Вера, историческое время — тоже являются антиисторичными. Только теперь время не уничтожается каждые: день, неделю, месяц, сезон, год, период жизни; а аннулирование времени выносится в будущее на неопределенный срок. Именно здесь кроется принципиальное отличие мифического(1), исторического(2) и историософского(3) восприятия времени:

(1) время замкнуто на малые циклы, постоянно, стремится к гомеостазу, полностью находится в распоряжении богов;

(2) время, благодаря усилиям цивилизации, через длительный отрезок закончит глобальный цикл, чтобы перейти на новый — очень популярна идея спирали;

(3) историософия не просто размыкает цикл в спираль, а учит, как личным усилием выйти из архетипического поведения и из времени вообще.

Таким образом, и архетипическое поведение и концепции философии истории стремятся покончить с Историей раз и навсегда.

3.3. Еще до возникновения философских исторических концепций человечество структурировало время в глобальные циклы, начиная с махаюг и кальп в Древней Индии и великих годин — эонов в Вавилоне. Но даже в трех великих религиях — иранской, иудейской, христианской — которые ограничили продолжительность Космоса тем или иным числом тысячелетий и стоят на том, что история окончательно завершится «в то время»;  сохраняются следы древней концепции о периодическом обновлении Истории. Другими словами: История может быть упразднена, и, следовательно, обновлена немалое количество раз, прежде чем осуществится финальный эсхатон. Добавлю, что в основе христианского литургического года лежит периодическое и наглядное повторение Рождества, Страстей, смерти и воскрешения Иисуса — со всеми коннотациями, которые эта мистическая драма вызывает у христианина — это личное и космическое обновление \не посредством реактуализации in concreto рождения, смерти и воскрешения Спасителя.

У всех циклических систем есть одна общая черта — в рамках каждой из них современный исторический момент (какой бы ни была его позиция во времени) представляет собой упадок по сравнению с предыдущими историческими моментами. Мало того, что современный Эон уступает всем другим «векам» (золотому, серебряному, etc), но даже в рамках нынешнего века (цикла) мгновение ухудшается по мере движения времени. Эту тенденцию к обесцениванию текущего момента не следует трактовать отрицательно. Напротив, она позитивна, ибо в ухудшении современного положения вещей люди видят приметы неизбежного грядущего обновления. Начиная с эпохи Исайи, многие живут в тревожном ожидании военных катастроф и политических потрясений, которые служат неоспоримым признаком мессианского «того времени»,  которое должно обновить мир.

История и связанные с ней страдания оказались крайне необходимы человечеству. Забыв обряды, нарушив архетипическое поведение, человечество стремится заменить их страданием, которое (через катастрофу) уничтожает время историческое и возвращает время мифическое.

4. Популярные до сих пор циклические концепции Истории — попытка соединить ее с мифическим временем. Архетипы (обряды) уступают место их имитациям: войнам, голоду, бедствиям, etc. И поэтому История становится прогнозируемой. Т. е. за одними событиями обязательно должны следовать другие: подъем-спад в экономике, например.

4.1. Классическая философия истории не смогла осмыслить бесконечную линейность времени:

Гегель: История — новое и все более совершенное проявление Мирового Духа, т. е. обряд копирования Бога заменяется деяниями самого Бога, ergo — страдание человека, отлученного от обряда; страдание искупает вину и возвращает человека на место Бога.

Маркс: борьба классов — страдание ведет к Золотому веку, т. е., История — последовательная смена социально-экономических формаций, при этом начальная (общинная) формация тождественна последней (коммунистической): от Золотого века через борьбу к Золотому веку — цикл замкнулся.

До сих пор нет стройной, исчерпывающей концепции Истории. Но существует ужас перед историей, т. е., ужас перед необратимостью событий. И в тот момент, когда История окажется способной сделать то, что до сей поры не удавалось ни космосу, ни человеку, ни случаю, а именно — полностью уничтожить человеческий род, мы станем свидетелями отчаянной попытки поставить исторические события под запрет при помощи реинтеграции человеческого общества в культуру (искусственную в силу своей заданности) архетипов и их повторения. Наступит эпоха, когда человечество ради своего выживания полностью прекратит творить Историю — в том смысле, в каком ее творили, начиная с появления первых империй — и предпочтет повторять предписанные архетипические жесты, постаравшись забыть такую опасную и бесполезную вещь, как спонтанное действие, рискующее иметь исторические последствия.

4.2. Широко распространено заблуждение, что в Истории человек свободен — он «творит Историю»,  не подчинен архетипическому поведению. Но: — История делается сама по себе — сумма деяний всех людей полностью аннулирует свободу личности; — свободные деяния в Истории узурпируются элитой. В Истории человек свободен только в сопротивлении и бегстве. Архетипический человек является не только свободным (ибо с каждым циклом обновляет себя), но и творцом (ибо повторяет Творение вслед за Богом). Таким образом, с точки зрения свободы, Истории (человек как социальная единица) противостоит Время (человек как человекобог).

Вытерпеть ужас, и примирится с заточением в Истории человеку историческому может помочь только Вера.

Данный opus — отрывок из так и не дописанного мною esse «Рождение мифа».  Поэтому и следует относится к нему как к «осколку мысли». 

Начинать рассуждение удобно, раскрывая значение понятия с помощью хорошего словаря. Это, обычно, не принято по двум причинам:

всеобщее заблуждение о предельной ясности и конкретности всех слов;

энциклопедические словари часто раскрывают понятие с помощью оксюморона — противоречивого сочетания других понятий.

Но попытка совместить в одном определении все противоречивые представления о предмете не является бесполезной. Она раскрывает все понимание и недопонимание предмета мыслящей интеллигенцией и служит оптимальной точкой отсчета.

Итак, статья С.С.Аверинцева из соответсвующего словаря:

1.1. Слово «символ» переводится с древнегреческого как «знак», «опознавательная примета».  В современном понимании символ есть образ, взятый в аспекте знаковости и знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа. Символ заключает в себе одновременно предметный образ и глубинный смысл. В отличие от знака, символ — многозначен, дает через каждое частное явление целостный образ мира. Смысл символа не дан, а задан. Его не объяснить логически, а можно пояснить соотнося с другими символами.

Символ столь же древен как и человеческое сознание. Миропонимание же человека предполагает нерасчлененное тождество символической формы и ее смысла.

1.2. Мир для человека состоит из ноуменов и феноменов. О некоторых ноуменах мы догадываемся, о других — не имеем ни малейшего представления. Феномены мы осознаем и классифицируем как знаки (вещи) — «символизируем», как бы наделяем смыслом. Символы же заданы изначально.

Здесь я осмелюсь выдвинуть первое предположение: символ непосредственно связан с мышлением-речью, именно с мыслью-словом вторичным мысли-эмоции. Наидревнейшим механизмом речи является троп. Разберемся, что это такое:

2.1. Язык — знаковая система. Слово в ней стремится заменить вещь. Но данная система не только охватывает мир, но и расширяет его — является инструментом познания. Т. е., иначе — ищет и открывает вторые смыслы вещи через парадоксы тождества и различия.

Т. об. троп есть такое изменение собственного значения слова или словесного оборота в другое, при котором получается обогащение значения.