Останавливались только ночью, чтобы хоть немного поспать, присев — как курица на насест — на толстые, свитые в кольца корни каких-то неведомых деревьев. В джунглях нет места, чтобы спать лежа. Некоторые от усталости и отчаяния выходили на морской берег, чтобы впервые за долгое время вытянуться и поспать по-людски, — большинство из этих так и остались навсегда на берегу, настигнутые вражеской пулей.

— Хорошо, что вы спаслись!

Дед помолчал, а когда взглянул на Ямашту, который произнес эти слова, глаза его были совершенно пустыми, будто он смотрел на постороннего, абсолютно незнакомого ему человека.

— В один из дней, — дед снова заговорил, — мы вышли к маленькой деревушке. В ней было несколько хижин, крытых травой и листьями. И все. Больше ничего не было. Мы ужасно обрадовались тому, что сможем хоть несколько дней передохнуть, поесть нормальную еду и попить нормальную воду. Наверное, если бы мы тогда не набрели на эту деревню, то меня бы и на свете уже не было. Я бы в этих джунглях весь и кончился.

Ветер не утихал. Дождь барабанил по стеклу — как будто требовал, чтобы его впустили в дом после долгой утомительной дороги.

— В деревне было несколько женщин, детей и стариков. Мы их всех убили. И женщин, и стариков… и детей.

— Зачем?

— Если бы мы их оставили в живых, они могли бы выдать нас врагам. И тогда убили бы нас.

— Вы их расстреляли, да? Тра-та-та-та-та! — Кавабэ начал дергать ногой.

— Да, — просто ответил дед.

— А как это, убивать людей? Что чувствуешь? — Глаза у Кавабэ горели, но тут Ямашта ткнул его в бок и сказал тихонько: «Оставь, не надо».

— Одна женщина вдруг побежала. Я бросился за ней. Но я был так слаб, так долго не ел и не пил, что когда споткнулся и упал, то чуть не задохнулся. А она была молодой, легконогой, как олень. Ее длинные, собранные в хвост волосы подпрыгивали, когда она бежала, взлетали и опускались ей на спину. Я видел, как напрягаются мышцы ее ног, как равномерно двигаются ее бедра. Это движение заворожило меня. Я поднялся и побежал за ней, ничего уже не понимая. А голове у меня бухало, как будто бил колокол: дон, дон… Я не помнил, кого и зачем я догоняю, но это меня не останавливало. На бегу я вскинул винтовку и выстрелил… Она упала как подкошенная и так и осталась лежать.

Мы молчали.

Мне показалось, что я слышу, как гулко бьет большой колокол: дон, дон, дон… Но, наверное, это всего лишь завывал ветер.

— Пуля попала ей в спину, прошла насквозь и вышла из груди. Она лежала лицом вниз. Я добрался до нее и осторожно перевернул. И только в этот момент заметил… — дед вдруг замолчал, словно слова застряли у него в горле, — она была беременна.

— У нее должен был родиться ребенок? — шепотом спросил Ямашта.

Дед кивнул.

— Я приложил руку к ее круглому, как туго надутый шар, животу и почувствовал движение там, внутри. Хотя она уже была мертва.

Я не мог разглядеть лица деда, так низко он склонил голову.

— Потом я вернулся в деревню. И мы с товарищами набросились на еду. Мы были спасены. Мы выжили, — он помолчал немного и добавил: — На войне как на войне.

Нога у Кавабэ легонько подергивалась. Ямашта сидел с полуоткрытым ртом и бесцельно вглядывался в ручку стоявшего сбоку от него шкафа.

Интересно, давно он так сидит?

Дед потянулся и достал с одной из полок под телевизором пачку сигарет. Вынув сигарету, он взял спички, лежавшие на блюдце с противокомарными палочками, и прикурил. Я первый раз видел, что он курит. Он затянулся, потом посмотрел на красный огонек на конце сигареты и затушил сигарету в блюдце.

— Наверное, лучше бы вам этого не слышать.

— Нет, почему же, — сказал я, но, похоже, никому от этого не стало лучше. Скорее наоборот.

— Очень хорошо, что вы нам рассказали, — вдруг сказал Кавабэ. — Так лучше, чем не рассказать. Понимаете?

Дед посмотрел на него с удивлением.

— Ну, может быть, и так. — С этими словами он уставился за окно.

Дождь ослаб и продолжал тихонько накрапывать, время от времени судорожно всхлипывая, словно уставший от плача, засыпающий младенец.

— Это не жена от деда ушла, а он от нее. И теперь понятно почему.

До того, как Кавабэ это произнес, мы с Ямаштой ничего такого не думали, но теперь сразу же с ним согласились. На острове в южных морях дед убил женщину. Женщину, в животе которой был ребенок. Вряд ли кто сможет внятно объяснить, каким именно образом это связано с тем, что дед бросил жену, друзей и отказался от нормальной, счастливой жизни. Но было ясно, что связано. Да еще как.

— Наверное, таких, как он, было много во время войны. И таких, как эта женщина, тоже, — сказал Ямашта. — Она после смерти превратилась в духа и приходила к дедушке с мертвым ребенком на руках.

— Все! Замолкни! — Кавабэ сделал страшное лицо.

— Все-таки война — это очень плохо, — сказал я. Кавабэ посмотрел себе под ноги и кивнул.

В тот день, когда над городом шумел тайфун, дед разошелся не на шутку. Он все рассказывал и рассказывал без остановки. Он извлекал из своей памяти истории одну за другой, как достают из старого потертого мешка давно забытые вещи. Может быть, на него так подействовали ветер и дождь, бушующие за окном.

Вернувшись с войны, дед не стал возвращаться домой. Он никому ничего не объяснил, просто исчез, и все. Не сообщил ни о том, что жив, ни о том, что демобилизовался.

— А жена, ее звали Яёи, наверное, взяла свою прежнюю фамилию. Яёи Коко. Красивое имя, правда? — сказал дед. — Думаю, она нашла себе кого-нибудь более достойного.

Сразу после этого он лег на бок прямо на полу и заснул. А может, только притворился, что заснул. Мы, не сговариваясь, встали и потихоньку вышли из комнаты. Обулись, оделись и отправились по домам.

— Кстати, мне тут в голову кой-какая идея пришла, — сказал Кавабэ, роясь на ходу в своем портфеле. — Вот, глянь-ка. — И он протянул мне сложенный вчетверо лист белой бумаги. Я развернул и посмотрел. Контрольная по родной речи — мы недавно ее обратно получили. Оценка 25 баллов из ста.

— Нда-а. Не повезло тебе, — сочувственно сказал я.

— В каком смысле? — он торопливо выхватил листок у меня из рук. — Это не то! Вот, вот это посмотри.

Кавабэ дал мне другой листок, на котором его жутким почерком были записаны пять телефонных номеров. Напротив каждого номера стояла фамилия: Коко.

— Я вчера в телефонном справочнике нашел.

После того дня, когда случился тайфун, мы стали собираться дома у деда каждый день. А вчера Кавабэ почему-то не пришел. Сразу же после занятий быстренько собрался и свалил, сказав только: «У меня дела». Даже в булочную с нами не зашел.

— Тут у меня только токийские телефоны. Но дед ведь сказал, что эта его Яёи Коко жила в старом городе.

— И что с этим делать?

— Что-что — звонить. Вот, номера видишь?! — Кавабэ повысил голос.

— Так тут же не написано, как их зовут. Может, там нет ни одной Яёи, — с сомнением сказал Ямашта.

— Может, и нет, а может, и есть, — многозначительно сказал Кавабэ. — В справочнике пишут имя только Главыси Мейства.Мало ли, а вдруг Яёи-сан с кем-то вместе живет? И даже если это и не она сама — может, это родственники ее, дальние какие-нибудь. Фамилия-то редкая. Надо использовать любую зацепку.

Мне понадобилось секунд пять, чтобы понять, что таинственная Главыся Мейства— это на самом деле «глава семейства». Кавабэ своим пронзительным голосом умудрился произнести это выражение так, что для меня оно прозвучало как наименование какой-то сказочной нечисти.

— Так ты что… серьезно решил звонить? — Ямашта уставился на Кавабэ, и его маленькие глазки расширились от удивления.

— А что, зря я, что ли, время тратил? Я ж сначала вообще не знал, как к справочнику подступиться. Да и вообще, вы в курсе, что в Токио не один справочник, а несколько? Я чуть не умер, пока нашел то, что надо, — самодовольно сказал Кавабэ.