— Тогда — почему? — не унимался мальчишка. — Почему?
Сауриал тяжело вздохнул. Объяснить человеку своё поведение было нелегко. У каждого народа свои боги, своя вера, свои традиции. А у каждого существа, кроме того, свой характер, свои принципы, свои убеждения. Поэтому так часто бывает двум разумным существам понять друг друга. Попробуй переложить мысли в слова — не такая уж и простая это задача. А уж когда слов-то и нет… Пожалуй, Шипучка сейчас и Грегу с Ахаром не смог бы объяснить, почему он до сих пор терпит рабскую долю. А уж Волчонку, не умевшему разбираться в жестикуляции…
Шипучка снова вздохнул и развёл руками…
— Понятно, — вздохнул и Серёжка. И вправду, как можно ответить на такой вопрос, если не умеешь разговаривать? Парнишка почувствовал, как на него снова начинает накатывать горечь, отступившая было во время занятий.
Совсем стемнело. Дромон легко скользил по воде, с лёгким плеском взрезая носом мелкие волны. Светло-синяя Иво, чьё полнолуние приходилось как раз на эту ночь, заливала всё вокруг чарующим мягким светом. Матрос в гнезде на верхушке мачты, наверное, видел всё вокруг не меньше, чем на добрую половину морской лины, но всё равно были зажжены все положенные фонари: белые по бортам на кормовой надстройке, у румпелей, синий — на носу и красный — в том же гнезде на мачте.
Меро стоял на юте, погруженный в размышления, от которых его отвлекли чьи-то шаги. Оглянувшись, наёмник увидел подошедшего Шану.
— Слышь, Меро, поговорить надо-ть, — неловко переминаясь, начал наёмник.
— Говори, — пожал плечами Меро.
— Ты как этого пацана купил, странный какой-то стал. Чтой-то не то с тобою творится, вот…
— Чего — не то?
— А то — не то, — вдруг обозлился Шана. — Глупостями какими-то занимаешься. Ящерицу зачем-то купил. Прыжки эти устроил, тренировки? На кой оно нам?
— А затем, чтобы продать дороже, ясно?
— Не ясно. Мы — наёмники. Наше дело — что? Охранять караваны наше дело. А торговать — пусть купцы торгуют. Зачем тебе это? Или купцом захотел заделаться?
Меро криво усмехнулся.
— Нет уж, купец из меня, как из свечки кочерга. Глупость я свалял, Шана. Думал, срублю деньгу по легкому — а не вышло. Каждое дело своего умения требует. Не купец я, это точно.
— Ну, так и…
— Что — "так и"? Так и прославить себя тем, что сглупил, как дурак последний? Кусок хапнул, а сожрать не могу? Нет уж, теперь назад нельзя. Вот привезу их в Толу, продам, а чтобы ещё когда рабами торговать — ни за что. Пускай ими Шеак да Кеббан торгуют.
— Да, позориться негоже, — согласился Шана, — а только зачем ты им столько воли даешь? У купцов они бы в трюме без вылазу сидели.
— Ты же знаешь, куда я их продать собираюсь. Волчонка надо натаскивать, он же сражаться совсем не умеет.
— Ну, так волчонка и натаскивай. Нечку-то этого почто на палубу выпустил? У купцов разве б такое кто позволил? Да ни в жизнь! Тьфу, людям оскорбление одно.
Наёмник в сердцах сплюнул за борт.
— Хе, — ухмыльнулся Меро, — есть причина.
— Какая же?
— Да вот, понимаешь, слишком уж этот парень нагло себя ведёт. Мне, знаешь ли, интересно даже стало его обломать.
— Проблем-то, — изумился Шана. — Привяжи к матче, возьми вон у моряков верёвку какую-нибудь и всыпь дюжину ударов, вот он сразу и сломается.
— Думаешь? А если не сломается с дюжины?
— Значит, ещё всыпь, сколько надо.
Меро промолчал.
— Да хватит, хватит ему и дюжины, — по-своему истолковал эту паузу Шана. — Мелкий он ещё.
— Мелкий-то мелкий, но упорный. Видел, как во время занятий ему достаётся? Арш-то его не жалеет, так и норовит побольнее ударить.
— И что?
— А то, что хочет плакать, а не плачет. Гордый.
— Дык, под плетьми все ломаются, хоть гордые, хоть не гордые. Всё едино. А хочешь — вон, — Шана кивнул на море, — водички из-за борта достань, да после нескольких плетей спину-то и полей. Враз сомлеет, точно говорю. Солёненькая водичка-то на рану, она почище огня жжёт.
— А то я этого не знаю, — усмехнулся Меро. — Не вчера ведь родился. Только хлопотно это. Ну, отвешу я этому шкету дюжину плетей, ну, будет он тут визжать на весь дромон. А толку? Его вообще битьём не сломать.
— Почему?
— Да потому, что битье доказывает силу. Понимаешь? Кто в рыло дал — тот и сильнее. А силу он и так во мне признаёт. Ещё ни разу не ослушался.
— Тогда какого импа тебе надо? — Шана окончательно перестал понимать старого друга. — Раб слушается — так и хорошо.
— Плохо, — неожиданно жестко отрезал Меро. — Он признаёт мою силу, но не мою власть. Он пытается вести себя не как раб, а как побежденный воин.
— А тебе не всё ли равно? До ладильских нон ты по-всякому от него избавишься. Или нет?
— Избавлюсь. Но, раз уж у меня есть время, почему бы и не проверить этого волчонка на прочность? Забавно.
— И как же ты хочешь его проверить?
— Что значит — хочешь? Я не хочу, я делаю. Что надо сделать, чтобы вольного человека превратить в раба?
— Что?
— Я тебя спрашиваю.
— Да откуда мне знать? Дать в рыло, чтобы слушался — и дело с концом.
— Да, Шана, управитель из тебя, как из черепахи посыльный.
— А я — наёмник и в управляющие не стремлюсь.
— Ладно, не злись. Чтобы превратить вольного человека в раба в душе, надо его унизить. Растоптать его гордость. Понимаешь?
— Хех, так волчонка ты уже унизил дальше некуда: в одну каюту с нечкой посадил.
— Если бы, — вздохнул Меро, — для него это вовсе не унижение. Ему с этим ящером вместе сидеть, как нам по кружке пива выпить — одно удовольствие.
— Кель и Фи! Слышь, Меро, а может, он и вправду…
— Нет, не изонист. Я его спросил — он отказался.
— И ты веришь? Так бы он и признался.
— Вот он-то как раз бы и признался, — усмехнулся командир наёмников. — По характеру сразу видно. И потом, глупо ведь так подчеркнуто заботиться о нечках и скрывать, что ты изонист.
— Действительно, глупо, — согласился Шана. — Тогда почему он такой ненормальный?
— Импы его знают, почему. Наверное, варвар из диких земель. Я слышал, там иногда нечек равными людям считают. Взять хоть Кагман, там же тигры-оборотни в почёте.
— Идиоты, — Шана снова сплюнул за борт. — Но оборотни хоть немного на людей похожи. А эта ящерица… Да при одном взгляде на эту морду любого нормального человека блевать тянет. Чесслово.
— Волчонка вот не тянет…
— Так я ж говорю — ненормальный.
— Ненормальный, — кивнул Меро. — Но и этого ненормального можно достать.
— И как же?
— Не так уж и сложно. Он воображает себя пленным, а не рабом — надо всячески подчеркивать, что он не пленный, а раб. Вот сегодня он попытался со мной торговаться. А я дал ему понять, что хозяева не торгуются с рабами.
— Ой ли… Ящера ты всё же на палубу по его просьбе выпустил.
— Не-ет, — улыбаясь, протянул Меро. — Сначала я заставил его сделать то, что он делать не хотел. И никогда бы не сделал, не будь у меня власти. Власти, не силы. Силой можно было загнать его на мачту, но не заставить красиво прыгнуть. А прыгнул-то он действительно здорово.
— Прыгнул здорово, — согласился Шана.
— Вот, а потом я кинул ему подачку. И он её взял. Не хотел брать, а взял. Понимаешь?
Повисло молчание.
— Нет, ничего не понимаю, — обескуражено признался Шана. — Слишком уж ты умён, Меро. Тебе бы не наёмником служить, а в мудрецы податься. Как там ты этому стражнику плёл? Божественный… ну, как его там…
— Рубос. Божественный Рубос, — усмехнулся Меро. — Только он не мудрец, а поэт.
— А какая разница? — последовал наивный вопрос.
— Существенная… Ладно, Шана, не забивай себе голову. Тебе и впрямь без всего этого жить легче.
— Легче. А тебе?
— А мне интереснее жить так, как я живу.
Меро широко зевнул.
— Ладно, хватит языком чесать. Пойдем-ка спать, поздно уже. В отличие от волчонка, я намерен хорошенько выспаться.
— Волчонок твой уже давно дрыхнет…