас» неизменно. А что касается того дня, когда ты умерла или умрешь — что одно и то же, — я не знаю его. Мне известно только, что у тебя было, есть и будет много детей, что ты проживешь долгую жизнь и так и не поседеешь. Но Фонд потерял твои следы… или еще потеряет. Дата твоей смерти в анналах отсутствует. Быть может, ты просто куда-то уехала, не известив об этом Фонд. Возможно, я еще вернусь, когда ты состаришься, и увезу тебя на Тертиус.

— Куда?

— К себе домой. Я думаю, тебе там понравится. Весь день можно расхаживать без одежды — как на той французской открытке.

— Мне-то понравится. Только едва ли это пристало старухе.

— Тебе придется попросить Иштар, чтобы она реювенализировала твое тело. Я же сказал, что она сделала из Тамары, когда у той груди повисли до пояса и превратились в пустые мешки. А погляди на Тамару сейчас — в будущем «сейчас»; она беременна, как молодая. Но забудь о том, что случилось и о том, что еще случится.

Мама Морин — черт меня побери, если я вновь назову тебя бабушкой, — мне известно лишь то, что анналы не зафиксировали даты твоей смерти; я рад этому, и ты радуйся тоже. Carpe diem![37] Мы уже почти приехали. Ты что-то начала говорить, а я сказал: «Зови меня Теодором» — и мы отклонились от темы. Кажется, мы говорили о Тамаре?

— Да-да… Теодор! Когда тебе нужно будет возвращаться домой, ты можешь прихватить с собой что-нибудь? Или ты должен вернуться как есть?

— Отчего же, ведь я прибыл сюда с деньгами и одетый.

— Мне бы хотелось послать небольшой подарок Тамаре. Но не могу представить, что нравится женщинам в этом вашем удивительном веке. Ты мне не посоветуешь?

— Ммм… Тамара с восторгом примет от тебя все что угодно. Она знает о своем происхождении и с большой нежностью относится ко всем членам твоей семьи. Но это должно быть небольшим, чтобы я смог носить его с собой на фронте, поскольку там мне, быть может, придется расстаться с вещами, которые не умещаются в кармане. Украшений не надо. Для Тамары алмазный браслет не дороже булавки. Впрочем, булавка может оказаться дороже драгоценностей, если я скажу, что она твоя. Дай что-нибудь небольшое из того, что ты носишь. Знаешь что… пусть это будет подвязка! Великолепная мысль! С твоей ноги.

— А может, лучше послать ей новую пару? Я натяну их на ноги на минутку, чтобы ты мог сказать, что я носила их. А эти… старые, поношенные, к тому же пропотели за сегодняшний вечер. Кроме того, на них совершенно неприличная надпись.

— Нет-нет, пусть будет одна из этих. Любимая, все ваши нынешние неприличия на Тертиусе пустяк. Мне придется растолковывать Тамаре даже то, для чего они предназначены. Что же касается пота — надеюсь, на подвязке сохранится хоть немного сладкого аромата твоего тела, пока я буду таскать ее с собой. Тамара будет в восторге. Ты сказала, что эта пара не из новых. Морин, а им, случайно, не шесть лет?

— Я же сказала тебе, что сентиментальна. Да, это та самая пара. Они старые, изношенные, я заменила резинку и надела их специально ради тебя.

— Значит, вторую ты подаришь мне?

— Обожаемый Теодор, я хотела предложить тебе обе, а Тамаре послать новую пару. Ну хорошо, дорогой, пусть будет одна тебе, другая ей. Как только мы приедем, я поднимусь к себе и упакую подарок. Только ты его не разворачивай, пока не вернешься в лагерь. Ага, над крыльцом горит свет, значит, пора мне опускать юбку и принимать облик строгой миссис Брайан Смит. Но какой вулкан пылает в душе! Благодарю вас, штаб-сержант Бронсон. Вы подарили мне и сыну восхитительный вечер.

— Спасибо и тебе, хорошенькая киска в зеленых подвязках и без трусов. Бери мишку Тедди и куклу Кьюпи, а я понесу нашего лиходея.

Айры Джонсона и Нэнси еще не было дома. Брайан-младший взял у Лазаруса ребенка и понес его наверх. С ним отправилась Кэролл, предварительно взяв у Теда обещание не ложиться спать, пока она не вернется. Джордж стал спрашивать, где они были и что делали, но Лазарус отделался от него какой-то незначительной фразой и закрылся в ванной.

Волосы лохматые… Слава Богу, респектабельные женщины помадой сейчас не пользуются. Форма помята, но это ничего. Через пять минут, приведя себя в порядок и в последний раз взглянув в зеркало, Лазарус возвратился в гостиную и представил Джорджу и Брайану-младшему отчет о проведенном вечере — до мельчайших подробностей.

Он только начал говорить, когда вниз спустилась Кэролл и тоже стала слушать. Последней к слушателям присоединилась миссис Смит — как всегда с королевским достоинством — и протянула Лазарусу небольшой сверток, завернутый в волокнистую бумагу.

— Вот вам приз, сержант Теодор. Только, пожалуйста, не открывайте его, пока не приедете в лагерь.

— Тогда лучше сразу уложить его в саквояж.

— Как хотите, сэр. А вам, дорогие мои, пора ложиться в постель.

— Да, мама, — согласилась Кэролл. — Но дядя Тед рассказывал нам, как ты сшибла все молочные бутылки.

— Он сказал, что ты могла бы выступать за синих, мама! — добавил Джордж.

— Ну хорошо, даю еще пятнадцать минут.

— Миссис Смит, — проговорил Лазарус, — не начинайте отсчет времени, пока я не вернусь.

— Вы избалованы, как мои дети, сержант. Ладно.

Лазарус положил сверток в саквояж, запер его по давней привычке и вернулся. Пришла Нэнси с молодым человеком и представила его Лазарусу. Тот с интересом уставился на Джонатана Везерела. Приятный молодой человек, правда, чуть простоват… Тамаре и Айре будет интересно. Запомни-ка его как следует, ведь придется описывать его внешность и рассказывать о том, что он говорил.

Миссис Смит пригласила своего будущего зятя в гостиную, а Нэнси куда-то отослала. Лазарус продолжал описывать их приключения в парке, тем временем Джонатан почтительно скучал.

Миссис Смит вернулась с полным подносом и сказала:

— Пятнадцать минут прошли, дорогие мои. Джонатан, Нэнси просит тебя помочь ей. Не посмотришь ли, в чем там дело? Она на кухне.

Брайан-младший попросил разрешения поставить автомобиль в сарай.

— Сержант дядя Тед, я никогда не оставлял ваш автомобиль ночью на улице. Ни разу. Но я выкачу его сразу, как только проснусь.

Лазарус поблагодарил его и поцеловал на ночь Кэролл — девочка явно ждала поцелуя. Джордж колебался, размышляя, перерос он поцелуй или еще нет, и Лазарус разрешил его сомнения крепким рукопожатием.

Тут домой вернулся мистер Джонсон, и начались ночные посиделки. Через пять минут миссис Смит, ее отец и Лазарус уже сидели в гостиной за кофе и пирогом, и Лазарус вдруг вспомнил тот вечер, когда его впервые пригласили в дом. Все было как тогда, только мужчины в форме. Тот же стол, скатерть и приборы, каждый сидел на том же месте, что и тогда, миссис Смит разливала кофе с той же невозмутимой серьезностью, даже закуски были теми же. Лазарус попробовал найти различия, но обнаружил только три: на кресле миссис Смит теперь не было слоника; на столике возле двери были сложены их призы, выигранные в парке, а на пианино лежал листок с текстом песни, которая начиналась словами: «Алло, центральная, соедините меня со страной, где еще не побывал человек…»

— Ты сегодня задержался, отец.

— Семеро новобранцев — а форма или чересчур большая, или слишком маленькая. Тед, мы получаем только то, что не нужно армии. Так и должно быть, конечно. Во всяком случае теперь у нас роты автоматчиков снабжены автоматами Льюиса, хватает и винтовок Спрингфилда для караула, с каждым днем мы все меньше и меньше похожи на бандитов Виллы. Я не жалуюсь. Дочь, а что это за вещи на том столе? Им здесь не место.