Пиратский ныряльщик уверенно шел на сближение, желание схватится было обоюдным. Балис рассчитывал на то, что получит преимущество за счёт большей длины рук, но пират оказался нечеловечески проворен. С точки зрения земного боевого пловца двадцатого века враг сделал явную глупость: на широком размахе горизонтально полоснул ножом, целясь в горло Гаяускаса. В своём мире Балис бы успел, наверное, дважды всадить нож в противника, прежде чем возникла реальная угроза. Здесь же ему не хватило времени даже поднять левую руку, чтобы прикрыть грудь и горло. А ведь должен был сделать это автоматически, вот что значит: год без тренировок. Отклониться от удара морпех тоже не успел. Смог лишь сделать отчаянный рывок вверх, в результате удар пришелся по левому плечу.

Аббьятю сразу понял, что спустившийся с торгового судна верзила в странном набедреннике не возомнивший о себе невесть что бахвал и не потерявший голову от ужаса безумец, а настоящий водолаз. Каким уж ветром его занесло на этот корабль, одним богам ведомо, но случилось так, как случилось. Так даже интереснее. Свет с клинка чужого кинжала немного уравнивал шансы, но всё равно враг был обречен: опытным глазом Питра сразу подметил естественную замедленность его движений. Вода есть вода.

Отразить удар, верзила, разумеется, не успел. Но реакция у него оказалось просто великолепная, он всё-таки умудрился рвануться вверх, вместо шеи клинок располосовал руку и скользнул по груди. Вода тут же помутнела от хлынувшей крови. Аббьятю замахнулся для нового удара. Он ждал, что раздираемый болью человек попытается крикнуть, в открытый рот хлынет вода и враг, захлёбываясь, корчась от боли, будет беспомощно биться, пока смерть не положит конец его мученьям.

Но случилось совсем иначе. Вражеский водолаз не потерял контроля над собой, не хлебнул воды. Вместо этого он сделал выпад, пытаясь ударить Питру в грудь. Атака была настолько неожиданной, что кервинец никак не успевал её парировать. Он смог лишь отклониться назад, но у врага были слишком длинные руки.

Клинок вошел пирату в грудь по самую рукоять, свет моментально исчез, словно кто-то погасил электролампу. Балис дёрнул кортик назад — и снова стало светло. Морпех был готов отразить атаку врага, но нужды в этом не было. Обмякшее тело пирата медленно опускалось вниз. Ныряльщик был мёртв.

Задыхающийся, раздираемый болью и истекающий кровью, Гаяускас вынырнул на поверхность. Несколькими гребками добрался до трапа. Левая рука, хоть и болела, но работала.

— Ольмарец, это ты? — донёсся сверху тревожный шепот капитана.

"Всадит ещё из арбалета, с него станется", — подумалось морпеху.

— Я это.

— Что случилось? — это уже Мирон.

— Подводный бой, — выдохнул Гаяускас, перебираясь через фальшборт.

"Вот так, товарищ капитан второго ранга", — вспомнились морпеху уроки боевого пловца, — "теперь и я плавал, а не купался".

Он ступил на палубу, и в этот момент вдруг закружилась голова. Навалилась страшная слабость, потемнело в глазах. Балис пошатнулся и чуть не упал. Спасибо, стоявший рядом Йеми успел подхватить его под левое плечо.

— Он ранен. В каюту, быстрее. Наромарт!

— Конечно… господин Йеми, — откликнулся эльф.

Олус, опередив растерявшегося Мирона, подхватил Балиса под другое плечо, а Гаяускас даже не мог ничего сказать. Ослабели не только мышцы, ослабела воля. Хотелось лишь одного: лечь и лежать, и чтобы никто его не беспокоил.

В каюте было светло: горела масляная лампа. Одного взгляда Наромарту хватило, чтобы оценить тяжесть раны.

— Положите на подстилку. Отойдите.

Эльф склонился над раненым человеком.

Женька вдруг ощутил, что его тянет к окровавленному телу. Хотелось припасть ртом к ране на плече и сосать тёплую, живительную влагу. Вампир сделал шаг вперёд и… И правое плечо пронзила страшная боль. Женька ошалело мотнул головой. Наваждение исчезло, осталось только ноющая боль, отдающая от плеча в локоть. "Привет от богини", — понял маленький вампир. Украдкой бросил взгляд на спутников — всем было не до него. Смотрели только на нависшего над Балисом Наромарта.

Боль отхлынула почти сразу. Оставались слабость и лёгкая тошнота. Гаяускас смотрел в темноту под капюшоном, пытаясь угадать в ней лицо целителя.

— Саша, намочи чистую тряпку.

— Вот.

— Протирай.

Гаяускас скосил глаза. Мягкая красная плёнка легко смывалась, а под ней, как он и ожидал, на коже не было даже шрама. Наромарт выдавал чудесные исцеления, словно автомат — газированную воду. Три копейки — и забирай полный стакан.

— Благословенна будь Элистри. Благословен Иссон, — негромко провозгласил эльф.

— Благословен Иссон, — в пол голоса, чтобы не услышали на палубе, подхватили Йеми и Олус.

Сашка протёр целителю заляпанную кровью ладонь.

— А теперь рассказывай, что было, — потребовал Нижниченко.

— Не что, а кто. Ныряльщик там был пиратский.

— И что с ним?

— Понятно что: на дне лежит. Но шустрый, зараза. Подрезал меня всё-таки.

— Может быть, магия у него была какая? — поинтересовался Йеми.

— Может быть, — вяло согласился Балис. — Магия — не по моей части.

— Амулетов у него никаких не было? Или колец? — не отставал кагманец.

— Вот только и дело мне было, что кольца рассматривать, — из-за слабости фраза получилась не столько недовольной, сколько ворчливо-плаксивой. — Ожерелье золотое было на шее. Тоже мне, новый…

Закончить не удалось: кто такие русские в этом мире не знали. Да и вообще сравнение хромало: настоящему новому русскому полагалась цепь, а не ожерелье. Правда, тоже золотая.

— Волшебное, — убеждённо сказал Олус.

— Я тоже так думаю, — согласился Наромарт. — Жаль, теперь его уже не достанешь.

— Зачем оно тебе? — Балис попытался сесть — получилось. Но перед глазами сразу поплыли цветные круги. Нет, такой как сейчас он — не боец.

— Любой волшебный предмет может пригодиться, особенно в нашем положении. Но что зря говорить? Это ожерелье для нас потеряно.

Гаяускас вытер со лба выступившую испарину.

— Мирон, уточни у капитана, какая тут глубина и попроси его подготовить канат с петлёй.

— Зачем?

— Будем вытаскивать этого пловца, чтобы Наромарт обследовал его на предмет магии.

— Мне кажется, что тебе сейчас лучше лежать и набираться сил, — начальственным голосом произнёс Нижниченко.

— Лучше. Но нельзя: я ещё не выполнил задания. Поэтому Наромарт сейчас даст мне какое-нибудь снадобье, и я повторю попытку.

— Но, Балис…

— И не говори мне, что у тебя ничего подобного нет, — уверенно заключил морпех.

— Есть, но… — целитель выглядел растерянным. — Балис, пойми, врачи — не волшебники. За всё придётся платить. Я могу вернуть тебе силы, но не на долго, часа на три. А потом слабость вернётся, и тебе будет гораздо хуже, чем сейчас.

— Меня это устраивает. Часа через три пловец будет в твоём распоряжении, пираты — на мели, а выход из лагуны — свободным. Вот тогда я спокойно смогу лежать здесь столько, сколько ты потребуешь. Хоть да завтрашнего заката.

— Сам сказал, — констатировал Наромарт. — До заката не нужно, но раньше полудня ты с матраса не поднимешься.

— Идёт!

Эльф уткнулся в мешок с медикаментами. Мирон вышел из каюты, следом за ним выскользнул Сашка.

На палубе, за спиной капитана и помощника топтались несколько матросов, разбуженных суматохой.

— Как он? — нетерпеливо поинтересовался Бастен.

— Нормально. Нар — хороший целитель, за то и держим.

— Да уж, нечке доверять себя лечить… — тихо пробормотал кто-то из матросов. Настолько тихо, что Мирон предпочёл сделать вид, что не услышал.

— А что случилось-то? — продолжал расспрос Бастен.

— Водолаз пиратский.

— Дюжина портовых девок! — выругался капитан. Позади кто-то выругался ещё более забористо. Уже не таясь, в полный голос.

— Балис просил глубину смерить и канат с петлёй приготовить, — предупредил Нижниченко новый вопрос.

— Зачем? — изумился Бастен.