Как только обитатели долины обнаружили древнюю могилу, они послали за мной.

Всего семь дней назад подули в долине теплые весенние ветры, заставившие зиму выпустить из крепких объятий горные края Южного Эргота. Я, как обычно, был благодарен природе за смену времен года. В пещере, где я обитаю в последние годы, летом вполне прохладно и даже приятно, а в темные месяцы я чувствовал себя как в могиле, и никакой огонь, ни земной, ни магический, не мог отогреть меня, когда я мучился от холода. Но вот, наконец, зима убралась восвояси, я отдернул в сторону кожаный занавес, закрывавший узкий вход в пещеру, и поток света и воздуха развеял промозглую темноту, царившую внутри.

Пещера была невелика, не больше пяти шагов в ширину, а в глубину шагов пятнадцать. Но даже и такая, меня она совершенно устраивала. Дно пещеры покрывал сухой песок, и было более чем достаточно места для моих немногочисленных пожиток: кровать, сплетенная из ивовых веток, с тростниковым тюфяком, решетка для сушки трав и полка, на которой я держу запечатанные воском глиняные горшки с маслом, соленой рыбой и сморщенными оливками. В середине пещеры в жаровне горит огонек, а клубы дыма поднимаются к своду и исчезают в незаметных трещинах.

Сидя на протертом до дыр коврике возле жаровни, я разглядывал крошечный скелет крота, который прилепил сосновой смолой к куску коры. Я по природе своей человек любознательный, и меня всегда особенно поражало то, как устроены живые твари. Каждый раз я обнаруживал, что всякое животное обладает чертами, идеально приспособленными для выживания в условиях, в которых оно обитает.

То же самое можно было сказать и про крота. Кости его передних конечностей были изогнуты самым невероятным образом, благодаря чему к ним могли прикрепляться сильные мышцы, позволявшие зверьку копать, а его острые клиновидные зубки были просто созданы для прокусывания панцирей жуков, которыми кроты в основном и питаются. Окунув перо в чернильницу, сделанную из плода паслена, я аккуратно зарисовал скелетик на куске натянутого пергамента, попутно отмечая интересные черты.

На порог упала чья-то тень.

Я удивился и поднял глаза. У входа в пещеру виднелся темный силуэт. Фигура замерла в тот момент, когда я внезапно пошевелился, а затем стоявший развернулся и собрался бежать.

— Постой! — крикнул я.

Силуэт замер на месте — мой посетитель решил ближе не подходить. Я отложил перо, встал и направился наружу. Перешагнув каменный порог пещеры и выбравшись из сумрака на свет, я смог как следует разглядеть таинственного гостя: это был босоногий мальчик, не старше двенадцати зим, в просторной одежде из грубой ткани; он опасливо переминался с ноги на ногу.

Обитатели долины посещали меня не так уж редко. Время от времени кто-нибудь из них поднимался по извилистой тропе, которая вела от обветшавших домиков деревушки, через рощицу серебристо-зеленых осин, к моей пещере. Обычно они приходили попросить целебную мазь от загноения, или травку, облегчающую зубную боль, или отвар от бесплодия. Для жителей долины я был просто отшельником, дичившимся окружающего мира, знахарем, который удалился в горы, чтобы в одиночестве заниматься своими изысканиями. Возможно, сумасшедший, но не опасный. Само собой, если бы местные знали, кто я на самом деле, они непременно переменили бы свое отношение, и я был бы сожжен в собственной пещере.

Прошло пять лет с того дня, когда я спасся бегством после разрушения Башни Высшего Волшебства в Далтиготе. Мне до сих пор, бывает, снится зарево пожара.

Никто из нас не ожидал, что толпа явится так скоро. Указом Короля-Жреца все маги были преданы анафеме и объявлены служителями Зла, а магия — ересью. Но между нами и Истаром лежал почти весь континент. Далтигот располагался на западной оконечности Империи. Нам казалось, что время еще есть и мы успеем завершить начатую работу, а потом бережно уложить наши книги и свитки и отправиться в тайные пристанища, где сможем спокойно продолжить занятия магией.

Но мы заблуждались.

Указ Короля-Жреца прокатился по стране, как лесной пожар. Его разжигали страхи, масла в огонь подливала ненависть, и густыми клубами темного дыма над этим пожаром поднималось невежество. Когда сброд хлынул по улицам Далтигота в сторону Башни, размахивая факелами и поблескивая оружием, мы не стали давать отпор. Это бы только еще более опорочило таких, как мы, в глазах толпы. Мы позволили варварам вбежать в открытые ворота, предать огню накопленное за много веков знание и сровнять с землей нашу сияющую Башню.

Я оказался в числе тех немногих, кому повезло. Мне удалось уцелеть, отделавшись легкими ранениями, и я бежал из города на юг, в горы, в эту уединенную долину, где никто понятия не имел, как выглядят чародеи. Бывало, я задумывался о том, скольким братьям и сестрам удалось спастись в день разрушения Башни. Если кто-то остался в живых, то едва ли теперь он смог бы узнать меня. Когда-то я был Торвином, Магом Ложи Белых Мантий, энергичным, уверенным в себе молодым чародеем. А теперь я просто Торвин-Отшельник. Ношу только серые и бурые одежды, отрастил длинные волосы и бороду. Роста я немаленького, но при теперешнем образе жизни исхудал, даже стал костлявым.

В целом я выглядел как раз так, как полагается отшельнику. Это и спасало мне жизнь. Жители долины были верными и преданными подданными Империи. Если бы они обнаружили, что я предаюсь магическим трудам, на меня легло бы клеймо еретика. А кара за ересь одна — костер. Непросто было жить, постоянно скрывая силу, которой я нацелен, держа в тайне, кто я такой и чем занимаюсь. Иногда я мечтал, как смогу раз и навсегда улететь на крыльях магии от страхов, ненависти и невежества окружающих. Но до тех пор стоило затаиться, чтобы сохранить жизнь.

Стоявший передо мной мальчик из долины кусал губы; глаза у него были широко раскрыты от страха. Я улыбнулся, чтобы успокоить его, и ласково сказал:

— Не бойся, отшельники не кусаются. Конечно, если не считать случаев, когда они до смерти проголодались. Но тебе повезло, я ведь только что покушал. А в горшочке у меня есть еще немного супа. Не хочешь попробовать?