Имя Костигана повторялось, как некий боевой клич.

Томас был зажат со всех сторон. В этой бурлящей толпе оказался и злосчастный домовладелец.

Вдали уже слышались полицейские свистки.

Люди дрались не на шутку. Досталось и суперинтенданту. Он едва удержался на ногах от очередного тумака, как вдруг в него врезался откуда-то взявшийся домовладелец, и они оба упали на растянувшегося на мостовой рыжего юнца с расквашенным носом.

Появившиеся наконец полицейские быстро навели порядок. Трое мужчин и две женщины были арестованы. Восемь человек получили довольно серьезные травмы, и двое пострадавших были отправлены в больницу к хирургу. У кого-то даже оказалась сломанной ключица.

Изрядно помятый Томас уходил, ощущая боль во всем теле. Одежда его была в беспорядке – воротничок оторван, на локте зияла дыра, а сам он был весь в грязи и пятнах чьей-то крови.

Разумеется, эта потасовка попала в вечерние газеты. Было немало домыслов и резкой критики, повторились требования о реабилитации Костигана и было задано несколько неприятных вопросов органам правосудия и полиции. Особенно доставалось Питту. Нынешняя обстановка сравнивалась с той, что царила в Лондоне после серии убийств в Уайтчепеле два года назад, и критики не скупились на обвинения. Многие газеты предсказывали дальнейшие волнения и беспорядки.

Около семи вечера усталый и опустошенный суперинтендант наконец добрался домой. На душе у него было тяжело, тело болело от побоев, а больше всего его угнетала неопределенность. Что же дальше? Он до сих пор не знал, кто убил этих женщин и какую роль во всем этом играли Костиган и Финли Фитцджеймс. Да и играли ли?

У дома Томас сразу узнал экипаж тетушки Веспасии и так и не понял, рад он этому или огорчен. Конечно, он предпочел бы, чтобы леди Камминг-Гульд не видела его в эти не лучшие для него минуты. Его одежда была изорванной и грязной, к тому же он безумно устал. Питт очень дорожил мнением леди Веспасии и хотел бы, чтобы она думала о нем как о человеке, способном достойно держаться даже в минуты кризисов и неудач. И в то же время неплохо было бы услышать ее совет именно сейчас, да и просто повидать ее, столь решительную и уверенную, тоже было очень важным для Томаса. Отвага и храбрость так же заразительны, как и отчаяние и печаль, – даже, пожалуй, еще заразительнее.

Но самой большой неожиданностью для суперинтенданта было увидеть в гостиной своего дома помощника комиссара Корнуоллиса. Тот был мрачен и расстроен.

Шарлотта, увидев мужа, тут же вскочила и поспешила ему навстречу, даже не дав ему возможности поздороваться с гостями.

– Ты устал, должно быть, горячая вода тебя ждет в спальне, – быстро шепнула она. – Ужин будет через полчаса. Тетя Веспасия и мистер Корнуоллис остаются. У вас будет время обо всем поговорить за столом.

Было похоже, что хозяйка настойчиво выпроваживает его из гостиной, но Питт был только рад этому. Он был грязен, он пропах нечистотами улиц и по?том дерущейся толпы, в гуще которой и сам невольно оказался. Ему казалось, что он даже впитал в себя их страх и гнев.

Через полчаса суперинтендант уже спустился в гостиную, по-прежнему усталый и чувствуя сильную боль в мышцах. Синяки на его лице потемнели, но, отмывшись и переодевшись в чистую одежду, Томас почувствовал себя готовым к неизбежному разговору.

А разговор начался сразу же, как только подали первое блюдо. Никому больше не хотелось притворяться.

– Мы можем подойти к решению задачи с двух сторон, – с живостью начал Джон Корнуоллис и чуть подался вперед. – Мы должны сделать все, чтобы найти и уличить убийцу второй жертвы. Далее, мы должны представить всё в подтверждение того, что для ареста Костигана были веские основания и полученные должным образом доказательства. Суд над Костиганом был справедливым. – Он сжал губы. – А вот как нам доказать, что мы не скрыли улики, указывающие еще на кого-то, это я не знаю. – Помощник комиссара затих и стал смотреть на синюю вазу с цветами на столе. – Боюсь, здесь мы слукавили…

– Я не питаю добрых чувств к Огастесу Фитцджеймсу, – решительно вмешалась Веспасия, сначала посмотрев на Питта, а затем переведя взгляд на Корнуоллиса. – Но разглашение улик против его сына способно вызвать буквально истерическую реакцию, что не только несправедливо, но и намного усложнит поиски истины. Какими бы ни были мои чувства к нему и каким бы ни был моральный облик Финли, я не хочу, чтобы он пострадал за то, чего не совершал. Даже если это позволит ему избежать наказания за все свои другие неприглядные дела, – заметила она с сожалением.

Джон пристально смотрел на старую леди, как бы взвешивая каждое ее слово, а затем обратился к Томасу:

– Насколько серьезно может быть связан Финли Фитцджеймс с этим последним убийством? Прежде всего скажите, что вы об этом знаете, а затем – что вы об этом думаете. – Корнуоллис снова вернулся к кусочку рыбы на своей тарелке и стал дожевывать его. Однако все его внимание было сосредоточено на Питте, и казалось, что он даже не сознает, что ест.

Суперинтендант подробно рассказывал о том, что нашел при осмотре комнаты Норы Гаф и что потом ответил ему Финли Фитцджеймс, когда Томас навестил его.

Подали пирог с почками и овощи. Грейси входила и выходила, молча обслуживая гостей. Она знала, кто такой Корнуоллис, поэтому смотрела на него со все усиливающимся подозрением, словно ожидала, что он в любую минуту может стать опасным для ее обожаемых хозяев.

Джон, однако, не замечал встревоженного личика маленькой горничной, так часто глядевшей на него. Все его внимание было поглощено тем, что говорил его подчиненный.

– И каковы ваши соображения? – спросил он, как только Питт умолк.

Томас ответил не сразу. Он знал, что начальник ценит его мнение и полагается на него, когда принимает решения или выносит суждения.

– Я верю, что Костиган был виновен, – после недолгого молчания сказал суперинтендант. – У нас были некоторые сомнения, но он сам признал свою вину. Одного я не могу понять, почему сутенер был так жесток со своей жертвой. И почему до последнего момента отрицал это. – С неприятным чувством под ложечкой Питт вспомнил лицо Альберта. – Он был неприятной личностью, жалкой и злобной, но я не заметил в нем склонности к садизму, к желанию ломать пальцы и ногти своим жертвам.

– Однако она обманула его и лишила доброй половины заработка, – с сомнением заметил Корнуоллис. – Он считал ее своей собственностью и расценил ее поведение как предательство. Слабые мужчины бывают особенно жестокими. – Мускулы его лица напряглись. – Я сталкивался с такими случаями, когда служил на флоте. Дай слабохарактерному человеку немного власти, и он готов поиздеваться над подчиненными.

– Да, Костиган был груб, – согласился Томас. – Но подвязка, связанные ботинки!.. Это уже не просто злость. Это говорит не только о вспыльчивости и невоздержанности характера… это скорее похоже…

– На нечто продуманное и рассчитанное, – помогла ему Шарлотта.

– Да, – согласился ее муж.

– Поэтому вы и сомневались в виновности Костигана? – встревоженно воскликнул Джон, но отнюдь не с упреком. Он долго прослужил на флоте командиром, без сомнения, был честен с подчиненными и ожидал от них того же. Это доверие помогало ему решать боевые задачи, и теперь, служа в полиции, он не собирался изменять своим правилам.

– Нет, – возразил Питт, прямо глядя в глаза шефу. – Тогда я не сомневался. Просто считал, что недостаточно хорошо узнал подозреваемого. – Суперинтендант искренне пытался разобраться в собственном состоянии и точно вспомнить, что он чувствовал, когда допрашивал Костигана, видел его отчаянное лицо и понимал его страх и жалость к самому себе. Насколько он, Томас, был тогда честен? Какое влияние оказывало на него чувство облегчения и внутренней уверенности, что дело удастся завершить, избежав подозрений в адрес сына Огастеса Фитцджеймса?

– Он не отрицал, что убил ее, – продолжал Питт, глядя через стол на Корнуоллиса. Все забыли о еде. В дверях, ведущих в кухню, стояла Грейси с чистой салфеткой в руках и подносом с очередным горячим блюдом. Она тоже внимательно слушала, что говорил ее хозяин. – Но он категорически отрицал, что мучил ее, – с особой болью вымолвил Томас. – И как бы настойчиво я его ни расспрашивал, он упорно отрицал, что знает что-либо о Фитцджеймсе, его клубном значке или запонке.