В целом возразить тут нечего. Разве что не вполне точна передача действий Шалтая-Болтая из поры в пору: на соответствие белая зима — зелёная весна — долгие дни лета — жёлтая осень накладывается соответствие спел — разъяснил — усвой — запиши. Совсем худо с этим делом у разухабистого Леонида Яхнина:

Гораздо ближе оригиналу старый перевод Т. Щепкиной-Куперник:

Предложим же читателю и наш собственный перевод, на наш взгляд — максимально простой, как и Кэрроллов оригинал (в котором имеются лишь одни мужские рифмы):

Далее следует основная часть стихотворения, содержащая рассказ о препирательстве Шалтая-Болтая с некими рыбками и о его желании достать их физически. Перевод Орловской вначале звучит естественно и, в целом, верно передаёт оригинал.

Здесь, кроме излишних «десяти лет» (отсебятины для рифмы), всё безупречно.

И тут возражения можно приберечь. Далее, однако, идут слова Некоего из Чужой Земли (это опять-таки для рифмы «земли—легли»; в оригинале же просто «Некто»), и вот они переведены очень вольно, общими восклицаниями, тогда как на деле они соответствуют некоему забавному приёму (см. ниже).

Переводя следующее двустишие, переводчица применила для рифмы редкое, не всем известное специальное иностранное слово, что уже совершенно недопустимо в стихотворениях для детей.

Заглянув в словарь, находим, что ватерпас — это прибор под названием «уровень». Однако операции с этим прибором Шалтаем-Болтаем вовсе не предусмотрены; переводчица, скорее всего, так и не разгадала загадки. Далее — окончание; передано оно вроде бы и верно, но отчего-то маловразумительно…

Переводчик Щербаков заставляет рассказчика адресовать письмо не «рыбкам», как бы они ни звались, но лишь одной-единственной рыбке — ершу, да ещё ершу из пруда! Стихотворение теряет свой первоначальный, совершенно прозрачный, сюжет (понял ли его и Щербаков?), а потому рассматривать далее перевод Щербакова вряд ли имеет смысл.

А вот перевод Леонида Яхнина, несмотря даже на то, что он также далёк в этой части от подлинника, рассмотреть всё же стоит: начинает Яхнин в совершенно оригинальном духе, отчего начинает казаться, будто дальше последует не менее, чем у Кэрролла, весёлая последовательность неожиданных событий. Итак:

Как видим, последовательность обмена письменными репликами (даже если это «пустые» реплики, не содержащие ни «бе», ни «ме») у Яхнина совершенно естественна для своеобразной логики выстраиваемой им игровой переписки. И неважно, что у Кэрролла тут — иная логика; стихотворение Яхнина до сих пор совершенно оригинально; читатель вправе предположить уже, что перед ним не перевод, но сочинение «по мотивам» — т. е. сочинение аналогичной структуры и ритма, но с иным, хоть и близким, сюжетом.

Но далее Яхнин неожиданно возвращается к подлиннику.

Только при чём здесь консервный нож? Шалтаю-Болтаю он действительно нужен в английском оригинале, так ведь его рыбки не в океане живут…