— Да услышат боги твои слова, благородный Дентер. Однако, ты что-то говорил про цензоров?

— Слухи, всего лишь слухи. Как ты знаешь, совсем недавно сенатором стал благородный Малетий Мерк, бывший до этого пьемурским наместником, а значит — моим непосредственным начальником. На пиру, устроенному по случаю назначения, я разговаривал с некоторыми благородными гостями из столицы. Они назвали несколько фамилий, попавших в предварительные списки, но не прошедшие в окончательный. Среди упомянутых был и ты, благородный Контий. Как видишь, всё просто… Всё очень просто.

— Н-да, из Пьемура легче обратить на себя внимание, чем из Кервины, — в голосе наместника прозвучала зависть, которую благородный сет даже не попытался скрыть.

— Я бы так не сказал, — молодой собеседник задумчиво забарабанил пальцами по широкой поверхности мраморных перилл, окружающих террасу. — Я бы так не сказал. Кервина не многим дальше от Моры, чем Пьемур. Мне кажется, твоя беда в другом.

— В чём же? — недоверчиво спросил наместник.

— Ты слишком простодушен, благородный Контий Глабр. Извини за такое сравнение, ты слишком благороден. Чтобы сделать карьеру, мало служить Императору верой и правдой, надо ещё и обратить его внимание на свою службу.

— Этим занимаются высокие покровители при дворе. Увы, у меня их нет.

— Нет покровителей, значит, ты сам должен обратить на себя внимание Императора. Мне кажется, это не сложно, ведь на должности наместника ты ежедневно трудишься к его вящей славе. Вот, к примеру, это дело о некромантии…

Наместник скривился. Его лицо, и так иссечённое глубокими морщинами, стало совсем старческим.

— Гнусное дело, благородный Дентер. Не хотелось бы, чтобы Император услышал о нём.

— Почему? Мне вот, напротив, кажется, что оно способно принести тебе огромную выгоду, если, конечно, его правильно подать.

— И как же его подать правильно?

— Насколько я слышал, главная трудность этого дела в том, что нет возможности объективно определить, кто же из задержанных виновен в нечестивой волшебе.

— Истинно так. Единственный способ — это воззвать к Аэлису и допросить душу жертвы. Но это возможно только с разрешения самого Императора и только по делам государственной важности. Здесь же ничего подобного и близко нет. Речь идёт исключительно о применении недозволенного волшебства ради личных интересов.

— Занятии отнюдь не безобидном…

— Я скажу больше: занятии гнусном и мерзком. Некромант подлежит смертной казни равно с теми, кто злоумышляет против Империи, но…Убийство с целью создания зомби в отдалённой провинции на государственную важность никак не тянет.

— Согласен. И всё же принципы правосудия требуют изобличить тех, кто доподлинно виновен.

— Поверь, я бы с радостью, но в моих условиях это невозможно. Отцы-инквизиторы откровенно проморгали это дело…

— Полагаю, благородный Корнелий, ты уже известил об этом Мору и Центральный Капитул Ордена?

— Нет смысла. Спорить с Орденом можно только с позиции силы.

— Так и займи эту позицию. Среди магов Кервины созрел гнусный заговор. Преступившие закон изучали тёмные искусства, что запрещено законом и противно богам.

— Заговор? — изумился наместник.

— Конечно, — не моргнув глазом, подтвердил Гравлен. — Три мага, объединившие свои усилия для достижения запретного — это самый настоящий заговор. Увы, местные инквизиторы оказались не на высоте и не смогли своевременно распознать злые умыслы. Но нашелся честный, преданный Императору волшебник, заподозривший неладное и сообщивший верному слуге Императора о кознях нечестивцев.

— Ты говоришь о Нурлакатаме?

— Конечно.

— Вообще-то, я собирался отправить в печь именно эту чёрную образину. Против него свидетельствуют три уважаемых мага.

— Император, назначив тебя наместником Кервины, даровал тебе власть над жизнью и смертью живущих на этой благословенной земле, благородный Контий. Всё в твоих руках. Какой бы приговор ты не изрёк, он не будет ни оспорен, ни изменён, не отменён. Будет на то твоя воля — в печь бросят одного мага, а трое уважаемых Мастера Слова станут ещё более уважаемыми. Будет на то твоя воля — в печь бросят трёх заговорщиков, а честный маг, донесший о заговоре, смиренно облобызает твои сандалии.

— Звучит заманчиво, — наместник впервые за добрый разговор мечтательно улыбнулся, — только вот всякий может спросить, отчего это честный маг пришел с вестью о заговоре ко мне, а не к отцам-инквизиторам.

— Конечно, он поступил неправильно, — кивнул головой Гравлен, — но разумно ли требовать мудрых решений от дикаря, если он даже маг? В землях Анганды об Инквизиции почти никто не слышал. Узнав о творимом беззаконии, наш герой обратился к закону, то есть к наместнику. Поступок, достойный каждого гражданина.

— Пожалуй. Но тогда мне придётся объяснять, почему я не поделился новостью с отцами-инквизиторами.

— Возможно, я слишком молод и недостаточно мудр, но мне кажется, что в этом нет ничего непонятного. Наместник Императора — не глупый лавочник, который при малейшем шорохе начинает орать на всю улицу, что его грабят. Слово наместника обладает огромной силой и потому не должно звучать попусту. Нет ничего удивительного, если, прежде чем сообщить новость Верховному Инквизитору Кервины, ты захотел выяснить, верно ли заговор существует. Пустые слова могли бы обидеть отца Холека, в меру своего разумения исполняющего свой долг.

Наместник задумчиво потёр морщинистые щёки.

— Мне кажется, если при дворе станет известна эта история, то проницательности и мудрости благородного Контия Глабра будет воздано должное, — добавил Гравлен.

Повисло продолжительное молчание. Тишину нарушали лишь птичьи трели, да шелест ветра в кронах олив и кипарисов.

— Звучит заманчиво, — повторил, наконец, наместник. — Возможно, Нурлакатам и вправду честный человек, а три мерзавца клевещут на него, чтобы спасти свои жалкие шкуры. Но он не приходил ко мне с сообщением о заговоре.

— Кто может знать об этом наверняка, — пожал плечами молодой человек. — Лишь два человека: ты и он.

— Двое — слишком много. Он может проболтаться, и тогда…

— Тогда погибнет твоя карьера, а он потеряет жизнь.

— Неравноценный обмен, — покачал головой Контий. — Карьера морритского сета стоит больше, чем жизнь сотни ангандских дикарей.

— Разумеется, но, хвала богам, мир устроен так, что сами дикари об этом не подозревают. Это быдло очень дорожит своими никчемными жизнями, и готово на что угодно, лишь бы их сохранить.

— Понимаю, но всё же, тайна, в которую посвящен неблагородный человек, не может считаться надёжной тайной.

— Можно принять меры предосторожности. Во-первых, дикаря следует осыпать благами. Может даже, выхлопотать ему особое покровительство Императора. Кстати, это понравится народу, чернь любит, когда кого-нибудь из её рядов щедро вознаграждают за службу.

— Это будет не слишком сложно. Но что потом?

— А потом его следует отправить подальше от этих мест. Скажем, в ту провинцию, которую божественный Император Публий по своей великой милости отдаёт в моё управление. Я смогу проследить за тем, чтобы этот человек не причинял тебе хлопот.

Наместник только раздраженно хмыкнул.

— Впрочем, — поспешил добавить отлично понявший невысказанную мысль Гравлен, — опекать его ежечасно и ежеминутно мои люди всё равно не смогут. И, если с ним приключится какой-нибудь досадный несчастный случай, то мне останется лишь известить тебя об этом печальном событии, благородный Контий.

— Да-да, несчастный случай. Несчастный случай со смертельным исходом, — произнёс наместник нарочитым голосом и выразительно посмотрел на собеседника. Гравлен утвердительно кивнул.