— Я хотел сделать лучше, — сказал Стрига. — Но прежде всего, Драгоша ли мы тут держали?

— Так кто же это по-твоему?

— А я знаю? Я вправе предполагать все, раз ты так выполняешь поручения. Ты его узнал, когда схватил?

— Не могу сказать, что узнал, — сознался Титча, — потому что он сидел спиной…

— Эх!..

— Но я прекрасно узнал лодку. Это та самая, которую ты мне показывал в Вене. Уж в этом-то я уверен.

— Лодка!.. Лодка!.. Наконец, каков он был, твой пленник? Высокий?

Сергей Ладко и Иван Стрига были совершенно одинакового роста. Но человек лежащий кажется, неизвестно почему, гораздо выше стоящего, а Титча видел лоцмана только распростертым на полу тюрьмы. Вот почему он без всяких колебаний ответил:

— На голову выше тебя!

— Это не Драгош! — пробормотал Стрига, который знал, что он выше сыщика. Он раздумывал несколько мгновений, потом спросил:

— Походил он на кого-нибудь из твоих знакомых?

— Моих знакомых? — возразил Титча. — Ничуть!..

— Например, не смахивал ли он на Ладко?

— С чего ты взял? — вскричал Титча. — За каким чертом Драгош будет смахивать на Ладко?

— А если нашим пленником был не Драгош?

— Тем более он не мог быть Ладко, которого я знаю достаточно, черт побери, чтобы не ошибиться.

— Отвечай на мои вопросы, — настаивал Стрига. — Походил он на Ладко?

— Ты бредишь, — протестовал Титча. — Прежде всего, у Ладко есть борода, а у пленника не было.

— Бороду можно сбрить, — заметил Стрига.

— Я не спорю… А потом, пленник носил очки.

Стрига пожал плечами.

— Брюнет он или блондин?

— Брюнет, — убежденно ответил Титча.

— Ты в этом уверен?

— Вполне!

— Тогда это не Ладко!.. — снова проворчал Стрига. — Это должен быть Илиа Бруш…

— Какой Илиа Бруш?

— Рыболов.

— Ба! — воскликнул ошеломленный Титча. — Но если пленник не был ни Ладко, ни Драгошем, неважно, что он выбрался на свободу.

Стрига, не отвечая, приблизился, в свою очередь, к окну. Осмотрев следы крови, он перевесился наружу и напрасно пытался рассмотреть что-нибудь в темноте.

— Давно ли он скрылся? — спросил он вполголоса.

— Не больше двух часов, — ответил Титча.

— Ну, тогда он далеко! — вскричал Стрига, с трудом подавляя гнев. После момента раздумья он прибавил:

— Сейчас делать нечего. Ночь слишком темна. Птичка улетела, доброго пути! А мы пустимся в путь перед рассветом, чтобы как можно скорее оставить позади Белград.

Мгновение он оставался в задумчивости, потом, не говоря ни слова, оставил каюту и вошел в противоположную. Титча навострил уши. Сначала он не слышал ничего; но скоро через закрытую дверь до него донеслись постепенно усиливающиеся раскаты голоса. С презрением пожав плечами, Титча пошел спать.

Стрига неверно рассуждал о бесполезности немедленных поисков. Может быть, эти поиски и не были бы напрасны, так как беглец ушел недалеко.

Услышав скрип ключа в замке, Сергей Ладко, отчаянно рванувшись, преодолел препятствие. Под яростным усилием мускулов сначала плечо, потом бедро проскочили; он проскользнул сквозь узкое окошко, как стрела, и упал головой в дунайскую воду, которая бесшумно расступилась и сомкнулась над ним. Когда он вынырнул на поверхность, течение уже отнесло его от места падения. Мгновение спустя он был за кормой шаланды, перед ним лежал свободный путь.

Ладко не колебался. Он решил дать потоку отнести себя подальше. Когда он будет вне досягаемости, он быстро поплывет к одному из берегов. Правда, он явится туда голым, и это создаст большие трудности, но у него не было выбора. Самое важное — удалиться от плавучей тюрьмы, где он провел такие тягостные дни. А на берегу будет видно.

Внезапно перед ним во мраке возникла небольшая темная масса другого судна. Каково же было его волнение, когда он узнал свою баржу, которая шла за шаландой на буксире! Он инстинктивно уцепился за руль и на мгновение замер неподвижно.

В ночной тишине он услышал звук голосов. Без сомнения, спорили об обстоятельствах его бегства. Он ждал, высунув только голову из темной воды, скрывавшей его своим непроницаемым покровом.

Голоса усилились, потом стихли, и вновь наступило молчание. Сергей Ладко медленно взобрался на баржу и исчез в каюте. Там, насторожившись, он продолжал слушать. Он не услышал ничего, никакого шума вокруг.

В каюте ночная тьма была еще гуще. Ничего не видя, Сергей Ладко шарил, как слепой, чтобы узнать знакомые предметы. Казалось, здесь ничего не тронули. Вот рыболовные снасти. На гвозде все еще висит шапка из меха выдры, которую он сам повесил. Направо его кушетка; налево — та, на которой так долго спал господин Йегер… Но почему открыты сундуки? Их, значит, взломали?.. Невидимые во мраке, его руки неуверенно перебирали скромное имущество… Нет, у него ничего не взяли. Белье и одежда лежали в том порядке, как он их оставил; даже нож оказался на обычном месте… Открыв этот нож, Сергей Ладко пополз на животе к носу лодки.

Как он передвигался! Уши настороже, глаза напряженно впиваются во тьму, дыхание замирает при каждом всплеске воды… Не меньше десяти минут потратил он, прежде чем добрался до цели. Потом схватил канат и перерезал его одним взмахом.

Перерезанная веревка шлепнулась в воду с большим шумом. Ладко с бьющимся сердцем снова упал в баржу. Невозможно, чтобы не услышали падения каната в такой глубокой тишине…

Нет… Ничто не движется… Лоцман, мало-помалу выпрямляясь, заметил, что он уже далеко от своих врагов. В самом деле, освободившись, баржа поплыла по течению, и через мгновение ее и стоявшую на якоре шаланду разделила непроницаемая стена мрака.

Когда Сергей Ладко был достаточно далеко, чтобы не бояться погони, он взял весло, и несколько ударов быстро увеличили расстояние. Только тогда он заметил, что дрожит, и решил одеться. Решительно ничто не было тронуто в его сундуке, и он без труда нашел белье и необходимую одежду. Потом схватил весло и принялся яростно грести.

Где он был? Он не имел ни малейшего представления. Ничто не указывало, в каком направлении шло судно, на котором он был заточен. Поднималась или спускалась по реке его плавучая тюрьма, он не знал.

Во всяком случае, теперь он снова поплывет вниз, потому что там Рущук и Натча. Если его увезли назад, он наверстает время усиленной работой рук, вот и все. Он решил грести всю ночь, чтобы как можно дальше удалиться от неведомых врагов. Он мог рассчитывать еще на семь часов темноты. За семь часов можно проплыть много. Когда настанет день, он остановится отдохнуть в первом попавшемся городке.

Сергей Ладко сильно греб минут двадцать, когда среди ночи раздался кряк, заглушенный расстоянием. Что он выражал — радость, гнев или ужас? Ничего нельзя было сказать об этом смутном отдаленном крике. И, однако, как ни был слаб голос, долетевший к нему издалека, он наполнил сердце лоцмана неясной тревогой. Где он слышал такой голос?.. Еще немного, и он поклялся бы, что это голос Натчи… Он перестал грести и прислушивался к глухим звукам ночи.

Крик не повторился. Пространство оставалось немым вокруг баржи, которая плыла, увлекаемая течением. Натча!.. Только это имя было у него в голове… Сергей Ладко движением плеч отбросил эту навязчивую идею и принялся за работу.

Время шло. Около полуночи на правом берегу смутно обрисовались дома. Это была деревня Шланкамент; Ладко миновал ее, не узнав.

Несколько часов спустя, на рассвете, показалось другое поселение, Нове Бановице. Он и его не узнал и тоже проехал мимо.

Заря разгоралась, а берега опять стали пустынными.

Лишь только начало светать, Сергей Ладко поспешил исправить недостатки в своей маскировке, которые появились в результате долгого заточения. Через несколько минут его волосы снова сделались черными от корней до кончиков, бритва снесла отросшую бороду, а пропавшие очки были заменены новыми. Сделав это, он принялся грести с неистощимой бодростью.

Время от времени он бросал взгляд назад, но не видел ничего подозрительного. Очевидно, враги остались далеко.