Кроме меня? Быть не может.

Кроме вас! И это святая истина, потому что второго такого простака в целом свете не сыщешь. И эта глупость так заполнила ваше нутро, что она поминутно выпирает из вас наружу. А когда глядишь на вас, она просвечивает, словно моча в ночном сосуде. Поэтому нужны только глаза, чтобы стать вашим врачом и распознать вашу болезнь.

Но скажи, наконец, ты знаешь мою Сильвию?

Ту, с которой вы глаз не спускаете за обедом и ужином?

Ты это заметил? Да-да, именно ее.

Нет, синьор, я ее не знаю.

Как, ты знаешь, что я с нее глаз не спускаю, а ее самой не знаешь?

Не та ли это, которую от всех придворных дам отличает уродство?

Напротив, дружище, ее отличает красота, а еще больше отличает ее нечто другое.

Вот это я знаю, синьор.

Что ты знаешь?

Знаю, что ее отличает не столько красота, сколько ваша милость.

Не в этом дело. Я хочу сказать, что ее красота необычайна, а другие достоинства неисчислимы.

Ну, конечно, потому что ее красота намалеванная, а другого никто и не считал.

Как — намалеванная? Как — никто не считал?

А вот так, синьор. Ради красоты она так размалевала себя, что ее красота ни у кого в счет не идет.

А меня ты ни за кого считаешь? Я в восторге от ее красоты.

А вы ее вовсе и не видали с тех пор, как она так изменилась.

Когда же это она так изменилась?

А тогда, когда вы в нее влюбились.

Я люблю ее с тех пор, как увидал, и вижу, что она по-прежнему красива.

Если вы ее любите, то не можете ее видеть.

Как так?

А вот так. Любовь слепа. О, если бы у вас были мои глаза! Если бы ваши глаза были так же остры, как в ту пору, когда вы бранили синьора Протея за то, что он ходит без подвязок!7

Что же я тогда увидел бы?

Вы увидели бы свою нынешнюю глупость, а заодно разглядели бы ее уродство. Синьор Протей, когда был влюблен, не видел, что он вышел без подвязок, а вы не видите, что не надели брюк.

Тогда, видимо, и ты влюблен, дружище: сегодня утром ты видел так плохо, что не мог почистить мои башмаки.

Вы правы, синьор. Я был влюблен в свою постель. Спасибо, вы из меня вытрясли мою любовь. Это дает мне смелость ругать вас за вашу.

Как бы ты ни ругал меня, я очарован ею, я люблю Сильвию бесконечно.

А хорошо бы вы разочаровались. Тогда бы кончилась и любовь.

Вчера она приказала мне написать несколько строк тому, кто мил ее сердцу.

И вы написали?

Написал.

И неплохо написали?

Друг мой, я постарался написать как можно лучше. Но тише. Это она!

(в сторону)

Вот так штука! Вот так кукольная комедия! Он, значит, будет всю ее роль говорить за нее!

Входит Сильвия.

Синьора и госпожа моя, тысячу раз доброе утро!

(в сторону)

А кстати, и доброй ночи! А тогда уж — целого миллиона любезностей!

Синьор Валентин, мой слуга, две тысячи раз доброе утро!8

(в сторону)

Полагалось бы, чтоб он давал проценты ей, а выходит, что она их дает ему.

Я вашему неназванному другу,

Как вы велели, написал за вас.

Я это сделал крайне неохотно,

Но долг мой я исполнил, госпожа.

(Отдает ей письмо.)

Благодарю вас, мой слуга любезный!

Письмо прелестно.

Верьте мне, синьора:

Писать неведомо кому, вслепую —

Нелегкий труд, я был в больших сомненьях.