— Да, сынок? Замечтался… вспомнились края далекие, да и девушки той давным-давно нет. Извини.

— Вы могли бы помочь Минерве в ее поисках.

— Неужели? Едва ли. Она лучше меня умеет искать иголку в стоге сена. И впечатляет в этой роли.

— Да, но ей нужны данные. А в наших знаниях о вас огромные пробелы. Если бы мы — Минерва то есть — знали все пятьдесят с хвостиком ваших специальностей, можно было бы отменить несколько тысяч возможных гнезд. Например, случалось ли вам быть фермером?

— Несколько раз.

— Да? Теперь она это узнает и не предложит ничего связанного с сельским хозяйством. Хотя наверняка найдется и в сельском хозяйстве что-либо незнакомое вам, однако степень новизны, конечно же, не будет отвечать вашим требованиям. Почему бы вам не составить перечень того, чем вы занимались?

— Всего и не припомнишь.

— Ну, этому ничем не поможешь. Однако составление перечня может вызвать новые воспоминания.

— Ух… дай подумать. Оказавшись на населенной планете, я прежде всего принимался изучать местные законы. Не затем, чтобы практиковать… Впрочем, какое-то время я был очень даже деятельным адвокатом по уголовным делам — это было на Сан-Андреасе. Нужно же знать, на чем стоишь. Нельзя объявить свой доход или — что то же самое — скрыть его, если не знаешь правил, по которым ведется игра. Закон следует нарушать со знанием дела — это куда безопаснее, чем преступать его по неведению.

И я немедленно получил по заслугам: сделался там верховным судьей — причем вовремя — едва успев спасти собственную шкуру — и шею.

Так, посмотрим: фермер, адвокат, судья… как я упоминал, приходилось заниматься медициной. Шкипер — на самых разнообразных судах, чаще всего исследовательских или эмигрантских. Однажды случилось возглавлять шайку негодяев, которых к маменьке на чай не пригласишь. Учителем был — только меня выгнали, когда узнали, что я преподаю детям чистую правду — это считается преступлением в любом месте галактики. Участвовал и в работорговле, но как потерпевшая сторона — был рабом.

Я заморгал от удивления.

— Вот уж не могу представить.

— К несчастью, мне ничего представлять не пришлось. Был жрецом…

Я снова вмешался:

— И жрецом? Лазарус, вы же говорили, или намекали, что религиозных убеждений вам нажить не удалось.

— Неужели? Вера — для паствы, Айра, пастору она только мешает. Профессором в меблированных комнатах…

— Извините. Вновь идиома?

— А? Распорядителем в борделе… впрочем, там я еще играл на пианетте и пел. Не смейся, тогда у меня был весьма недурной голос. Это было на Марсе — слыхал про такое местечко?

— Следующая от Солнца планета, рядом со Старым отечеством. Соль четыре.

— Да. Теперь-то мы на подобные планетки не обращаем внимания. Но это было еще до того, как Энди Либби изменил ход вещей. И даже до того, как Китай уничтожил Европу, но уже после того, как Америка бросила космические дела — я как раз попал в то время под суд. Землю я оставил в 2012-м, после того заседания, и не стал возвращаться, чтобы узнать приговор — зачем выслушивать про себя уйму неприятных вещей? Если бы заседание пошло иным путем… впрочем, нет — если плод созрел, он падает с ветки, а Штаты к тому времени переспели и даже загнили. Айра, не стоит быть пессимистом; пессимист ошибается реже, чем оптимист, но последнему веселее живется… Но ни тому, ни другому не остановить ход событий.

Однако мы говорили о Марсе и о том, чем я там занимался. Подай да принеси, кофе и пирожные. Но случались и радости: я исполнял там обязанности вышибалы. Девочки были такие хорошие, и какого-нибудь жлоба, обижавшего их, я вышвыривал просто с удовольствием. Вышвырну так, чтобы подскочил, а потом занесу в черный список, чтобы более носа не казал. А поскольку такое случалось разок-другой каждый вечер, то пошел, значит, слух, что Счастливчик Кайф требует, чтобы к дамочкам относились по-джентльменски… сколько бы ты ни заплатил.

Ходить по девкам, Айра, это как военная служба — чем выше, тем благопристойнее. Девицам постоянно предлагали выкупить контракты и выйти замуж — все они в конце концов так и сделали, — но деньгу зашибали приличную и поэтому не торопились выскакивать за первого встречного. И главным образом потому, что я, взявшись за дело, положил конец твердым ценам, установленным губернатором, и возобновил действие закона спроса и предложения. Ну почему бы ребятам не потратить на такое дело лишний рублишко?

Мне пришлось похлопотать, пока наконец даже прохвост, занимающийся при губернаторе вопросами отдыха и культуры, не сумел понять своей тупой башкой, что нищенская оплата в условиях повышенного спроса — абсурдна. Марс и без того был дырой — зачем же еще портить жизнь тем немногим, кто пытается сделать из него более-менее сносное место? Даже восхитительное, ведь девчонки сами получали удовольствие от работы. Шлюхи, Айра, выполняют те же функции, что и жрецы, — только с большим эффектом.

Посмотрим. Я много раз был богатым и всегда терял состояние, когда правительство затевало инфляцию или же конфисковывало — «национализировало» или «освобождало» — принадлежащую мне собственность. Не верь, Айра, князьям, они всегда отнимают, не производя ничего. Разорившимся мне приходилось бывать чаще, чем богатым. Состояние это более интересно, когда человек не знает, что будет есть завтра… скучать ему некогда. Он может гневаться, делать все, что угодно, но скучно ему не будет. Состояние это может обострить его мысли, побудить к действиям, добавить изюминку в пресное бытие — вне зависимости от понимания. Конечно, можно и попасться, потому-то еда всегда служит приманкой в ловушке. Но то-то и интересно: как справиться с нищетой и не попасться. Голодный теряет голову, не евший несколько дней может убить без всякого толка.

Секретарь-машинистка, актер, — в тот раз я разорился дотла, — псаломщик, инженер в нескольких областях техники, механик в еще большем количестве областей… Я всегда полагал, что интеллигентный человек может заниматься чем угодно — если только хватает времени, чтобы разобраться, как это работает. Но когда речь шла уже о хлебе насущном — я не требовал квалифицированной работы; случалось даже работать на экскаваторе дурака…

— Опять идиома?

— Да, из старых времен. Это, сынок, такая палка, на одном конце которой лопата, а за другой дурак держится. Ну, этим долго мне заниматься не пришлось — просто нужно что-то делать, пока не разберешься в местной ситуации. Политик… случалось быть и реформатором, но только однажды: политикан-реформатор не просто бесчестен, он глупо бесчестен… деловой политик — наоборот.

— Не думаю, Лазарус. История как будто бы…

— Айра, пользуйся головой. Я же не говорю, что деловой политик не украдет — красть это его специальность. Но политики не создают ничего. Они могут предложить один только язык, собственную порядочность — но можно ли положиться на слово? Преуспевающий деловой политик понимает это и охраняет свою репутацию, соблюдая собственные заповеди, — ведь он хочет оставаться при деле, то есть продолжать красть не только на следующей неделе, но и в будущем году и во все последующие. Итак, если политикан достаточно смышлен, чтобы преуспеть в своем деле, у него должен быть моральный кодекс кусачей черепахи, но ему нужно вести себя так, чтобы не ставить под угрозу свой единственный товар — репутацию по части выполнения обязанностей.

Однако у реформатора нет подобного магнита, его цель — счастье всего народа, что есть понятие в высшей мере абстрактное и допускающее бесконечное множество толкований. Если только его вообще можно выразить рациональным путем. И в итоге ваш абсолютно искренний и непродажный политикан-реформист готов троекратно нарушить собственное слово еще до завтрака — не из личной нечестности, сам он весьма сожалеет об этом и охотно признается вам — но ради непреклонного служения идеалу. Достаточно кому бы то ни было надудеть ему в уши, дескать, что-то там еще более способно послужить всеобщему благу, и он мгновенно нарушит свое слово. Без угрызений совести.