Мальчик с трепетом принял кортик и, положив его на табурет рядом с собой, прикоснулся к одежде, словно пытаясь оценить ее. Голубой камзольчик, золотое шитье, бархатные штаны, тонкие, брюссельских мастериц, кружева на сорочке.

— Спасибо, господин Голди, это очень красивая форма. Но мне кажется, что она не совсем подходит для того, чтобы в ней работать. Я бы оставил ее для торжественного случая. Не могли бы вы выдать мне что-нибудь попроще? — Андреа прекрасно понимал, что, вырядись он таким попугаем, команда на палубе, склонная к шуткам, долго бы не давала ему покоя. — Я могу остаться и в моих простых панталонах, но, боюсь, вид монашеского исподнего будет оскорбителен для команды…

— Разумно, разумно. Извини меня, парень. — Шкипер удовлетворенно кивнул. — Редко когда у нас бывали юнги, которым бы не хотелось покрасоваться в парадном мундире. Но видать, жизнь тебя учила правильным вещам.

Джон легко, словно ему не мешал большой живот, забрался по приставной лесенке на дальнюю полку и извлек на свет аккуратно сложенные штаны и рубаху.

— А теперь пойдем, у нас койки для юнг давно пустуют. — Голди подтолкнул мальчиков к выходу.

Тщательно заперев каптерку гигантским замком, шкипер двинулся по коридору до фок-люка.[17] На палубе он подождал, пока его догонят ребята. Потом на удивление ловко для своей комплекции нырнул в узкую дверь под полубаком, исчез в темноте. Юнги двинулись за ним, прижимая к груди полученное имущество.

— Вот тут ваши хоромы. — Голди показал две узенькие лавки по обе стороны прохода, мало похожие на кровати. — Устраивайтесь и поступайте в распоряжение боцмана, он заждался. — Шкипер осветил спальные места фонарем и, не задерживаясь ни минуты, убрался восвояси. А мальчики остались в кромешной темноте после того, как за толстяком затворилась дверь.

— Да-а-а… — протянул Топо, — натерпимся мы тут. Ну, ничего, до первого боя! В бою можно взять добычу.

— А воевать обязательно? — осторожно поинтересовался Андреа. — И с кем?

— Как с кем? С испанцами! — с восторгом произнес Топо. — Мы, каперы, не терпим на море этих мерзавцев!

— Мы каперы? — Андреа вроде и слышал это слово от Рикардо и раньше, но не понимал его смысла. — Кто мы?

— Ну как! Капитан же сказал, что он капер Его Величества Карла Второго,[18] а это значит, что мы будем нападать на испанцев и всех врагов британской короны и… — Тут Топо замялся, понимая, что слово «грабить» может расстроить его религиозного товарища. — И мстить за разрушенные города и села!

— Мстить — грех, — ответил Андреа и вздохнул. Новая жизнь ему нравилась все меньше и меньше.

— Зато будем богатыми. Пошли к боцману, он, наверное, научит нас стрелять из пушки!

Боцман, как оказалось, уже ждал мальчиков.

— Allora, ragazzi, voi mangiare?[19] — весело спросил Коэн, проявив знание итальянского языка.

— Да! — радостно сообщил Топо.

— Спасибо, мы сыты, — не в лад ответил скромный Андреа.

— Ну, молодое дело такое! Живот всегда сводит, — кивнул удовлетворенно боцман. — Так вот, швабры в руки, и от юта до полубака выдраить так, чтобы блестело, как… как мои штиблеты!

— Но у вас же… — начал Топо, заметив, что носы боцманской обуви были покрыты слоем какой-то трухи.

— Так вот, юнга, если я говорю, чтобы блестело как моя обувь, а обувь не блестит, то что делает юнга, первым заметивший непорядок?

— Я подозреваю, что если скажу, что палубу мыть не надо, то это будет не тот ответ, который вы бы хотели услышать, господин боцман, — упавшим голосом произнес Топо.

— Сообразительный мальчик, далеко пойдешь, — прогудел мистер Коэн.

Боцман присел на шкафут и, кряхтя, стащил свои остроносые штиблеты.

— Юнга, покажите мне, как должна сверкать палуба!

Топо принял обувь и, слегка вздрогнув от запаха пяток Коэна, вопросительно глянул на боцмана:

— Господин боцман, а где взять тряпочку, чтобы почистить?

— Эй, вахтовые, — внезапно громовым голосом проорал Коэн. — Кто ветошью с юнгой поделится?

Поделиться решили многие, и через мгновение, словно подбитые птицы, к ногам Топо упали с десяток тряпок разных размеров. Палубная вахта галеона была так вышколена, что юнги, совсем еще неопытные в корабельной жизни, даже не замечали матросов, каждый из которых занимался своим делом на корабле.

Топо, не теряя бодрости духа, достаточно ловко прошелся по ботинкам боцмана, и они засияли в руках у юнги черным солнцем.

— Молодец, ловко! — похвалил Коуэн. — Теперь каждое утро будешь так делать.

Заметив на физиономии мальчишки выражение глубокой неудовлетворенности, боцман добавил, видимо, для того чтобы восстановить справедливость:

— А ты, монашек, будешь подавать кофе. Итальянцы хорошо кофе готовят. Заодно узнаешь, где камбуз и чем надо коку помочь. Не забудь — четвертые склянки[20] утром. Это шесть утра. Ты считать умеешь?

Андреа смиренно кивнул, не понимая, что такое «склянки», «камбуз», «кок», не понимая, почему его судьба так наказывает и ради чего ему все эти испытания. Но работа шваброй, хорошо знакомая, быстро успокоила и разогнала ненужные тревоги. Рикардо, как ни странно, тоже не ленился, и скоро дерево палубы засияло как свежеструганное, что вызвало у исподволь поглядывающего боцмана прилив альтруизма.

— Молодцы! Топайте на камбуз, передайте от меня, чтобы скряга Игнобль накормил вас как следует!

— Я думаю, камбуз где-то рядом с нашими койками, — задумчиво произнес Топо. — Пойдем поищем.

После недолгих поисков, потыкавшись в темных коридорах, ребята нашли камбуз. К этому времени Топо уже объяснил товарищу, что это значит. Но там их ждали новые проблемы — у мальчиков не было ни мисок, ни ложек, ни кружек. Пришлось искать шкипера, который сообщил приунывшим юнгам, что надо быть немного любознательней и проверить рундуки у своих коек. Андреа пожаловался на непроглядную тьму, и шкипер, тяжко вздохнув, порылся в своих закромах и вытащил кремень и кресало, посоветовав зажечь свечку, которая должна быть где-то там, рядом с койками.

В итоге все быстро устроилось. Ребята обнаружили у себя под койками маленькие сундучки, рундуки поморскому. В них нашли простые, но столь необходимые в повседневной жизни вещи: оловянные котелки, деревянные ложки, глиняные кружки, бечевку и еще всякую мелочь, видимо, оставшуюся от предыдущих хозяев. Каждый рундук закрывался на замок, и это было большим чудом для ребят — у них появлялись свои собственные, только им подвластные хранилища личных вещей. В свой рундук Андреа сразу спрятал кортик, не веря, что он ему скоро, понадобится.

Повторный визит на камбуз оказался уже вполне удачным. Скромный обед из гороховой похлебки и трухлявых сухарей мальчики подмели в один присест. События последних двух дней, полные страшных приключений и невероятных поворотов судьбы, заглушали звериный голод, который наконец удалось утолить. Хмыкнув, кок выдал им еще по одной порции похлебки и по большой морковке, никак не оправдывая характеристику «скряга», которой наделил его боцман.

Тем временем «Юникорн» стремительно несся вдоль северного побережья Африки к Гибралтару. Не отставала от него бригантина «Анабель», на нее сразу после боя перенесли всю добычу и раненых, так как судовой хирург был только там.

Утомленные впечатлениями и работой мальчики, видя, что ближе к вечеру никто ими не интересуется, тихонько прошмыгнули к своим койкам и мгновенно заснули.

Андреа проснулся от того, что его трясли за плечо.

— Вставай, надо боцману кофе варить, — почему-то шепотом говорил Топо. — А то, если не сделать, он потом линьком выдерет.

— Он говорил что-то про склянки, что, уже пора? — В темноте трюма Андреа с трудом продрал глаза.

— Да, я всю ночь считал!

Андреа не поверил товарищу, но все-таки окончательно проснулся, и ребята вдвоем двинулись для начала на камбуз. Утренний, совершенно эфемерный свет золотил палубу.