– О господи, ты только посмотри на это! Мне дурно. Ах ты, мерзкий государственный трутень, да как ты посмел сделать так, чтобы мне стало дурно с самого утра! Тебе ни за что на свете не заставить меня залезть в одну из этих штук, Фейсал. Никогда. Они гадят на тебя! Да, это правда. Я сам видел. Долина вся в дерьме этих марсианских летучих мышей на пять сотен метров в глубину.

Я вырос в семье с легкой поступью, но, несмотря на всю мою проворность, я никогда не мог застать графа Джека врасплох. У теноров отличный слух.

– Маэстро, Командование издало рекомендации. Нельзя говорить «марсианские летучие мыши». Официальный термин – «цивилизация твавов».

– Глупости! Они ведь похожи на марсианских летучих мышей, значит, таковыми и являются. Ещё ни одна цивилизация не была построена на основе воздушной дефекации. Где мой чай? Я требую чай.

Я подал маэстро его утренний чай. Он звучно отхлебнул из чашки. Недостаток этикета был частью его сценического образа. Граф Килдэрский – так следовало титуловать его на всех афишах. Невзирая на все свои титулы, граф Джек Фицджеральд уже пережил вершину карьеры, что, правда, не мешало его самовозвеличению. Аристократический титул был жалован Папой Римским его деду, туповатому набожному лавочнику-ирландцу, который, однако, считался у себя в килдэрском Атае почти что святым. Яблоки праведного зеленщика скукожились бы от духа безбожия его внука, которого религиозные нравоучения ничуть не занимали. Но в данный момент императорских размеров кровать в люксе Небесной башни была милосердно не потревожена другим человеческим телом. Граф Джек Фицджеральд осушил чашку, выпрямился во весь свой двухметровый рост и втянул внушительный живот, распрямляя затекшие мышцы и суставы.

– Да благословит тебя бог, мой милый мальчик. У всех прочих тут выходит не чай, а ослиная моча.

Уже шесть месяцев я подливал немного спиртного в его утренний чай. Это началось задолго до путешествия на Марс.

– И что, они полюбили нас? Сильные мужчины рыдали, как младенцы, а женщины беременели на глазах?

– Объединённый комитет начальников штабов был в восторге.

– Ну-ну, до их чертовых карманов восторг небось не распространился. Некоторое вознаграждение не помешало бы в этой ситуации. Лицемеры.

Неоплачиваемое выступление перед генералами, адмиралами и начальниками воздушных сил в Командовании было, за редким исключением, обязательным для всех артистов с Земли, которые стремились выступить затем с гастролями на марсианском фронте. Представления для армейских и флотских по обыкновению не обходились без стриптизеров и стриптизерш. Когда сидишь за фортепьяно, замечаешь многое, например, как увешанный орденами ас клюет носом в то время, как маэстро исполняет попурри из старинных ирландских песен, хотя ему простительно – в новостях упоминалось о его сегодняшнем возвращении из ожесточенного похода против роёв Сырта.

– Вас хочет видеть Ферид Бей.

– Этот мерзкий коротышка турок? Что ему нужно? Ручаюсь, что он хочет взять ещё денег. Не буду с ним встречаться. Он испортит мне день. Отвечаю ему отказом.

– В 11 часов, маэстро. В Канал Корт.

Граф Джек надул щеки в знак того, что сдаётся.

– Он что, не может себе позволить остановиться в «Гранд Вэлли»? С такими-то процентами, какие он загребает? Хотя, его, наверное, сюда и не пустили бы. Они должны повесить табличку: «Собакам, людям в форме и агентам вход воспрещен».

Мы тоже не могли себе позволить жить в «Гранд Вэлли», но такого рода дела должно вверять изворотливому аккомпаниатору. Мне удавалось не раз заговаривать зубы администраторам гостиниц.

– Я закажу транспорт.

– Ну, если так надо.

Его внимание снова переключилось на каньон великого города твавов. Солнце уже взошло над кромкой каньона и отбрасывало на Великую долину тени шпилей, труб и высеченных из скал скале башен Аншаины. Пробужденные солнечным светом стаи твавов хлынули рекой из щелей своих гнездовий.

– Еще немножечко твоего фирменного чая, если можно?

Я взял чашку и блюдце из его протянутой руки.

– Конечно, маэстро.

– Спасибо тебе, дорогой мой. Без тебя я бы, конечно, не справился.

И он изящным жестом выпроводил меня.

– Благодарю, маэстро. И, маэстро…

Он повернулся ко мне.

– Наденьте брюки.

Для человека его комплекции граф Джек Фицджеральд блеванул крайне аккуратно. Он перегнулся через край подъёмного кресла, одна быстрая конвульсия – и рвотная масса упала единым пластом меж вырезанных из скал шпилей Аншаины. Он вытер свои губы огромным белым носовым платком, и на этом все было кончено. Он винил бы в том меня, носильщиков, всю цивилизацию твавов, но ни за что на свете не три чашки фирменного чая, которые он опростал, пока я упаковывал его вещи, и не бутылку в прикроватном шкафчике, с которой он никогда не расставался. Отъезд из гостиницы на этот раз был затруднителен. Я никогда бы не открыл это графу Джеку, но давно уже прошли те времена, когда я мог поручиться за всё одним лишь добрым именем графа Килдэрского.

– Вам надлежит оставить сумки, – сказал армянин-управляющий.

Он никогда не слышал об Ирландии, не говоря уж о графстве Килдэр.

– Хорошо, но мы намереваемся вернуться, – сказал я.

– Но сумки – в залог.

– Пресвятые угодники! – воскликнул граф Джек, когда два небесных кресла приземлились на посадочную площадку «Гранд Вэлли».

– Ты что это, собрался убить меня, язычник этакий? У меня слабое сердце, слабое, говорю тебе, искалеченное десятилетиями профессиональной зависти и ядовитыми статьями критиков.

– Это самый быстрый и прямой путь.

– Болтаешься туда-сюда в этом проклятом летучемышном такси, и никакого вознаграждения в итоге, – ворчал граф Джек, застегивая ремни. Поднатужившись, твавы взлетели. Он сдавленно вскрикнул, когда небесное кресло, покачиваясь, перевалило через кромку обрыва в милю высотой над иглами Нижних Гнездовий, чередой пиков утыкавших красные скалы Великой Долины. Он вцепился от страха в растяжки и постанывал, в то время как перевозчики-твавы несли его, лавируя среди гондол, проносившихся по канатным дорогам меж каменных башен гнездовий со множеством окон.

Мне перелёт, пожалуй, нравился. Моя жизнь не была богата приключениями. Я стал аккомпаниатором маэстро после того, как устал заниматься подсчетом его авторских гонораров. С моими познаниями в музыке иной стартовой должности в музыкальном мире мне было не видать. Блестяще, но не захватывающе. Мир звёзд всего лишь ещё одна производственная среда. От благоговения перед знаменитостью довольно быстро оправляешься. Последний раз я был сильно взволнован в ночь перед тем, как мы отправились на Марс. Звездные корабли! Космическое путешествие! Да уж. Я почти не спал в ту ночь. Но вскоре я открыл для себя, что космические путешествия очень похожи на морские круизы, только без прогулочных палуб, экскурсий, с гораздо меньшим количеством пассажиров и плохим питанием. Несмотря на то что компания показалась мне неимоверно скучной, я все же испытал некоторое мстительное удовольствие – ведь для них это были три месяца взаперти с графом Джеком.

У меня личные счёты в этой войне. Мой дед был одним из тех несчастных, что были убиты в первые минуты вторжения в Хорселл Коммон. А родился в Англии, первым в нашей семье. Он молился в мечети Уокинга, когда тепловой луч боевой треноги улири испепелил его. Тысячи людей погибли в тот день. Сменилось два поколения, прежде чем мы освоили технологии улири, защитили себя от вторжения с воздуха, подготовили флот к началу операции «Неотвратимое возмездие», под незабываемый клич «Помни шаха Джехана!». Я стоял в толпе возле кратера Хорселл Коммон. Люди собрались в тот день у многих кратеров давнего нашествия. Стояли на вершинах холмов, на пляжах, берегах рек, крышах домов, священных местах – везде, где было видно небо. Они собрались, чтобы увидеть, как ночное небо озарит пламя двигателей стартующего экспедиционного флота. И словами у всех на устах были «Возмездие, возмездие!», но сердце мое говорило: «Помни шаха Джехана!»