Он ещё пытался быть осторожным, нежным, но ее жалобные стоны, ногти, царапавшие спину, колени, стиснувшие бока так крепко, словно она никогда больше его не отпустит, просто сводили с ума. Он сорвался. Врывался в податливое женское тело, двигался быстро и торопливо, словно боялся не успеть куда-то. И словно удар молнии — ее протяжный крик, запрокинутая голова и пульсация, увлекающая его в самую тьму наслаждения. Его награда, его победа.

Нет. Он ещё не насытился своим триумфом. Перевернул Дженну на живот, приподнял её бедра и снова наполнил её. Ему хотелось больше и больше, ему было мало. Баяр словно наверстывал те бессонные ночи, когда лежал на одном одеяле с ней и сдерживал свои порывы. Он никогда не знал подобного дикого желания, потребности брать, но брать не ломая, а заставляя стонать, срывая голос.

Потом она спала в его руках, на его груди, а он рассматривал слипшиеся от слез ресницы, опухшие губы, мягкие светлые волосы. Дженна вздохнула, даже во сне ища его, привычно уже утыкаясь носом всего грудь, и Баяр вновь ощутил, как в нем вспыхивает огонь желания. Обычно в таких случаях он с женщинами не церемонился: разворачивал спиной к себе и брал. Ни одна не возражала. Но Дженну будить пожалел. И так её измучил своей ненасытностью.

Никогда еще Женька не ощущала себя такой счастливой. Ей хотелось петь, танцевать, бегать по траве, словно барашек, и смеяться. Хотелось ластиться к Баяру, как кошка, подставлять голову под его ладонь и мурлыкать. Удивительно! Скажи ей кто-то в прошлой жизни, что близость с мужчиной так странно на нее подействует, она, не раздумывая, дала бы этому убогому глупцу в морду. Теперь же девушка косилась на степняка, с удовольствием и смущением замечая его исцарапанную спину, следы от зубов на плечах и шальную улыбку. Он просто сиял весь. Вся привычная азиатская невозмутимость, эта его каменная непоколебимость стекла с лица, словно вода.

Маски были сброшены, он то и дело бросал на нее веселые взгляды, сверкал зубами и жмурился довольно, как сытый кот.

Женька же лежала на животе – в одной только его рубашке. Больше на ней не было ничего. Подобное одеяние ее не смущало почему-то, тем более, что и муж ее был в одних только тонких полотняных штанах до колена. Он снова готовил. Пек лепешки, заворачивал в них соленый сыр с травами, а потом кормил ее – из рук. Она покорно принимала кусочки еды, ловила его пальцы губами, целовала и облизывала их, с восторгом видя его вздрагивающие ноздри и горящие желанием глаза.

Да! Она желанна, она – любима. Так Женьке казалось.

Их трапеза очень быстро перешла в горизонтальную плоскость – неудивительно, оба были молоды и горячи. Дорвались. Уже никто никуда не спешил, все планы были забыты или отложены, у них были дела поважнее.

А когда солнце уже приближалось к горизонту, вдалеке послышался шум.

Женька подскочила, не понимая, как она пропустила приближение такого числа врагов – а судя по выкрикам, лаю, топоту копыт и поднятому облаку пыли, народу было много, а Баяр, усмехнувшись, кинул ей штаны и рубашку, приказав одеваться, да побыстрее.

Сам он прикрыться не потрудился.

– Что ж, – сказал он с довольным лицом. – Я так и думал. Но ждал их немного позже.

Ждал? Думал?

Женька вытянула шею.

Передний всадник узнавался очень легко – по рыжей шевелюре и знакомому коню. Наран! И, видимо, вся сотня Баяра – а кто ж еще?

Она немного ошиблась: всадников было явно больше сотни. И следом за сыном хана стан покинули не только мужчины.

С красивой лошадки ловко соскочила девушка с темными косами и сверкающими на солнце монистами. Листян – да еще вся увешанная драгоценностями, словно новогодняя елка! Вот уж кого не ждали увидеть ни Женька, ни Баяр!

– Сестра! – возмущенно выдохнул сын хана, но Листян не обратила на его гнев ни малейшего внимания, кинувшись обнимать Дженну.

Женька была ей рада. Стиснула ее в объятиях, смеясь.

– Ты как, ты зачем здесь?

– Я с вами пойду, – ответила ей подруга. – Вы – моя семья. Ты сестра мне, а Баяр – любимый брат. И тут еще Гаюна и несколько вдов. За тобой идут, Дженна. Хотят, чтобы ты их учила.

Наран с несколько виноватым видом слушал их разговор, косясь на темнеющего лицом Баяра. Если сотню свою он ждал, будучи практически уверенным в том, что они ослушаются и его запрета, и на указы хана наплюют – потому что их командир учил своих бойцов не только стрелять из лука и махать саблей, но еще и думать, и выбирать, и быть смелыми и честными, то присутствие среди них женщин застало его врасплох. В целом, понятно было, что невесты и жены выдвинутся вместе со своими мужчинами. Не стали сюрпризом и младенческие вопли: у некоторых из его сотни уже были и дети.

Но Листян – единственная дочь хана, любимица отца! Невероятно! И вдовы эти еще!

– Как эта жужелица уговорила тебя взять ее с собой? – спросил он друга, не очень успешно пряча гнев.

Тот вдруг покраснел отчаянно, как это умеют только рыжие, даже уши у него запылали, как закатное солнце, а Листян, свысока поглядев на брата, который был выше ее на голову, поднырнула под руку Нарана и обняла его за талию.

– За женихом поехала, – гордо сказала девушка. – Имею право.

– За женихом? – мрачно повторил Баяр. – Ну-ну. А отец что сказал на это?

– Ну так мы его и не спрашивали, – усмехнулся Наран, прижимая к себе Листян. – Как ты себе это представляешь? Нет, я отца моего предупредил. Он ничего не возразил.

– Сложно возражать связанному и с кляпом во рту, – невинно заметила Листян. — Наран, конечно, хорош – самого Нурхан-гуая посмел связать!

Как будто кто-то другой посмел бы. Как будто кому-то другому старый лис позволил бы!

Баяр закашлялся, пытаясь скрыть явно неуместный смех.

– Только не говорите, что вы еще и стан обокрали, – выдавил он из себя.

– Нет, как можно! – возмутился Наран. – Там наши родители, тетки, родственники. Мы только свое взяли: шатры, драгоценности, оружие, немного припасов. И коней, конечно. И собак вон – целых трех.

– Бараны?

– Нет, с ними долго. Да что мы, не найдем в степи баранов, что ли? Воины мы или нет?

Баяр усмехнулся, признавая его правоту, оглянулся, ища глазами жену, по-хозяйски притянул ее к себе.

– Что ж, хотим мы или нет, но теперь нас не двое, сайхан, – сказал он ей. – Нас больше сотни, а это уже – целый народ. В горы ехать смысла теперь нет. Стан разобьем в степи.

Женька пожала плечами. Ей-то что? Он мужчина, командир, теперь уже – почти хан. Пусть решает. А она просто будет рядом с ним.

***

Наран и Баяр разложили на земле какую-то примитивную карту, выцарапанную на куске кожи. Прочие воины споро ставили шатры: негоже женщинам и детям ночевать под чистым небом. Развели несколько костров, поставили на огонь котлы. Женщины громко спорили над ручьем, дети носились вокруг них с криками. Не стан, а цыганский табор какой-то. Женьке остро не хватало медведя на цепи и танцев с бубнами.

Они с Листян отошли в сторону.

– И как твоя замужняя жизнь? – с любопытством спрашивала Листян. – Правду ли говорят, что мой брат неутомим в любви?

– Кто говорит? – мгновенно вскинулась Женька, внутри которой зашевелилась черная змея ревности.

– Илгыз говорит. Она была подругой Баяра несколько лет. Мы все думали, что она возьмет его в мужья, но она ушла в шатер к Карыну.

Женька ничего не понимала. Кто такой Карын, она понятия не имела, да и Илгыз ни разу не видела. Листян вздохнула преувеличенно тяжко и пояснила:

– Илгыз хотела, чтобы Баяр стал тысячником. А лучше и вовсе – ханом. Или хотя бы дарил ей много украшений и обещал богатства и власть. А Баяр все со своей сотней да с мальчишками, и совсем ему ничего нужно не было. Зато Карын разливался соловьем. Подарил ей наручи и обруч на голову, жемчужное ожерелье и серьги с кораллами. В общем, Илгыз и вышла за него замуж. Баяр очень страдал.