— Спасибо большое. — Дорин положила вилку. — Пожалуй, я и в самом деле засыпаю. Так что последую твоему совету и отправлюсь на боковую.

Каким-то образом она добралась до спальни, не свалившись по дороге. Нырнув под одеяло, Дорин моментально заснула. А буквально несколько минут спустя — по крайней мере, так ей показалось, — Дорин разбудил плач голодного ребенка.

Моментально проснувшись, она вскочила и пулей вылетела из комнаты. По дороге До-рин шептала:

— Иду, иду, солнышко. Подожди минуточку. Мама уже близко. Сейчас все будет хорошо.

В неверном свете ночника она собрала все необходимое для переодевания — подгузник, салфетки, детский крем, чистые ползунки.

Надо привыкать к прерванному сну. Такова судьба всех молодых матерей, увещевала себя Дорин, опускаясь на стул с плачущим сыном на руках. Расстегнув пару верхних пуговиц на ночной рубашке, она поднесла Энтони к груди.

В этот момент в детскую вошел Роналд. Он был в одних трусах и держал в руках поднос, на котором стоял стакан молока. Боже мой, до чего же он хорош! И каждый дюйм этого тела до боли знаком. Неужели он действительно не понимает, как ей тяжело его видеть?

Сердце замерло в груди Дорин, пока она ожидала, как отвращение появится на лице Роналда. Но не дождалась. Он поставил поднос на пол рядом с ней.

— Я услышал, что малыш заплакал и ты заметалась по дому, как слон в посудной лавке.

Голос был совершенно спокойный, но описание настолько соответствовало истине, что Дорин едва не хихикнула.

— Извини, что разбудила.

Он не успел причесаться, и его волосы торчали во все стороны. Как она любит его! И ничегошеньки с этим не поделаешь! Завтра Роналд уедет, а ее ждет непомерный труд — снова учиться жить без него. Забыть, что на свете бывает тепло. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Ничего страшного. Я для того и здесь — помогать. Хотя мои познания в области воспитания детей весьма ограничены. Но, по-моему, кормящая женщина должна много пить. Теплого. Думаю, молоко подойдет.

И ни капельки отвращения. Может быть, я все выдумала, недоумевала Дорин, глядя, как Роналд аккуратно убирает разбросанные по детской использованные подгузники, распашонку, ползунки.

Надо на него поменьше смотреть, а еще лучше сразу спросить, выяснить его намерения. Ясно как божий день, что Гленда не пришла в восторг оттого, что он бросил ее на Рождество.

— Полагаю, завтра ты вернешься в Лондон. Малыш заснул, а вот его мама совершенно проснулась. Она с замиранием сердца ждала ответа.

Роналд повернулся к ней.

— Ошибаешься. Я побуду здесь, пока не удостоверюсь, что ты справляешься сама.

Так, значит, ему не все равно! На этот раз он ставит Гленду на второе место после интересов жены и ребенка! Ободренная Дорин тихо спросила:

— Хочешь подержать? Ты не разбудишь его — думаю, он будет спать, пока снова не проголодается.

— Нет.

Выходит, все же… И тут он объяснил, почему все именно так, а не иначе.

— Каждый из нас теперь живет своей жизнью, причем настолько, что если бы не Маргарет, то я не узнал бы ни дня рождения, ни пола ребенка…

— Я бы сообщила тебе через адвоката, — перебила его Дорин.

Неужели он думал иначе? Но Роналд не слушал, словно она и не говорила ничего.

— Поэтому я не могу позволить себе привязаться к ребенку, мать которого имеет тенденцию внезапно исчезать.

— Я никогда не помешаю тебе встречаться с Энтони! — упорно гнула свое Дорин. Ведь это было бы так здорово, если бы Роналд признал сына! — Ребенок должен знать своего отца, проводить с ним время, когда подрастет. Неужели ты не понимаешь?

— Нет, а почему я должен это понимать? Шесть месяцев назад мои соображения тебя не интересовали. Ты их даже не выслушала. Так почему я должен интересоваться твоими? — Он повернулся к двери, бросив через плечо: — Подумай об этом, Дорри. И ради Бога, отправляйся спать!

Ребенок, по счастью, слал довольно спокойно. Если бы малыш проплакал всю ночь, то к утру его маму, возможно, вынесли бы из дома ногами вперед. Но все равно она чувствовала себя как выжатый лимон.

Полночи Дорин лихорадочно размышляла над тем, что Роналд сказал, а остаток времени — над тем, что не сказал. Более того, одна мысль о том, что он спит в соседней комнате лишала ее сна, порождала дурацкие мысли. А не попросить ли мужа, чтобы он лег с ней и обнял ее. Просто обнял — и больше ничего…

Рассвет только-только занимался, но внизу уже послышались шаги Роналда. Дорин представилось, как он бредет через заснеженный двор к дровяному сараю, чтобы разжечь камин. А потом тихонько начинает готовить завтрак.

Он, конечно, стоически выполнял свой долг. Такой уж Роналд был человек. Она в конце концов все еще считалась его женой, к тому же только что произвела на свет сына. Родители попросили побыть с ней немножко и уехали, так что выбора у него не осталось. Но на лице его сейчас наверняка написано раздражение. Ему не терпится вернуться в цивилизованный мир. К Гленде.

Видеть не могу платья для беременных, не то что носить, решительно подумала Дорин, натягивая джинсы, из которых почти не вылезала, покуда они не стали узки. К ним прекрасно подошла яркая водолазка.

Значит, с талией все обстоит не так уж плохо. Дорин сразу же почувствовала себя лучше. А уж когда расчесала и уложила свежевымытые волосы и слегка подкрасилась — да, долго же лежала косметика нетронутой в ящике комода! — настроение еще поднялось.

Многочисленные ухищрения скрыли последствия почти бессонной ночи, состоявшей из мыслей о Роналде: что он сказал, как обвинил в том, что она не спросила его мнения, даже просто не выслушала. Но ведь и так все было ясно! Зачем вести бессмысленные разговоры?

Роналд сам заявил, что не хочет детей. А на случай, если бы забыла, Гленда ей напомнила. Так что непонятно, почему он обиделся. Хотел, чтобы беременная жена приползла к нему на коленях, смиренно спрашивая, чего он изволит?

И все же этот человек совершенно искренне считал, что ему не следует привязываться к ребенку, мать которого имеет привычку исчезать без предупреждения. Надо непременно убедить его, что это никогда не произойдет, что она мечтает об отце для сына.

Решительно выпрямившись, Дорин спустилась по скрипучим деревянным ступенькам, открыла дверь в гостиную… и замерла в изумлении.

В очаге пылал огонь — в этом Дорин оказалась права. Зато ошиблась во всем остальном. Роналд вовсе не был раздражен и не скучал. Наоборот, улыбался во весь рот, глядя на расширенные от удивления глаза жены.

Роскошная елка стояла у стены, сияя золотыми и серебряными шарами, отражающими пламя камина. Темно-зеленые ветви увивали алые шелковые ленты, а искусственный снег сверкал ярче настоящего.

Всходило солнце, и первые косые лучи заиграли на пушистом белом покрове полей, лугов и ее скромного садика. Весь мир превращался в волшебную сказку. Прозрачно-голубое небо светилось так, словно ангелы стерли с него пыль к Рождеству. Восхитительное утро. Ах, вот бы все стало хорошо!

— Как прекрасно, — прошептала Дорин, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Ей хотелось сказать, что он тоже прекрасен. Узкие джинсы облегали стройные ноги, слегка взлохмаченные волосы придавали ему непреодолимое очарование, а суровые черты осветила улыбка. Просто идеал мужской красоты!

Вместо этого, тщательно контролируя голос, Дорин спросила:

— Откуда взялась такая красота?

— Помнишь, у меня вчера были дела? Елка — одно из них. Украшения к ней — другое. Хотел удивить тебя. Ну же, не плачь. Давай хоть в честь Рождества притворимся, что счастливы, ладно? Хотя я, помнится, читал где-то, что молодые матери просто живут у источников воды, которые никогда не пересыхают.

Неужели он и в самом деле читал про беременность, роды и первые месяцы жизни ребенка? Трудно поверить, еще труднее представить. А с «притворяться счастливыми» — это он ловко наступил на больную мозоль. Ничего не скажешь!