**********************************************************************
Глава 3.
Лиэ Лиэх?хэл, наследный князь Дома Вереска. Лиан.
Он взбежал по лестнице легко и быстро, так, что ни одна ступенька не выдала его движений своим скрипом, взбежал - и замер на полушаге, на полувздохе даже, ошарашенный, нет, оглушенный тем, что увидел.
Лестница здесь делала поворот, и уголок получился очень укромный, закутанный в полумрак, как в теплый платок. В этом-то уголке и скорчилась давешняя девушка, судорожно вцепившись в перильца, практически повиснув на них. И дрожащее изжелта-зеленое марево страшной давней боли, боли, ставшей уже привычной, обнимало ее, льнуло к вздрагивающему в приступе удушья телу, цеплялось за тонкие пальца, пытающиеся распутать шнуровку рубашки.
Она дышала коротко и прерывисто, словно боролась за каждый глоток воздуха с противником заведомо сильнейшим и безжалостным. Лицо ее было повернуто вполоборота в сторону Лиэ, но вряд ли она видела его... нет, огромные, кажущиеся черными из-за расширенных зрачков, глаза видели что-то совсем иное, смотрели прямо в это враждебное нечто.
Страха в ней не было, и взгляда она не опускала. Задыхаясь, неосознанными рваными движениями царапая собственную шею и грудь, сражаясь за каждый вдох, эта заморенная, ничем не примечательная смертная превосходила стойкостью иных увенчанных славой воинов, ибо вела бой безнадежный, не призывая на помощь и не надеясь на победу - но все равно не сдавалась.
Сколько таких глотков воздуха отвоевала она уже у этих отвратительно грязных, гибельных чар? Сколько дней... или лет?
"Чары или проклятие, - понял Лиэ. - Болезнь, смертельная для человека. И смерть... о, какая же грязная и мучительная! И долго, так долго!.. Кто же та сволочь, что навела эти мерзкие чары?"
Он шагнул прямо в беззвучно шелестящий желтый туман этого отвратительного колдовства.
Туман прянул от него, словно рассеченный мечом, прянул, чтоб дождаться своего часа и сомкнуться вновь... но сидхэ был уже здесь, был рядом, и держал ее за плечи... и девушка смогла свободно вдохнуть воздуха - и взглянула на него удивленно и испуганно.
Лиэ не собирался тратить время на объяснения. Похоже, у нее просто не было больше сил на то, чтоб идти самостоятельно. Он легко поднял все еще вздрагивающее тело на руки и торопливо распахнул дверь. Пересек комнату, опустил девицу на свою кровать и вернулся к двери, стремительно и не говоря ни слова. Не было времени! Вспугнутая было дрянь упрямо и безмозгло пыталась вползти следом, во все еще открытую дверь, не запечатанную защитным заклятьем. Уже и одного того шлейфа, что проник в комнату вместе с девушкой, хватило бы, чтоб загубить десяток таких, как она. Но смертная держалась, так же, как держалась там, внизу, - вот что было удивительней всего!
Лиэ запер дверь и запечатал простым, но надежным заклятьем и лишь потом обернулся, не услышав, а скорее, почуяв движение за спиной.
Она сползла с кровати и забилась в угол, сидела там на полу, сжавшись и спрятав голову в колени. Плечи под небеленой холстиной вздрагивали все в том же ритме удушья. Лиэ видел только ее макушку. Давно не мытые волосы казались черными и свивались в неопрятные пряди.
- Ты уже можешь дышать? - спросил он, подходя ближе. - Я отогнал это. Ты теперь можешь дышать?
Плечи дрогнули сильнее.
- Пожалуйста, - мягко попросил сидхэ, стоя почти вплотную к ней, - подними голову.
Он присел рядом на корточки, ибо негоже смотреть сверху вниз на женщину, кто бы она ни была. И уж тем более немыслимо вынуждать женщину смотреть на тебя снизу вверх, особенно если ей настолько плохо. Таковы законы сидхэ.
Она повиновалась так же покорно и молча, как и там, внизу, и в этой странной покорности было что-то неправильное, что-то неестественное, особенно учитывая ту отчаянную стойкость, что он воочию наблюдал недавно.
Обычное лицо. Лиэ не смог бы сказать вот так сразу, красива ли она была или нет. Слой дешевой краски плотно покрывал ее черты, а просачивающаяся сквозь эту боевую раскраску восковая бледность лишь подчеркивала общее ощущение какой-то запредельной жути. Она походила на призрак из наведенного ночного кошмара, но если все это смыть, лицо стало бы довольно симпатичным. Глаза оказались серыми, припухшими. Сетка порванных сосудов на белках, сухой воспаленный блеск... глаза, непривычные к слезам.
На подоле ее юбки, там, где она прятала лицо, осталось пятно крови.
Эта девушка умирала, сгорала быстро - и знала об этом. Так же, как знала о том, кто был тот упырь внизу. Это знание ударило Лиэ, словно плетью, обожгло, настигло, перекрыло дыхание, зазвенело в нем порванной струной и осело где-то в глубинах самого его существа отголоском боли. И, не желая и не собираясь терпеть подобное издевательство над самой сутью жизни, он подался вперед и взял ее за плечи.
- Такого не должно быть, - выдохнул сидхэ. - И так не будет!
И исцелил ее. Быстро и просто на вид, как умеют лишь сидхэ и лишь тогда, когда очень сильно этого хотят.
Тот, кто хоть раз наблюдал эльфийские целительные чары в действии, всегда обращает внимание именно на эту кажущуюся простоту. Прикосновение, на мгновение присомкнутые веки, почти неуловимая дрожь, скользнувшая по лицу, легчайшая тень, чуть потускневшая красота...
... Ты касаешься болезни, раны; ты раскрываешься ознобу, страху, боли; ты впускаешь в себя болезнь, рану, страх, дыхание смерти; ты сливаешься с рваным мерцанием огонька жизни того, кого лечишь; ты разделяешь его боль, его страх, его рану... Ты находишь ее, свою рану, теперь уже свою болезнь, свой озноб и свой страх, и свою боль... ты сливаешься с ней, ты живешь ею... И исцеляешь. Себя.
Тот, кто хоть раз пробовал исцелить хотя бы пустяковую царапину, никогда не скажет, что это просто. Дороже исцеления обходится только убийство с помощью чар. Все, так или иначе связанное с жизнью и смертью, затрагивает саму суть того, кто творит чары... это не может быть просто. Эльфийское целительство естественно, как дыхание, любой сидхэ способен заговорить рану или остановить болезнь, но очень немногих сами эльфы называют целителями - и уважают и берегут примерно так же, как беременную женщину или ребенка. Целители неприкосновенны, они редко носят оружие и еще реже вступают в бой. Но говоря в Совете, воин не может одним своим словом перечеркнуть решение княгини, а целитель - может.
Как лекарь, Лиэ был полнейшей посредственностью, но на то, чтоб разобраться с этими чарами, его хватило.
Девушка рванулась из его рук, закашлялась сухо и страшно, тогда он прижал ее голову к своему плечу и держал сотрясаемое судорогами, вырывающееся тело до тех пор, пока приступ не прошел. До тех пор, пока последние капли той грязно-желтой гадости, которая была ее смертью, не перетекли к нему - и не погибли в свете эльфийских целительных чар, беспощадных и холодных в своем безжалостном милосердии.
Она вырвалась, вжалась в стену и замерла так, обхватив себя руками и потрясенно глядя на него.
- Кто ты? - спросил Лиэ, слегка отойдя от запредельной жути этого исцеления.
- Зачем? - она ответила не сразу и совсем не на тот его вопрос. Голос был хриплым от недавнего кашля и слез, готовых вот-вот пролиться. - Зачем ты это сделал, эльф?
- Ты умирала.
- Я знаю. Я же мечтала об этом, я ждала своего освобождения с радостью... Я не могла, не смела сделать это сама... Но мне оставалось уже недолго! Уже так скоро... Я больше не умираю. Я - проклятье! - здорова! И я навсегда останусь рабыней здесь... Теперь... о, теперь надолго! Зачем же ты так жесток, эльф? Что дурного я сделала тебе?
- Дурного? Почему ты считаешь меня жестоким? Никто не должен умирать так... так грязно, тем более человек!
