Христианство явилось как добрая весть спасения всему миру. Ибо мир весь во зле лежит. Путь спасения от этого зла миродержательного открыл Христос Своим подвигом и Своим учением. Человечество вступило на этот путь, но немногие прошли по нём, и доныне всемирное спасение остаётся только доброю вестью. И доныне мир во зле лежит. И жизненный смысл христианства сначала превращен вождями человечества в отвлечённое учение, а затем почти вовсе исчез из сознания передовых людей и скрылся в тёмной глубине народной души. Смысл христианства и не может быть ясен для тех, кто чувствует себя хорошо в этом мире. Для таких людей и проповедь Христа была немым словом, потому что они не видели того зла, от которого Христос пришёл спасти мир. А не видели они его и не видят потому, что они сами от мира и совсем одержимы мировым злом. Те же, которые чувствуют тягость этого зла и ищут спасения, тем самым показывают, что они не от мира сего, а от Бога.
Воистину мир весь во зле лежит. Зло есть всемирный факт, ибо всякая жизнь в природе начинается с борьбы и злобы, продолжается в страдании и рабстве, кончается смертью и тлением.
Всеобщий факт мы считаем законом. Первейший закон природы есть борьба за существование. Вся жизнь природы
- 351 -
проходит в непрерывной вражде существ и сил, в их злобных нарушениях и захватах чужого бытия. Каждое существо в нашем мире от малейшей пылинки и до человека всею своею природною жизнью говорит одно: я есмь и всё остальное — только для меня, и, сталкиваясь с другим, оно говорит ему: если я существую, то тебе уже нельзя существовать, тебе нет места со мною. И каждое говорит это, каждое покушается на всех и хочет всех истребить и само всеми истребляется.
Жизнь природы, поскольку она основана на эгоизме, есть злая жизнь и закон её есть закон греха[4]. По этому же закону грех неизбежно ведёт за собою своё возмездие, одним злом вызывая другое. Ибо если каждое существо враждебно действует на других и вытесняет их собою, то и другие так же враждебно относятся к нему, так же теснят его, и оно поневоле должно испытывать это враждебное воздействие. Такое испытание есть страдание — второй вид мирового зла. Как всё в природе грешит одно против другого, так неизбежно одно от другого страдает.
В силу своего эгоизма, отделяющего его ото всех других, всякое существо является в чуждой ему среде, которая отовсюду теснит и давит его, враждебно вторгается в его бытие и подвергает его множеству страданий. Вся жизнь природного существа — в этой борьбе с чуждою и враждебною средою, в отстаивании себя от неё; но отстоять себя от напора чужих сил оно не может: оно одно, а их много и они должны одолеть. Противодействие между каждым и всеми неизбежно разрешается гибелью каждого, — враждебная среда, наконец, расторгает его бытие и вытесняет его из жизни, — борьба кончается смертью и тлением.
И это справедливо. Существо само признало в своём эгоизме, что не может жить вместе с другими, само исключило себя изо всего и поставило адскую дилемму: или я, или другие. Противопоставляя себя всему, оно само вызовет на себя силу всех, которая под конец и сокрушает его.
Вся жизнь существа, охваченного чужими силами, была лишь задержанным разложением. Смерть только въявь обнаруживает
- 353 -
тайну жизни, — показывает, что жизнь природы есть скрытое тление.
Вот то огненное колесо бытия, о котором говорит апостол; таково всемирное зло единое в своём существе, тройственное в своих видах. Таково дерево жизни в распавшейся природе: корень его грех, рост его болезнь, плод его смерть.
II. Смысл мира (Иоан. 1, 1–3).
Сущность мирового зла состоит в отчуждении и разладе всех существ, в их взаимном противоречии и несовместимости. Нο в этом же самом состоит и бессмысленное (иррациональное) бытие мира. Мы называем бессмысленным всё то, что ни с чем не вяжется и не ладится, что всему противоречит и ни с чем несовместно. Итак, злое и бессмысленное в сущности одно и го же. То самое, именно эгоизм каждого и раздор всех, что изнутри (для воли) есть зло, то самое снаружи (для ума и в представлении) есть бессмыслие. Отсюда наша практическая задача — сделать внешнюю среду проницаемою для нашей воли или послушную нам, — и наша теоретическая задача — сделать ту же среду прозрачною для нашего ума, ясною или понятною нам — обе составляют одну и ту же задачу. И для исполнения её прежде всего мы сами должны стать светлыми и проницаемыми для всего. Иначе возможно будет только внешнее и насильственное, злое и бессмысленное подчинение. И если злобный разлад всех составляет бессмыслие в мире, то смысл мира будет противоположное, т. е. всеобщее примирение и лад. Это так есть и по значению слова, ибо мiр или мир (космос) значит именно согласие и лад. В смысле слова «мiр» показывается нам и смысл самого мира. И этот смысл не есть наше произвольное требование субъективный идеал, а открывается нам, хотя и не вполне, самою действительностью. Хотя в основе мировой жизни лежит разлад и раздор всех — хаос, хотя все существа и силы в злом и бессмысленном стремлении враждуют и сталкиваются между собою, теснят и гонят друг друга, но всё-таки, помимо их воли, вопреки всеобщему разделению и противоречию, — мир существует и живёт как нечто единое и согласное. На тёмной основе разлада и хаоса невидимая
- 354 -
сила выводит светлые нити всеобщей жизни и слаживает разрозненные черты вселенной в стройные образы. Мiр не пустое слово; есть в мiре смысл, и он всюду проглядывает и пробивается сквозь одержащее его бессмыслие. Вопреки своему эгоизму никакое существо не может устоять в своей отдельности: неодолимою силою влечётся оно и тяготеет к другому и только в связи со «всем» находит свой смысл и свою истину. Этот всеобщий смысл, который есть то, что истинно есть, проявляется прежде всего в законе всемирного тяготения, образующего вещественную солидарность мира. Насколько действительное бытие каждого противоречит всему другому и есть; бессмыслие, настолько смысл его является как стремление или влечение к другому, и это влечение, вопреки всемирному раздору, присущее каждому, связывает всех в одно и показывает, что смысл мира есть всеединство. Существа отступают от этого смысла, утверждая себя в своей отдельности; но уйти от него совсем они не могут, ибо это есть существенный смысл их бытия: они могут только усиливаться утвердить себя в отдельности от других; в этом усилии они становятся действующими силами, а единство, составляющее их смысл, обнаруживается в них как другая сила, как внешняя необходимость, или общий закон.
Итак, с одной стороны — эгоизм как усилие обособиться и завладеть жизнью исключительно для себя, откуда напряжённый раздор всех, всемирное зло, тьма, хаос и бессмыслие, с другой стороны — невольное влечение единящей силы, чрез которую каждое относится ко всему и в этом отношении (λόγος, ratio) находит свой смысл и разум (λόγος, ratio).
Этот смысл, как сущая истина всего, противодействует мировой бессмыслице. Заложенный как скрытая сила во всеобщем хаосе, он стремится к обнаружению, хочет пробиться из материальной тьмы, борется с враждебным началом раздора и постепенно одолевает его. Избавляя от злой власти раздора страждущую природу мира (мировую душу) этот единящий смысл овладевает ею и рождается из неё в различных образах. За силою тяготения, влекущей безразлично всех друг к другу и образующей из вселеннной одно великое тело, следуют физические силы теплоты, света и электричества, в которых части мирового тела
- 355 -
становятся в различной степени доступны и проницаемы друг для друга; далее следует сила химического сродства, вводящая элементы мирового тела в определённые сочетания между собою; затем является пластическая сила, сводящая самые разнородные вещества к единству живого организма, и, наконец, в самых этих организмах обнаруживается сила родового инстинкта, преодолевающего отдельность особей. Всюду деятельная истина единства настигает и связывает ложные стремления раздора и даже в явлениях крайнего эгоизма показывает противный эгоизму смысл. Этот смысл виден даже во взаимном истреблении существ, когда каждое существо хочет поглотить других и действительно поглощает — питается ими. Без этого оно не может жить. Значит, оно не может устоять в своей отдельности: чтобы быть этим, оно должно питаться другими, и эта его постоянная зависимость от другого наполняет всё его действительное существование: оно живёт другим.