– Ни в коем случае, сэр! Ваша прошлая жизнь касается только вас, и никого больше. Но если я должна буду принять ваше весьма лестное предложение, ваше будущее станет также касаться и меня, и, хотя я рискую обидеть вас, скажу вам все же, что не имею ни малейшего желания выходить замуж за ловеласа.

Было не похоже, что он обиделся, скорее наоборот, ее слова его развеселили. Он выслушал ее с почтительным вниманием, но, когда она закончила свою речь, он принялся убеждать ее не притворяться глупышкой.

– Которой, любовь моя, вы не являетесь, и мне прекрасно об этом известно! Неужто вы считаете, что я буду продолжать вести прежний образ жизни, если женюсь на вас? Я даже не буду хотеть этого! Ни один мужчина, которому посчастливится назвать вас своей женой, не захочет даже смотреть на другую женщину. И если вы сами не понимаете этого, то я просто не знаю, как мне убедить вас!

Она почувствовала, что ее щеки горят, и инстинктивно прижала к ним ладони.

– Вы очень милы, сэр, но… но боюсь, что вы, к несчастью, ошибаетесь! Я вовсе не… не жемчужина, которой вы, похоже, меня считаете! – пробормотала она. – Я… я знаю, что окружающие считают меня довольно симпатичной, но…

– Никогда не слыхал подобной ерунды! – перебил он ее. – Окружающие считают вас довольно симпатичной? Да окружающие считают вас бриллиантом чистой воды, моя дорогая! И не пытайтесь убедить меня, что вы об этом не знаете, потому что меня трудно обмануть, и я честно предупреждаю вас, что, если вы попытаетесь сделать это, вам придется туго!

– Охотно верю! – улыбнулась она. – Попытайтесь, в свою очередь, поверить мне, когда я говорю, что не восхищаюсь каким-либо типом… скажем, красоты, так как мне трудно подобрать более подходящее слово!

– Его и не существует, – ответил он. – За годы моей достойной порицания жизни я был знаком со многими красивыми женщинами, но никогда не видел такой прекрасной, как вы!

Она попыталась рассмеяться и сказала:

– Нет, вы положительно сошли с ума! Я думаю, что вы влюбились в мое лицо, мистер Карлтонн!

– О нет! – ответил он не колеблясь. – Не в ваше лицо, не в вашу фигуру, не в вашу грациозную походку и ни в какое-либо другое из ваших многочисленных и неоспоримых достоинств! Я, безусловно, восхищаюсь этим, но способен влюбиться в это не более, чем в боттичеллиевскую Венеру, как бы сильно я ни восхищался ее красотой!

Она нахмурилась, явно сбитая с толку:

– Но вы ничего обо мне не знаете, мистер Карлтонн! Как вы могли влюбиться в меня после столь недолгого знакомства?

– Не знаю, как я мог, знаю только, что влюбился. Не спрашивайте меня, почему я влюбился в вас, потому что этого я тоже не знаю! Однако вы можете быть уверены, что я не считаю вас весьма ценным экспонатом, достойным украсить собой мою коллекцию!

Этот язвительный намек на настойчивые ухаживания со стороны лорда Бекнема вызвал у нее улыбку, но она сказала:

– Вы сделали мне столько экстравагантных комплиментов, что я чувствую себя обязанной сообщить вам, что ваше предложение – далеко не первое, которое мне было сделано.

– Я думаю, что вам было сделано множество предложений.

– Не множество, но несколько было. Я отказалась от них, потому что я предпочла браку свою… свою независимость. И думаю, что я и теперь предпочитаю независимость семейной жизни. По правде говоря, я почти в этом уверена.

– Почти, но не совсем?

– Нет, не совсем, – обеспокоенно подтвердила она. – А когда я спрашиваю себя, что вы можете дать мне взамен моей свободы, которая очень дорога мне, я… о, я не знаю, я просто не знаю!

– Ничего, кроме моей любви. Я богат, но это не имеет значения. Если бы… если бы вы находились в стесненных финансовых обстоятельствах, я бы никогда не осмелился использовать свое богатство как приманку для вас. Если вы выйдете за меня замуж, это должно случиться потому, что вы хотите провести рядом со мной свою жизнь, и ни по какой другой причине! Я могу дать вам множество разных вещей, но я не стану соблазнять вас ими в надежде, что я смогу купить тем самым ваше согласие. – Его глаза сверкнули. – Вы бы в мгновение ока выставили меня из дому, если бы я осмелился проделать это, не так ли, моя дорогая пчелка? И я бы не стал винить вас!

– Это действительно было бы невежливо, почти оскорблением! – подтвердила она и попыталась перевести беседу в более спокойное русло. – Однако вы, возможно, могли бы соблазнить меня обещанием никогда не пытаться… хм… хм… откусить мне нос!

Он улыбнулся и покачал головой:

– Я никогда не даю пустых обещаний!

Она не смогла удержаться от смеха, но все же сказала:

– Мрачное предупреждение, по правде говоря! Я начинаю подозревать, сэр, что вы уже пожалели о сделанном мне предложении и теперь пытаетесь запугать меня, чтобы я сама отказалась его принять!

– Вам виднее! – ответил он. – Могу ли я запугать вас? Сомневаюсь! Было бы несложно пообещать никогда не выходить из себя. Но я надеюсь, что вы считаете меня человеком слова, а проблема заключается в том, что я весьма своенравен и вспыльчив!

– Да, я заметила.

– Весьма трудно не заметить этого! – Он заколебался на мгновение, а потом признался: – Я несколько раз обидел вас – выражаясь вашими же словами, пытался откусить вам нос, – но потом весьма сожалел об этом. Но когда я выхожу из себя, мой язык произносит обидные слова прежде, чем я успеваю удержать его!

– Какое откровенное признание!

– Шокирует, не так ли? Мне дорогого стоило признаться вам в этом, но я люблю честную игру, и я не стану пытаться понравиться вам, рассыпая заведомо невыполнимые обещания.

Она ничего не ответила на это, и через мгновение он спросил:

– Я вызываю у вас неприязнь? Будьте со мной откровенны, моя дорогая!

– Нет… о нет! – сказала она. – Я тоже люблю честную игру, и я буду с вами откровенна. Не знаю, сможете ли вы понять меня, – или решите, что это просто каприз, – но дело в том, что у меня в голове сейчас полная неразбериха! – Она порывисто встала и снова прижала руки к щекам, а затем неуверенно рассмеялась и тихо произнесла: – Прошу прощения! Я, должно быть, говорю сейчас как какая-нибудь наивная дебютантка! Отвратительно!

– Думаю, что понимаю вас. Вы убедили себя в том, что вы предпочитаете жить в одиночестве, – и это легко понять, если учесть, что альтернативой этому была жизнь с вашим братом и невесткой. Вы так привыкли быть самой себе хозяйкой, что изменить данное положение вещей кажется вам немыслимым. Но вы думаете об этом! И именно поэтому у вас в голове сумбур. Если бы вы чувствовали, что жизнь в одиночестве, безусловно, предпочтительнее, чем жизнь со мной, вы бы сразу же отказались выйти за меня замуж. Нисколько не колеблясь. Разве предложение Бекнема вызвало у вас смятение? Конечно нет! Он вам безразличен. Но я вам не безразличен! Я застал вас врасплох, могу перевернуть всю вашу прекрасно устроенную жизнь вверх дном, и вы еще не знаете, понравится ли вам это или, напротив, вызовет отвращение.

– Да, – произнесла она растроганно. – Вы действительно понимаете меня! Вы действительно мне не безразличны, но это такой решительный шаг… такой важный шаг… что вы должны дать мне немного времени. Я хотела бы все обдумать прежде, чем дать вам ответ. Не надо… не надо принуждать меня отвечать вам сейчас! Пожалуйста, прошу вас!

– Нет, я не стану вас неволить, – с теплотой в голосе ответил он. Он взял ее за руки и заглянул в глаза. – Не надо так волноваться и смущаться, смешная моя девочка! И смотрите, не превратите меня в Синюю Бороду в мое отсутствие. У меня чертовски вспыльчивый характер, и нет никаких особых дарований, меня не стесняют условности, но я не чудовище, уверяю вас! Он на мгновение сжал ее руки в своих, затем поднес их к губам, поцеловал и, не произнеся больше ни слова, вышел из комнаты.

Прошло много времени, прежде чем к мисс Уичвуд вернулось ее обычное самообладание, и еще больше, прежде чем она смогла разобраться в своих путаных мыслях. Никогда раньше ей не приходилось сталкиваться с вопросом, касающимся ее лично, который бы она не могла решить сразу же. Ее ужасно раздражало, что предложение мистера Карлтонна настолько выбило ее из колеи, что она не могла думать о нем без волнения, а своей способностью рассуждать хладнокровно она очень гордилась. Самая сложная проблема, с которой ей приходилось до сих пор сталкиваться, касалась ее отъезда из «Твайнема». Но теперь, вспоминая свои переживания, она понимала, что в основе их лежала боязнь обидеть брата или ранить его чувствительную жену. Сама же она ни о чем не жалела и нисколько не сомневалась в правильности своего решения. Ни малейшего сожаления она не испытывала и тогда, когда отклоняла многочисленные предложения о замужестве, которые были ей сделаны, хотя некоторые из них (как она вспомнила сейчас с внутренней, но, тем не менее, достойной порицания дерзкой улыбкой) были весьма и весьма лестными. Будучи наделенной красотой, безупречным происхождением и хорошим состоянием, мисс Уичвуд имела оглушительный успех в свете с момента своего дебюта и давным-давно могла бы выйти замуж хоть за наследника герцогского титула, если бы желала замужества ради высокого положения, а о любви согласилась бы забыть. Но она этого не хотела и с тех пор ни разу не пожалела о том, что отказала юному маркизу. Джоффри, конечно, был шокирован этим до крайности и даже предрек, что она закончит свои дни старой девой. Эта перспектива нисколько ее не опечалила: она была уверена в том, что при ее немалом состоянии гораздо лучше спокойно жить в одиночестве, чем выйти замуж за человека, который ей всего лишь приятен. Она и сейчас была уверена в этом, вот только к ее отношению к мистеру Карлтонну слово «приятен» не подходило. Ни один мужчина до этого не мог заставить ее в одно мгновение ненавидеть его, но тут же и почувствовать, что он ей нравится настолько, что она не может быть к нему равнодушной. Она поняла, почему ненавидит его. Да потому, что не могла понять, что же в нем есть такого, что заставляло ее думать, будто ее жизнь опустеет, если он исчезнет из нее. Пытаясь разрешить эту загадку, она вспомнила, что он просил ее не спрашивать его, почему он любит ее, оказывается, он сам этого не знает. Мисс Уичвуд задумалась, не это ли признак настоящей любви? Можно влюбиться, скажем, в прекрасное лицо, но такое чувство быстро проходит, нужно что-то большее для того, чтобы зажечь настоящее чувство, какая-то таинственная сила, которая создает невидимую цепь, связывающую родственные души. Она ощущала такую связь между собой и мистером Карлтонном и была уверена, что он тоже ощущает эту связь, но почему такая связь вообще возникла, объяснить она не могла. Она постоянно ссорились, а ведь родственные души наверняка не ссорятся между собой. Так ли это? И конечно же между ними не может быть большой разницы во мнениях. Или она есть? Но как только она задала себе все эти вопросы, ей тут же невольно пришла в голову мысль: «Как же это было бы скучно!» Она представила, как она и мистер Карлтонн живут вместе в полном согласии друг с другом, и рассмеялась, а через мгновение подумала о том, что мистера Карлтонна тоже наверняка рассмешила бы такая идиллия – если бы он вообще не назвал это отвратительно сентиментальным, а он наверняка так бы и сказал!