А кому-то, наверное, все равно. Кто-то оставляет за спиной чужую смерть и не вспоминает об этом. Идет по жизни с чистой совестью.

Даже Илем не смог. Ведь и убивал же и забывал – а Силли помнит.

– Гоните! – крикнул Франк. Сандурен. Белый орден. Не дать нам добраться до цели. Позволить погибнуть…

Карету основательно тряхнуло, но Диль даже не заорал, не то что прошлый раз. На всякий случай он вцепился в поручень и остро ощутил себя бесполезным. В каретах его катают. Где он защищен от стрел. А Лири – там, снаружи.

Бешеная скачка кончилась быстро. Похоже, их загнали в засаду. Дико заржали впряженные в карету лошади. Потерянные боги, почему вы так немилосердны, почему заставляете убивать… Или это тоже кара за смерть Аури?

Диль осторожно открыл дверцу и выкатился наружу. Франк, мрачнее мрачного, стоял выпрямившись и не мигая смотрел назад, слилась с землей Лири, выцеливая невидимых врагов.

– Не злите меня, – рявкнул вдруг Франк так, что вздрогнул даже невозмутимый Кай. – Все на сегодня! Но если кто-то готов познакомиться с огнем дракона – милости прошу!

Желающих не обнаружилось. Франк постоял еще несколько минут, присматриваясь и принюхиваясь, а потом махнул рукой своему воинству. Они углубились в лес, ведя лошадей в поводу, и Диль в том числе. И ничего. Боль, конечно, постукивала в плечо, но терпеть это было можно. Запрыгнуть в седло при необходимости и должной тренировке можно и без помощи рук. Исцелен. Так странно. Сказки порой приходят в жизнь, но лучше бы они этого не делали, потому что в реальности они никогда не имеют счастливого конца.

Уже осень. Уже год в пути. Скоро снова зима, снова снег, и снова Франк будет непонятным способом нагревать воздух, чтобы его спутники не замерзли насмерть в горах. В тех горах, что высятся на горизонте и кажутся непреодолимыми даже издали. Франк не выглядит обеспокоенным, так что там, наверное… или наверняка есть перевал, ну а если и трудно, то разве ж привыкать…

Лири все время держалась рядом. Иногда держалась за его руку, как маленькая девочка, и не обращала внимания на смешки Илема. Это правильно. Если не можешь что-то изменить, делай вид, что этого не существует. Если не реагировать на издевочки вора, ему и самому надоест, и всем станет спокойнее. Почему его никогда не останавливает благородный Кай, почему редко обрывает Франк? Они считают, что так и надо, что принцесса заслужила такое обращение? Чем? Наивностью своей девичьей? Как бы ни воспитывали ее во дворце, она вряд ли могла даже вообразить, что ее нежелание выходить замуж приведет к войне. Ведь по-настоящему не она в этом виновата, а король, пославший собственных подданных убивать… и умирать. Да будь она проклята, дурацкая королевская гордыня. Как здорово сказал Илем: они не своей кровью смывают оскорбление, а исключительно чужой. Вот к кому следовало обратиться Сандурену. Он бы согласился с идеей улучшения породы… Что ему чужие трагедии!

Неужели люди действительно не задумываются, когда начинают войны? Неужели им действительно наплевать, что погибнут тысячи, и ради чего – ради их понимания о чести, ради их гордости… да даже ради лишних земель! Земли, по которым прокатилась война, еще долго приходят в себя. Нужно отстраивать разрушенное, нужно искать на это силы, да и огороды лучше поливать водой, а не кровью…

Диль встряхнулся. Нашел о чем размышлять. Тоже… философ. Никто не сможет быть королем или полководцем, если не готов проливать кровь. Чужую.

Илем приставал к Франку, а тот отвечал с обреченным видом. Диль прислушался. О магии. Ну и зачем? Среди них нет магов, они не могут противостоять магу, пусть даже и несерьезному… а Сандурен несерьезным не показался.

Это нечестная игра – магия против обычных людей.

А Франк не особенно тревожился, все уверял, что, если преследователи не нарушат правил, они сумеют выкрутиться, ну а если нарушат, то и говорить не о чем, придется начинать миссию заново, а если Илем не заткнется немедленно, то он точно до конца не дойдет. Ори весело засмеялся. Не поверил и правильно сделал. Илем хмыкнул, но отстал.

– Так увлекательно читать книги о приключениях, – тихонько сказала Лири, – о героях, о подвигах. Просто влюбляешься в рыцаря, борющегося со злом. И не думаешь о том, что под меч этого рыцаря попадают и случайные жертвы, обманутые, одурманенные… – Она хихикнула. – И уж точно не думаешь, что этот рыцарь неделями не моется, он него несет, как от последнего смерда, его белые одежды забрызганы чужой кровью, грязью…

– И дерьмом, – подхватил Илем, – потому что он не только рубит головы, но и вспарывает кишки. Я правильно понимаю, что ты не о Кае?

– Конечно, нет, – вздохнула Лири. – Я общо. И о себе в том числе. Я ведь когда-то и представить не могла, что могу прожить целый день, не приняв ванну. И ничего, привыкла. Ко всему привыкаешь. Даже к дерзкому наглому вору, лишенному простых человеческих чувств.

– Каких именно? – удивился Илем.

– Да почти всех. Ты разве думаешь о ком-то, кроме Илема Ветра?

– Нет, конечно, – еще больше удивился Илем. – А надо? Например, начинать день с размышлений и судьбах мира? Да плевать мне на мир, цыпочка.

– Почему? – спросил Диль.

– А потому что миру плевать на меня. И на тебя, между прочим.

Диль пожал плечами и подумал, что Илем не так уж и неправ. Почти всем почти всегда плевать на мир, пока вдруг этот мир не начинает обращать внимание на тебя. И радости это, наверное, не доставляет никогда. Диль никогда не задумывался о проблемах мироздания и считал, что правильно делал. Смешно, когда никчемный бродяга думает о том, на что повлиять он не может по определению. Какой смысл думать о несправедливости, когда это всего лишь твои личные проблемы? Что хорошо для Лири, может быть плохо для Илема. Например, поддержание закона и порядка. Что бы возразил на это вор? Сказал бы, что он не виноват, что не было других возможностей, что вором его сделали обстоятельства? Вряд ли. Он слишком умен, чтобы оправдываться.

Франк выглядел чуточку не так, как обычно. Илема это не то чтоб беспокоило, но интересовало, а Диля именно что беспокоило. Несколько часов он колебался, потом все же решился.

– Вы думаете о Сандурене? – спросил он, поравнявшись с проводником.

– В смысле о его предложении? Да. Правда, можешь мне поверить. И чем больше думаю, тем больше уверен, что принимать его нельзя. Ты сомневался?

– Мне показалось, что сомневаетесь вы.

Франк выразительно хмыкнул, и Диль задал еще один вопрос:

– Вы правда сожгли бы их?

Он довольно долго молчал, потом буркнул:

– Сжег бы. А потом бы здорово жалел. Не погибших, это мгновенная смерть, они бы и испугаться не успели. Но я бы израсходовал одну из трех оставшихся возможностей воспользоваться обликом дракона. Ну, что еще? Я же вижу, у тебя вопрос просто на языке дрожит.

– Как это укладывается у вас в голове?

– Плохо укладывается, – вздохнул Франк. – Потребность защищать плохо уживается с необходимостью убивать. Иногда я жалею, что драконы не лишены обычных человеческих чувств. И убивать как дракон я вообще не люблю. Очень редко это делаю. Понимаешь почему?

– Слишком неравные силы?

– Умный, – горько усмехнулся Франк. – Да… силы в любом случае неравные, но с мечом в руках я приношу все же не столько смерти, сколько с огнем в глотке. Иллюзия равенства… Ладно, не бери в голову, тебе своих проблем хватает, не стоит грузиться еще и моими.

Диль послушно отстал, и Лири тут же взяла его за руку. Как маленький ребенок папу. С каждым днем она все больше к нему тянулась, а он чувствовал все большую ответственность. Ну смешно! Честное слово, смешно: бродяга чувствует ответственность за принцессу! И чтобы не смеяться, он старался сводить все к обычным мелким заботам: помогал перебираться через завалы, подсовывал кусочки понежнее, ночью ложился рядом, чтобы ей было теплее. И она доверчиво прижималась к нему, почти не обращая внимания на пошлые шуточки Илема.

Сколько угодно можно было гадать, что думает Франк, потому что он своими мыслями не делился, совсем замкнулся в себе и без того неразговорчивый Кай, но не составляло труда понять, что он ищет в себе следы монстра. Ори не думал. Он делал дело, единственное, которое умел, и умел хорошо.