— Я, кажется… Ты написала слово «заговор», — прошептала она.
— Вот именно, — довольно кивнула лекарка, — а теперь я напишу заговор целиком, а ты выучишь.
Эши с бесконечным изумлением смотрела на старуху: «Откуда простая крестьянка могла знать грамоту? Или Евфания не так проста, как казалось?»
Но гораздо больше Эши интересовал другой вопрос: откуда она сама знает буквы?
Долгие утренние часы им пришлось работать в мастерской, пока начальник караула не позволил отлучиться к больной женщине. К этому времени Эши уже знала сложный текст наизусть. Это был заговор против боли, один из тех, что использовался особенно часто, а лекарка успела написать в заморской книге ещё три: на хороший сон, от ран и болезней головы.
Едва взглянув на ткачиху, Эши поняла, что опасения старухи подтвердились. Поймав её взгляд, Евфания молча кивнула: женщина была обречена, и всё же подобие улыбки появилось на застывшем лице лекарки, когда она склонилась над больной и положила ладонь на её лоб.
— Вчера… после травки… мне было легче… матушка, — с трудом произнесла умирающая, — и я дышала хорошо… и сон… Я поправлюсь…
— Так и будет… — Евфания ласково погладила её по голове.
Пока лекарка готовила отвар, Эши осторожно растёрла женщине спину. Густая мазь имела едва уловимый запах полыни.
«Ах, если бы вместе с нею в это хрупкое изболевшееся тело вошло хоть немного силы и здоровья!»
— Помощница твоя… Да, матушка?
— И дочка, и внучка, и помощница, — ответила лекарка, — и такая же подневольная, как мы с тобой.
Женщина хрипло вдохнула.
— Рука у неё хорошая… лёгкая, тепло от неё… как от солнышка… Мне бы только… солнышко…
— Тебе нельзя разговаривать, ты пока слаба. — Бережно поддерживая больную, Евфания поднесла к её губам чашку с отваром. — Вот так, по глоточку.
И снова она читала заговоры, и снова больная забылась сном.
— Не надо тебе ходить сюда завтра, — тихо сказала на обратном пути Евфания, — боюсь, не дождётся она нас.
— Я пойду, — заупрямилась Эши.
— А если дождётся, — словно не слыша, продолжала старуха, — я могу сделать единственное: облегчить её уход. — Она помолчала. — Тебе рано ещё об этом. Этому учатся в последнюю очередь.
— Я пойду, — тихо повторила Эши.
— Ты станешь настоящей лекаркой, девочка, — констатировала Евфания. — Ты не бежишь от боли, ни от своей, ни от чужой, но ты должна научиться отводить её от себя, иначе боль убьёт тебя прежде, чем ты научишься убивать её. — Внезапно, она заговорила совершенно другим, спокойным голосом. — Запоминай, Эши. Пока у нас есть время, я расскажу тебе о свойствах остролиста…
Женщина не умерла. Ей стало лучше.
Не веря своим глазам, Евфания долго стояла на коленях, прильнув ухом к её спине, а потом, сжимая запястье больной, прислушивалась к биению в нём жизненной силы.
Казалось, старая лекарка помолодела от радости. Всё было ясно без слов, и, продолжая осторожно втирать целебную мазь в спину женщины, Эши снова и снова желала ей здоровья и силы, а её руки, обретя немного сноровки, двигались увереннее, чем вчера. Ей даже показалось, что синяков и рубцов на теле женщины стало поменьше.
Потом, вслед за Евфанией, она шёпотом повторяла заговоры на хороший сон и от грудных болезней и чувствовала, как ни с чем не сравнимая радость наполняет её душу.
Когда они возвращались, старая лекарка была молчалива и задумчива.
— Это чудо, — сообщила она Эши. — Помочь ей было не в моих силах… Само Небо вмешалась в наши дела.
Этой же ночью Эши и Кассия, как всегда, отправились за водой. Тяжёлые фляги оттягивали руки. Молодая женщина непрерывно зевала, от постоянного недосыпания у неё под глазами не проходили чёрные круги.
— Хоть бы одну ночку поспать спокойно, — жаловалась она Эши, — вот ведь… дракон, — с любовью и тихой гордостью добавила Кассия.
Драконом у неё назывался высокий стройный стражник.
— А знаешь, подруга. — Кассия вдруг остановилась и опустила на каменную ступень флягу. — Ведь человек как человек, замуж меня звал, стоял на коленях… Говорит, просить за тебя буду, выкуп какой угодно дам…
— А ты?
— А я ему говорю, что я не мешок зерна, чтобы за деньги меня покупать. Я вольная, хоть и взаперти сижу. Хочу — приду к тебе, не хочу — бей, не заставишь. — Кассия тихонько рассмеялась. — Какова, а? Сама себе удивляюсь.
— Ты зря не слушаешь его, Касс.
— Знаю. — Кассия в темноте блеснула зубами. — Смеюсь я над ним, мучаю… Говорю, коли замуж, так за самого их главного алого… — Она бесшабашно махнула рукой. — Ты же знаешь, вру я. Ни за кого из этих иродов не пошла бы, презираю я их… А ведь этот не такой плохой, — вернулась Кассия в разговоре к своему стражнику. — Ласковый… Любит меня, вижу… Совсем забыла! — Кассия пошарила в кармане платья. — Вот, держи. — Она протянула Эши что-то круглое, в темноте было не разглядеть. — Яблоко, тебе сберегла.
— Касс…
— Ешь! — потребовала Кассия. — Что, я не вижу, как ты с мешками убиваешься, с тех пор, как стала с Евфанией ходить. От господ караульных не убавится — у них там целый короб стоит. Завтра улучу момент — ещё стащу.
Эши что-то неразборчиво промычала в ответ. От давно забытого вкуса сочной мякоти у неё вдруг свело скулы, а на глазах выступили слёзы.
— Ах, подруга. — Кассия сладко потянулась. — Я бы на твоём месте как тряхнула бы волосищами, таких, поди, ни у кого из наших не сыщешь, как зыркнула бы на них! Вот бы где они у меня были, голубчики! — Кассия сжала невидимый в темноте кулак. — А то сгорбится вся, платок на голову…
— Я их обрезать хочу, — с набитым ртом сообщила Эши. — Измучилась я с ними.
— Я тебе обрежу, — возмутилась Кассия. — Чего выдумала? Что хочешь делай, а волосы сбереги! Что, не знаешь, кто с короткими волосами ходит?
— Да под платком всё равно же не видно.
— Кому надо, тот увидит, — наставительно сказала Кассия и снова вернулась к своим мыслям: — Объясни мне, почему они идут служить этим алым? Ведь я здесь многих стражников знаю: с какими в одной деревне жили, а какие — из соседних. Никто их не заставлял, сами пришли. И чего им, мужикам, не хватает?