— Вот ещё выдумала, — сердито заявила Евфания. — Сейчас будем лечить тебя.

Она кивнула Эши, и та поспешно развязала вытертую от старости кожаную сумку, без которой Евфания никуда не ходила. В ней оказались мешочки с сушёными травами; небольшие стеклянные и глиняные флаконы с плотно притёртыми пробками; деревянный футляр с ножами и иглами; клубок тончайших бараньих жил, обернутый белоснежной тряпицей; несколько отличных кремней и два небольших медных сосуда для кипячения воды и приготовления настоев.

Скоро на крохотном очаге из трёх плоских камней уже грелась вода, а лекарка задумчиво перебирала свои мешочки. Наконец она выбрала один их них и осторожно взяла из него щепоть травы. Эши с удивлением узнала тонкий горьковато-терпкий запах. Старая знакомая. Евфания собиралась приготовить отвар из кратии.

Видя эти приготовления, больная женщина немного приободрилась и уже не закрывала глаза, как раньше.

Мысли вихрем пронеслись в голове у Эши: «Если лекарка где-то собирает травы, значит, из крепости всё-таки можно выбраться?»

Тем временем, бормоча заговор, Евфания растёрла женщине спину пахучей тёмной мазью, обмотала её тёплой тряпкой и заставила медленно выпить отвар. Затем, положив одну руку на лоб, а другую — на грудь ткачихи, лекарка продолжала что-то сосредоточенно шептать, время от времени проводя ладонью вдоль её тела.

Когда Евфания закончила, женщина крепко спала, и её дыхание было намного спокойнее и тише. Ещё раз взглянув на спящую, они молча вышли из кельи.

— Я сделала для неё всё что могла, — тихо сказала лекарка. — Я дала ей тройной отвар кратии — сильнейшее, последнее средство. Мазь снимет боль, заговор даст крепкий спокойный сон… Но мы пришли слишком поздно…

— Но ей стало лучше!

— Ей осталось не более двух-трех дней, детка, — тяжело вздохнула лекарка. — Небеса часто бывают жестоки…

Ночью Эши ворочалась с боку на бок, но сон никак не шёл к ней. Её мысли были там, рядом с умирающей женщиной.

Она видела, как бесшумно, стараясь никого не потревожить, встала Кассия. Её ждал стройный светловолосый стражник, который сменил замок на их келье на обыкновенный засов…

Женщины спокойно спали. Помаявшись ещё какое-то время, Эши встала и перебралась ближе к окну. Светила яркая луна и немного отодвинув доску, можно было приняться за работу. Эши привычно нащупала иглу.

Мешок был почти готов, когда она вдруг услышала тихий голос Евфании.

— Не спится, детка?

Евфания подошла к ней и села на ворох готовых мешков. Если бы не согнутая временем спина, худенькую маленькую лекарку сейчас, в темноте, можно было бы принять за девочку-подростка. Глядя на поблёскивающую в лунном свете иглу, она сказала, точно продолжая прерванный разговор:

— Самые лучшие из нас бывают беспомощны. Опытная лекарка может многое, но если время упущено… Ещё несколько дней назад я бы поставила её на ноги. — Евфания помолчала. — Не всё кончается так плохо, Эши. Мне удаётся помочь многим. Очень многим. Но я стара, и наступит момент, когда я сама не смогу встать и пойти к людям.

Эши опустила иглу.

— Если бы я могла… — Она оборвала себя.

— Что могла, детка?

— Стать лекаркой.

— Ты хочешь этого? — Лицо Евфании было очень серьёзным.

— Я не неженка, я ничего не боюсь. Вот только смогу ли…

Евфания неожиданно распрямила сгорбленные плечи.

— Я много пожила на свете и кое-что понимаю в людях. Я видела, как ты смотрела на эту женщину. И я знаю — ты сможешь. Я научу тебя. Когда-нибудь ты выберешься отсюда, детка, и, если не сумеешь найти родных, у тебя в руках будет верный кусок хлеба.

Эши протестующе вскинула голову.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — промолвила со вздохом старуха, — но ничего не поделаешь, приходиться думать и об этом. Я представляю, каково молодой женщине подчиняться прихотям тех, кто сильнее её. Знание, детка, даёт главное — независимость, уверенность и уважение. Только оно помогло мне выжить, когда мой муж погиб, оставив меня одну с тремя детьми на руках. Мне не на кого было надеяться, только на себя.

— Мне тоже.

— Ты должна научиться быть сильной. С уверенностью и уважением приходит одиночество. Люди боятся того, чего не понимают, а лекари в их сознании всегда немного колдуны. Где колдун — там магия, где магия — там страх, а где страх… — не договорив, старуха махнула рукой, — …там, где страх — не бывает друзей… Поэтому подумай, не торопись.

— Я уже подумала.

— Лекарскому делу меня выучила тётка, — продолжала Евфания. — О её искусстве слагали легенды, а умерла она в одиночестве, никого кроме меня не было рядом. Люди считали её ведьмой, но я-то знала, что за её чудесами стоит огромный труд и знания, накопленные за много лет… Моя мать была против, очень против, но я не отступилась. Тебе же и спросить не у кого.

— Я тоже не отступлюсь, — заверила её Эши.

Перед её глазами вновь замаячило опалённое жаром лицо женщины с запёкшимися губами. Старая лекарка молча кивнула и тоже взялась за иглу.

Некоторое время они сосредоточено работали, а потом Евфания подняла голову.

— А ты читать умеешь, детка?

— Нет, — удивилась Эши. — Может, когда и умела, только теперь не помню. Да и зачем мне это?

— Без этого нельзя, — твёрдо сказала лекарка.

— У брата была книга. Я сохранила её на память, но прочесть в ней я ничего не могу.

Не вставая с места, Эши дотянулась до своей сумки и извлекла из неё книгу Ригэна.

Старуха сосредоточенно полистала тонкие пергаментные страницы, казавшиеся в лунном свете голубыми.

— Книга дорогая, старинная, но писано здесь не по-нашему. Она из заморских стран.

Евфания покопалась в кармане платья и достала огрызок карандаша. В конце оставалось много пустых страниц. На мгновенье задумавшись, лекарка что-то уверенно начертила на одной из них.

— Посмотри сюда.

Эши поднесла книгу поближе к окну. В ясном свете луны она различила странный орнамент. Да нет, не орнамент. Она вдруг поняла, что знает, что это такое. Семь причудливых значков — семь букв. Ещё несколько секунд она с волнением всматривалась в рисунок, сложившийся вдруг в знакомое слово, и резко прижала книгу к груди.