— Ожил…

— Простите меня, госпожа.

— Как Вы себя чувствуете?

Хороший вопрос.

— Кажется, нормально.

Женщина поднялась на ноги и принялась приводить в порядок своё платье, изрядно помятое во время странных упражнений.

— И не вздумайте снова умирать, сударь. Этим Вы мне чрезвычайно досадите.

Наромарт сел и огляделся. Ну да, действительно кладбище. Да ещё и вечерние сумерки. Куда же его занесло-то?

— Я постараюсь, сударыня. Но, я не имею чести Вас знать и не представляю себе, чем моя смерть может Вам досадить.

— Бакалавр естественных и медицинских наук к Виолетта фон Зееботен к Вашим услугам, сударь, — поклон был явно иронический, но тон — серьёзный. — И моей репутации врача будет нанесен существенный урон, если Вы умрёте на моих руках. По правде сказать, когда я Вас тут обнаружила, то думала, что Вы уже безнадёжно мертвы.

— Вот как?

— Представьте себе, сударь. Отсутствие сердечных тонов и дыхания, а так же расширенные зрачки неопровержимо свидетельствовали о состоянии клинической смерти. Вообще-то даже симптом кошачьего глаза имелся. Будь Вы человеком, я бы, наверное, вынуждена была констатировать смерть. Но, поскольку то, что Вы человеком не являетесь, сразу бросается в глаза, то я рискнула применить непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. Как видите, удачно.

Никогда ещё Наромарту не приходилось слышать, чтобы человек так спокойно говорил о его нечеловеческой природе. Из всех разумных рас, с которыми приходилось сталкиваться полудракону, пожалуй, именно люди болезненнее всего относились к тому, что они — не единственные носители разума в этом мире. А госпожа Виолетта высказалась о его нечеловечности таким тоном, которым обычно говорят обо всем понятных и очевидных вещах. Вроде: "Идёт дождь".

— Наверное, надо будет написать об этом в Саламанку. Случаи оказания квалифицированной медицинской помощи не людям в наших краях очень редки и потому чрезвычайно ценны. Было бы преступлением перед медициной не известить коллег о том, что реанимация может помочь не людям на поздних стадиях клинической смерти. Вы, простите, кто по происхождению?

— Эльф, — произнес Наромарт, вставая на ноги.

— Странно, — на лице госпожи фон Зееботен отразилось искреннее удивление. — Эльфы живут на Изумрудном острове очень уединенно, и всё же их облик считается научно установленным. Знаете, Вы очень сильно отличаетесь от того, что пишут в книгах.

— Среди эльфов, как и среди людей, есть разные народности, — дипломатично заметил Наромарт.

— В самом деле? А ведь эта теория считается некоторыми высокоучеными мужами ложной и вздорной. Послушайте, нам непременно надо об этом поговорить. Где Вы остановились в городе?

— По правде сказать, ещё нигде.

— В таком случае, позвольте предложить Вам, сударь, моё гостеприимство.

— Но не стесню ли я Вас своим присутствием? — промямлил не ожидавший такого поворота разговора эльф.

— Вздор, сударь. Прежде всего, Вам необходимо оставаться под наблюдением врача. Остановка сердца — это очень серьёзно, поверьте моему опыту и не спорьте.

Он и не спорил. Потому что знал, что происходящее с ним гораздо серьезнее, чем это казалось доброй женщине.

— Словом, господин… Не знаю Вашего имени…

— Наромарт, к Вашим услугам.

— Словом, господин Наромарт, прекратите препираться и извольте идти со мной. Уже совсем стемнело, а у Вас такой вид, что и днём можете изрядно напугать старину Мюллера.

— Кого?

— Кладбищенского сторожа.

Наромарт кивнул, и двинулся вслед за своей спасительницей по узкой тропике среди надгробий. Госпожа Виолетта продолжала объяснять.

— И давайте договоримся: некоторое время Вы побудете не эльфом, а человеком из дальних земель. Скажем, из Руссии. Знаете, наши обыватели весьма достойные люди, но подвержены некоторым предрассудкам. Это где-нибудь в Праге или Амстердаме люди привыкли к тому, что на улице можно встретить не человека, а в нашем провинциальном Риттерберге это будет всё же слишком сильным потрясением.

— А для Вас это не будет… — начал, было, Наромарт, но тут госпожа фон Зееботен обернулась, метнула на эльфа гневный взгляд, прервала его фразу:

— Вот что, сударь, ежели Вы из тех, кто полагает только свой народ несчастным страдальцем, а остальные — злобными гонителями, и на этом основании требует к себе особого отношения…

— Нет-нет, что Вы, — поспешно воскликнул эльф, — ни о каком особом отношении я не говорю. Просто, мне редко доводилось встречать человека столь широких взглядов…

— Это нормальные взгляды, — женщина особо выделила голосом слово "нормальные". — А ежели они для кого-то широки, то таким, должно быть, в пору смирительная рубашка.

Что такое "смирительная рубашка" Наромарт не знал, но из тона собеседницы следовало, что эту одежду лучше не примерять. Не зная, что сказать, он виновато посмотрел на госпожу Виолетту, и она сменила гнев на милость:

— Прошу простить меня, сударь. Мне не следовало говорить в таком тоне с больным, который только что находился на грани жизни и смерти.

— Нет, это Вы простите меня, что необдуманными словами вызвал Ваш гнев, — чистосердечно раскаялся эльф.

— Хорошо, будем считать, что мы оба прощены. А теперь давайте поторопимся, иначе выбираться отсюда придется в кромешной темноте. Я хоть и волшебница, но репутация любительницы прогулок по ночному кладбищу мне совершенно ни к чему…

— А что стало с Серёжкой — я не знаю, — Анна-Селена умолкла.

Благородный Олус, дабы не смущать спутником своим присутствием, отправился в гостиничные термы. Остальные путешественники собрались в самой большой комнате отведенных им апартаментов и внимательно слушали рассказ о злоключениях маленькой вампирочки и её спутника.

— Серёжу купил какой-то младший гражданин Меро, — вздохнул Йеми. — Похоже, этот человек — не местный. По крайней мере, о нём чиновники ничего не знают.

— Меро? — удивилась девочка. — Странно, так звали главного охранника в нашем караване.

— Вот тебе и раз, — не сдержался Балис.

— А как раз очень даже логично, — задумчиво произнес Мирон. — Охранник за ним всю дорогу наблюдал, наверное, что-то задумал. И понятно, почему Кеббан продал ему Серёжу до торгов — караван-то уходил из города раньше. Другого покупателя он, вероятно, отправил бы на торги, чтобы цену поднять.

— Очень возможно, — согласился Йеми, — но всё же это может быть и другой Меро.

— Может. Но как нам это проверить?

— Два способа. Можно выяснить, кто из городских стражников в день выхода каравана стоял у ворот Тролля, и расспросить их про Серёжу. Возможно, они что-то запомнили.

Балис скептически хмыкнул.

— Возможно — да, а возможно — и нет. И, если не вспомнили, то никакой уверенности у нас нет. Может, они его не заметили, может — просто забыли.

— Невесело, — согласился Мирон, — ну, а вторая возможность?

— Кеббан. Уж он-то точно знает, кому продал Серёжку.

— Несомненно. Только одна беда: он, как ты сказал, находится в тюрьме в ожидании смертной казни, — заметил Наромарт. — Как ты предлагаешь до него добраться?

— Пока что не знаю, — честно признался Йеми.

Мирон раздраженно забарабанил пальцами по еловой столешнице.

— Думаем, думаем. Нужны идеи.

Теперь Женьке это смешным уже не казалось. Мир, в который он попал, оказался намного жестче его родного. Да, местных жителей можно было считать дураками, идиотами, историческими недоразумениями и так далее, но правила жизни в этом мире определяли они. А пришельцам оставался небольшой выбор: либо погибнуть, либо обыграть местных по ими же установленным правилам, которых толком никто не знал. И здесь любая идея будет нелишней.