— Как скажешь, дорогая, как скажешь… Я, впрочем, только и ждал, что твоего разрешения…

Оказалось, что совращение невинных — великолепное развлечение и ни с чем не сравнимое удовольствие! Суворов когда-то спорил со своим другом- любителем юных девственниц, что тот занимается бесполезным, пустым времяпровождением, доказывал, что с опытной женщиной все намного проще, понятнее и быстрее. И ведь доказывал не просто так, а с кучей аргументов, против которых и возразить нельзя. И считал того друга полным идиотом, почти извращенцем. А зря, оказывается, очень зря!

Наблюдать за тем, как Женя старательно обманывает и его, и себя, было увлекательно и очень весело. Игорь с трудом прятал вечную довольную ухмылку. И не только вечером. Даже днем, в рабочее время, не раз ловил удивленные взгляды подчиненных: те совсем не привыкли, чтобы шеф задумчиво пялился в потолок и при этом довольно улыбался. Он, правда, тут же придумывал какую-нибудь гадкую задачу, посложнее и понеприятнее, и улыбка превращалась в ехидный оскал. Ребята, через время, поняли, что в таком настроении от начальника лучше держаться подальше: улыбка на лице "Сурового" не предвещала ничего хорошего, и лучше было не обольщаться.

Но днем притворяться было намного проще. И даже Светка, хоть и догадывалась о чем-то, спрашивать прямо не рисковала. Правда, все чаще бросала любопытные взгляды, когда Игорь и Женя оказывались рядом — завтракали вместе, иногда вечером в прихожей пересекались. Но тут же и отворачивалась, разочарованно, так как ничего нового увидеть не могла: он умел держаться отстраненно и холодно, всю жизнь так и провел, в общем-то, а девушка вечно ходила робкой, тихой и зажатой. Даже глаз на него не поднимала лишний раз, а говорила очень ровно и спокойно. Игорь не раз задумывался, что бы произошло, позволь он себе хоть раз ущипнуть ее за попку, да при Светлане… Ну, хотя бы приобнять, как делал это вечерами. Это было бы, наверное, очень забавно. Даже и не знал, чья реакция оказалась бы интереснее. Но такие фокусы не входили в его план, а потому приходилось сдерживать и руки, и все тело, и чертей, что плясали в глазах. А они плясали иногда, ох, как плясали! Вот и придумал эту тему с вечной усталостью и дремотой. Из-под опущенных век смотреть на жмущуюся к нему Женю было намного проще.

И ведь реально, кажется, боялась разбудить. Хотел не раз ее спросить, по какой причине: жалеет и бережет его сон или просто хочет растянуть удовольствие, когда можно прижаться и потереться о мужское тело, будто ласковая кошка? А ведь прижималась, и крутилась, и пристраивалась поудобнее, и довольно вздыхала, когда получалось примоститься. И не догадывалась, наверное, что от полного и настоящего изнасилования ее спасает лишь вечная усталость Игоря, притупившая все его инстинкты, да железная сила воли, всегда контролирующая позывы тела.

Но даже самый железный человек когда-нибудь ломается или ржавеет, если вовремя не смазать и не запустить. Суворов себе не желал ни того, ни другого. А ждать инициативы от робкой барышни порядком надоело. Тем более, что видела, как она готова пойти навстречу, стоит лишь потянуть…

И сейчас она замирала, то ли в испуге, то ли в предвкушении, чутко реагируя на каждое легкое движение рук. Биение ее сердца отдавалось, кажется, даже в животе. Во всяком случае, мышцы под нежной кожей вздрагивали и сокращались, стоило их коснуться, а потом так же резко замирали. И Женя переставала дышать в эту же секунду. Игорь, в какой-то момент, понял, что и он вместе с ней не дышит. Приходилось передвигать пальцы дальше. По миллиметру. Наслаждаясь тем, что наконец-то чувствует их кончиками тонкое, теплое, нежное тело, что наконец-то сбылось желание, от которого руки давно уже зудели и чесались. И да, в те минуты он знал, что похож на неопытного подростка. Но этот кайф ни на что не променял бы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Робкий прерывистый выдох, а за ним очень сдержанный вдох. Игорь, скорее, угадал, чем услышал, как девушка судорожно сглотнула ком, что наверняка давно уже стоял в ее горле. Только тогда понял, что и сам на время позабыл, как дышать. Стесняться не стал, в отличие от Жени, выдохнул шумно, не сдерживаясь. Заставил себя максимально расслабиться. Отвлечься. Еще не время было ускорять темп и натиск. Хоть пальцы и подбирались, почти незаметно, то к резинке брюк, аккуратно ее обводя и ускользая, то выше, к бюстгальтеру. Успел разочарованно понять, что он чересчур целомудрен, из какой-то плотной ткани, хотя его тяжелая наполненность и вдохновляла на новые открытия, запретил себе двигаться дальше. Это слегка напрягало, конечно, такое вот ограничение, когда уже почти добрался и дорвался. Но впереди маячили более яркие радости и наслаждения, и ради них стоило подождать.

— Тебе неприятно, Женя? — сам удивился тому, какими хриплыми вышли эти слова. Разозлился на себя за то, что не получились равнодушными. Интерес сквозил слишком ярко. Одна надежда оставалась, на то, что девчонка нервничала не меньше и ничего не поняла.

Ответа, конечно же, не дождался. Только судорожное мотание головой по подушке и невнятное мычание.

— Я не понимаю, что ты сейчас изображаешь. Честно. Скажи словами. — Все движения прекратил, но рука осталась на своем месте. И вторая, между прочим, очень стремилась присоединиться, но для приличия приходилось поддерживать ее голову. Свою. Пока что не Женину.

— Нет, — выдавила, наконец. Коротко, не очень внятно. И мучительно покраснела.

— Что "нет"? "Нет, не неприятно" или "нет, мне приятно"? От этого зависит сейчас, что мы будем дальше делать. Может быть, я травму тебе новую наношу, на всю жизнь останется, а думаю, что помогаю. Вернее, учу, как ты и просила… — Все он прекрасно понимал, конечно же. Слава богу, только идиот может перепутать, от чего застыла женщина — от удовольствия или от отвращения. Ну, может быть, кто-то совсем неопытный. А Суворов ни идиотом, ни желторотиком не был. Но очень хотелось… Нет. Необходимо было услышать вслух от самой Жени, что ей по душе все происходящее. В воспитательных развивающих целях, конечно же. Ну, и немного совсем, для своего личного удовольствия.

И вот как можно было ответить на этот вопрос? Не раскрыть свою самую страшную тайну, но и не оттолкнуть мужчину от себя, не потерять это наслаждение близостью? Женя даже зажмурилась от переживаний, будто сомкнутые глаза помогли бы ей спрятаться от внимания Игоря. А он уже навис над нею, лицом к лицу, и внимательно разглядывал. Девушка чувствовала на своей коже его горячее дыхание и даже, казалось, колючий и пристальный взгляд.

Пауза затягивалась. Женя продолжала краснеть и жмуриться, жмуриться и краснеть, хотя, казалось, дальше уже некуда — кожа должна расплавиться и сгореть от того градуса, до которого раскалилась.

А потом — прикосновение твердой мужской ладони. Думала, что почудилось, но нет — оно становилось все более ощутимым, властным. Большой палец мужчины прошелся по ее щеке, поднялся выше, потом начал разглаживать брови и веки, будто помогая ей расслабиться. И она, действительно, расслаблялась, будто по приказу.

— Открой глаза, Женя. И не нужно ничего бояться. От того, что ты скажешь правду, ничего не изменится. Я не буду злиться, и отношение к тебе не изменю. Что бы ты ни ответила. Но мне необходимо знать, что с тобой происходит, чтобы понять, можно дальше двигаться, или пора остановиться. Понимаешь?

И снова легкое поглаживание. Бодрящее, почти нежное. Но это ей, конечно же, показалось. Игорь Суворов и нежность? Такое только в бреду привидится. Или нервничающей Жене. Чтобы хоть как-то отреагировать, кивнула.

— Не прокатит. Общаться будем словами. Кстати, совет на всю будущую жизнь: мужчины ваших женских штучек и намеков не понимают. Только слова. Коротко, прямо и по делу. Иначе, никогда ни о чем не договоритесь. И не только со мной, а со всей нашей братией. И в личных вопросах тоже. Вернее, обязательно в личных вопросах говорить, а не головой мотать и помыкивать. Это до тебя доходит?