Кейн оцепенел.

– Я оканчивал Лоуэлл.

– Я не имел в виду…

– Нет уж, имел. Ты думаешь, здесь мы все наподобие туповатых селян, этаких зажиточных простаков из Хиксвиля.

– Не меняй тему. Это уход в сторону. Ты должен ясно осознать и не обманывать себя относительно своих действий. Ты выбрал выход для трусов. Не перечить отцу и не отстаивать свою позицию, позволяя тем самым страдать Тильде и мне из-за своей бесхребетности!

В тот же момент, когда эти слова вырвались у него, Ноэл пожалел, что не подыскал других слов. Даже несмотря на смуглую кожу Кейна, было заметно, как кровь ударила тому в лицо.

– Вот теперь-то я вижу, как известный офицер КосмоКома думает обо мне!

Он взвился и ринулся к двери.

– Кейн, постой! Мне жаль, я…

Тяжелая металлическая дверь закрылась с тихим шуршанием, но казалось, она громко хлопнула за ним.

Тильда отбросила назад фонарь и забралась в свой чрезмерно ярко и многоцветно раскрашенный ультралёгкий флаер. «Вероятно, из-за вездесущести красного цвета на Марсе местные жители имели склонность применять такие безумные сочетания цветов?» – задумывалась она. Ее был выкрашен под серебро с голубыми звездами и лунами и многоцветными спиральными вихрями повсюду, на большей части поверхности крыльев и фюзеляжа. Она медленно покатилась по направляющим мимо больших гусеничных грузовиков, которые транспортировали их ценные грузы в космический порт Лоуэлл-сити. Разгона по наклонным направляющим и сверхдлинных крыльев хватило, чтобы ухватиться за разреженную атмосферу Марса, и вот она уже летит. Вдалеке она различила черный флаер Али с серебряными молниями, который также набирал высоту, забираясь все выше в румяные небеса.

Она заложила вираж, чтобы приблизиться к нему, и они полетели дальше на параллельных курсах, почти касаясь крыльями друг друга над марсианским городом. Хотела бы она знать, что марсиане из ее видений подумали бы теперь о нём. Самоцветные башни почти не изменились, но улицы и бульвары почти сглажены, засыпаны красной пылью, над которой выли и стонали нестихающие марсианские ветра вместо песенных мелодий.

Тень от крыльев ультралегких флаеров пронеслась по пескам и скалам этой планеты, играя в догонялки с мелкими песчаными вихрями, танцующими вокруг кратеров и на плато. Неяркий свет далекого марсианского солнца поблескивал на куполах, покрывающих поля местных поселенцев.

Через ветровое стекло девушка разглядывала надвигающуюся массу горы Монс Олимпус, самого крупного вулкана Солнечной системы. Вершина упиралась в красное небо Марса, а несколько облачков зацепились за склоны, словно гора куталась в тонкую шаль.

Али нарушил молчание.

– Мне этого будет не хватать.

– А ты бывал на Земле?

– Нет.

– Тебе там понравится.

– Мама боится, что мне не захочется возвращаться.

– И что ты ей сказал?

– Я пообещал вернуться. – Он чуть помедлил. – Но я солгал. Совершенно не знаю, какие у меня будут планы после того, как я проведу столько лет в земном гравитационном колодце – сначала колледж, интернатура, возможно – ординатура.

– Может, тогда было бы честно так и сказать? – предположила Тильда.

– Она и так всё время плачет. Что с ней будет, если я ей так прямо скажу?

Они перелетели канал, и Тильда вдруг предложила:

– Давай сядем.

– Зачем.

– Хочу кинуть камушек в канал. Никогда прежде не пробовала.

– Надеешься, что-то оттуда выползет? – поддразнил Али.

– Конечно, нет. Просто… поддержи меня, ладно?

– Ладно.

Они выбрали ровный участок неподалеку от чёткой линии канала и посадили флаеры. В уменьшенной гравитации Марса они могли делать длинные летящие шаги, вскоре достигнув кромки канала. Та совершенно явно была искусственного происхождения, словно вырезанная лазером, с совершенно отвесными стенками. Тильда знала, что первые исследователи опускали зонды в каналы, но ничего не обнаружили. Только стенки из стекловидного материала. Для чего марсиане строили их? Для какой цели?

Вначале страх, что кто-то мог обитать в их глубинах, несколько отпугивал колонистов, и они опасались селиться вблизи каналов, но годы шли, и никто оттуда не показывался, поэтому потребность в воде вытеснила страх. Родная планета в тисках климатических изменений постепенно утрачивала посевные площади, миллиардам землян требовалась новая житница. Поэтому все предупреждения и опасения были отодвинуты, на Марс потянулись колонисты.

Тильда встала на колени у кромки канала и взяла камушек.

Бросила его вниз. Подождала какое-то время, считая удары сердца.

Как и ожидалось, ничего не случилось.

– Так странно, что они не оставили никаких записей, – сказал Али.

– Полагаю, О’Нил прав, и они передавали информацию через музыку, – ответила Тильда, ссылаясь на теорию наиболее известного ксеноархеолога Марса.

– Такой метод уж очень громоздок. А что, если ты – марсианин, которому слон на ухо наступил? Тогда ты будешь вроде немого?

Тильда рассмеялась, сбрасывая груз нескольких недель постоянного напряжения.

– Интересный вопрос.

– Со мной всегда так. Масса интересных вопросов и никаких ответов, – сказал Али. У него была симпатичная улыбка. – Чего ты теперь хочешь?

– Наверное, пора домой, – неуверенно сказала Тильда.

– У меня с собой надувная палатка, мама уложила нам с собой ланч.

– А может, махнём к Лицу? Сможем там друг другу процитировать «Озимандию».

Полёт занял ещё час. С воздуха Лицо было массивным, его суровое выражение со слепо вперившимися в красное небо глазами и прямой линией рта легко различимым. Но после посадки всё рассыпалось на разрозненные красные скалы. То, что различимо из космоса, для восприятия на поверхности оказывается слишком велико.

– Интересно, как они вырезали его черты? – спросил Али, когда они устанавливали палатку.

– Должно быть, с воздуха, – сказала Тильда. – Лазерами.

– Не хотел бы я быть на месте парня, который промазал мимо контура, – сказал Али, открывая баллон с кислородом. Тильда установила небольшой обогреватель и с облегчением сняла шлем.

Миссис аль-Джахани чудесно готовила и упаковала им баклажанную икру баба-гануш и цыплёнка карри с нежным хлебом питой. На десерт – сочащуюся мёдом пахлаву. К счастью, пчёлы быстро привыкли к жизни под куполами. Что было весьма удачно, поскольку на Земле они почти исчезли.

Когда Али ещё дома укладывал корзинку для пикника, он набрался храбрости и сказал:

– Я вот думал. Я еду в Париж. Ты будешь в Кембридже. Вовсе недалеко. Может, получится… встречаться.

– Я не против, – сказала Тильда, вдруг увидев в красивом темноволосом Али потенциального партнёра. Конечно, стоит об этом ещё поразмыслить, но в тот момент предложение окутало её радостным возбуждением.

Они вновь надели шлемы, сложили палатку и убрали её во флаер Али. Затем направились к Лицу. Кто-то из предыдущих посетителей-людей вырезал ступеньки на боку гигантской лежащей скульптуры. Тильда ощутила смутную неловкость, взбираясь по ним, но потом пожала плечами: в конце концов, не она же это сделала, было уже поздно что-либо исправлять. Наверху они прошли по массивному подбородку, перебрались на щеку и остановились, глядя в провал левого глаза.

– Интересно, кем он был, – тихо сказала Тильда.

– Вот почему им следовало оставлять записи, – сказал Али.

Он помолчал, затем добавил:

– Эй, хочешь прийти к нам поужинать?

Тильда вспомнила мрачное молчание за столом в доме Маккензи и радостно кивнула.

– Да, спасибо. Я сообщу своим, когда мы взлетим.

– Тогда лучше не задерживаться, – сказал он, щурясь на заходящее солнце.

Ноэл-Па дал своё согласие, но каким-то напряжённым голосом. Он надеялся, что они с Папочкой Кейном не разругались снова.

Небольшой солнечный диск опустился за горизонт. Взошли луны Марса и разминулись, двигаясь по своим разнонаправленным орбитам. Без существенной атмосферы звёзды казались совсем близко. Словно сговорившись, юноша и девушка летели в молчании, переживая этот момент. Через некоторое время показались купола фермы, поблескивая на горизонте, словно пойманные звёзды. От башен марсианского города протянулись пальцы теней, которые будто хотели схватить звёзды и луны.