Мы уже видели, какое впечатление произвело на друзей это открытие.

Д’Артаньян первый пришел в себя.

— Мордаунт? — воскликнул он. — О, само небо предает его в наши руки.

— Да, — подтвердил Портос. — Выломаем дверь и нападем на него.

— Напротив, — возразил д’Артаньян, — не будем ничего ломать, не будем шуметь. Шум может привлечь народ. Если он находится здесь, как уверяет Гримо, со своим достойным начальником, то где-нибудь поблизости должен находиться отряд солдат. Эй, Гримо! Подойди сюда, да держись покрепче на ногах.

Гримо подошел. Как только он пришел в себя, страх вернулся к нему; он, однако, овладел собой.

— Хорошо, — сказал д’Артаньян. — Теперь влезай снова на балкон и скажи нам, один ли сейчас Мордаунт, готовится ли он выйти или лечь спать. Если он не один, мы подождем. Если он выходит, мы схватим его в дверях. Если он остается, мы влезем в окно. Это вызовет меньше шума, чем если мы станем ломать дверь.

Гримо стал молча взбираться на балкон.

— Стерегите другую дверь, Атос и Арамис, пока мы с Портосом будем здесь.

Оба друга повиновались.

— Ну что, Гримо? — спросил д’Артаньян.

— Он один, — отвечал Гримо.

— Ты уверен в этом?

— Уверен.

— Но мы не видели, чтобы его собеседник вышел.

— Может быть, он вышел в другую дверь?

— Что он делает?

— Надевает плащ и перчатки.

— К нам, сюда! — тихо позвал д’Артаньян.

Портос схватился за кинжал и, забывшись, вытащил его из ножен.

— Оставь в покое свой кинжал, друг Портос, — заметил ему д’Артаньян. — Его не придется пускать в ход. Мордаунт в наших руках, и мы будем судить его по всем правилам. Мы подробно и начисто объяснимся и разыграем сцену вроде той, что была в Армантьере. Но только будем надеяться, что после него не останется потомка и что, покончив с ним, мы разом со всем покончим.

— Тише, — проговорил Гримо, — он сейчас выйдет. Он идет к лампе. Он тушит ее. Потушил, я больше ничего не вижу.

— В таком случае скорей спускайся!

Гримо ловко спрыгнул в рыхлый снег, благодаря чему шума от его прыжка не было слышно.

— Поди предупреди Атоса и Арамиса, чтобы они стали с обеих сторон своей двери, как мы с Портосом стоим здесь. Если они задержат его, пусть хлопнут в ладоши; мы тоже хлопнем, если он достанется нам.

Гримо удалился.

— Портос, Портос, — сказал д’Артаньян, — спрячьтесь куда-нибудь, плечи у вас очень уж широкие, мой друг; нужно, чтоб он их не заметил, когда будет выходить.

— Ах, если бы он вышел через эту дверь!

— Тише! — проговорил д’Артаньян.

Портос так прижался к стене, словно хотел войти в нее. Д’Артаньян сделал то же.

На лестнице явственно послышались шаги Мордаунта. Скрипнуло маленькое слуховое окошко, которого никто не заметил. Мордаунт выглянул, но благодаря принятым нашими друзьями мерам не увидел никого. Он всунул ключ в замочную скважину, дверь отворилась, и Мордаунт появился на пороге.

В то же мгновение он очутился лицом к лицу с д’Артаньяном.

Он хотел было захлопнуть дверь, но Портос успел схватить ручку двери и распахнул ее настежь.

Портос хлопнул три раза в ладоши. Появились Атос и Арамис.

Д’Артаньян двинулся прямо на Мордаунта. Наступая на него грудью, он шаг за шагом заставил его взойти обратно по лестнице, освещенной лампой, которая позволяла гасконцу следить за руками Мордаунта. Тот, впрочем, и не пытался убить д’Артаньяна, так как знал, что потом ему придется иметь дело с его тремя товарищами. Он не сделал поэтому ни одного движения для защиты, ни одного угрожающего жеста. Отступая к двери, Мордаунт оказался прижатым к ней и, должно быть, подумал, что тут ему пришел конец. Но он ошибся: д’Артаньян протянул руку и отворил дверь. Они оба очутились в комнате, где десять минут тому назад молодой человек разговаривал с Кромвелем.

Портос вошел за ним. Он снял лампу, горевшую в передней, и от нее зажег вторую лампу, стоявшую в комнате.

Атос и Арамис вошли и заперли за собой двери на ключ.

— Потрудитесь сесть, — обратился д’Артаньян к молодому англичанину, придвигая ему стул.

Мордаунт взял стул и сел, бледный, но спокойный. В трех шагах от него Арамис поставил три стула — для д’Артаньяна, для Портоса и для себя.

Атос поместился в самом дальнем углу комнаты, относясь, по-видимому, совершенно безучастно к тому, что должно было сейчас произойти.

Портос сел по левую, Арамис по правую руку д’Артаньяна.

Атос казался подавленным. Портос потирал руки с лихорадочным нетерпением.

Арамис улыбался, кусая себе губы до крови.

Один д’Артаньян сохранял с виду полную невозмутимость.

— Господин Мордаунт, — сказал он молодому человеку, — мы долго и тщетно гонялись друг за другом. Давайте же воспользуемся этим счастливым случаем и побеседуем немного, если вы не имеете ничего против.

Мордаунт был захвачен врасплох. Он отступил вверх по лестнице, движимый каким-то странным смутным инстинктом. Первое, что он почувствовал вполне ясно, было изумление, смешанное с непреодолимым ужасом, какой овладевает человеком, когда смертельный враг, превосходящий его силой, запускает в него свои когти в тот самый момент, когда он считает этого врага далеко от себя и занятым другими делами.

Но когда они сели и Мордаунт увидел, что ему дана, неизвестно по какой причине, отсрочка, — он напряг весь свой ум и собрал все свои силы.

Огонь, блеснувший в глазах д’Артаньяна, не только не вселил в него робость, но, наоборот, наэлектризовал его еще больше, так как хотя в этом взгляде и кипела ненависть, это была ненависть открытая. Мордаунт притаился, готовый воспользоваться малейшим случаем, который мог ему представиться, чтобы вырваться из западни с помощью силы и хитрости. Так медведь, застигнутый в своей берлоге, проявляет с виду безучастие, но на деле зорко следит за каждым движением напавшего на него охотника.

Взгляд Мордаунта быстро скользнул по длинной шпаге, висевшей у него сбоку; он неторопливо положил левую руку на эфес и передвинул шпагу, чтобы можно было легко достать ее правой рукой; после этого он сел, следуя приглашению д’Артаньяна.

Тот ожидал от него каких-нибудь вызывающих слов, чтобы завязать один из тех беспощадно-насмешливых разговоров, которые он умел так мастерски поддерживать. Арамис говорил про себя: «Мы услышим сейчас что-нибудь банальное». Портос кусал усы и ворчал: «Сколько церемоний, черт побери, чтобы раздавить эту ехидну!» Атос совсем исчез в углу комнаты, неподвижный и бледный, как мраморное изваяние; и, несмотря на свою неподвижность, он чувствовал, что лоб его покрывается потом.

Мордаунт не говорил ничего; уверившись, что шпага находится в его распоряжении, он закинул ногу на ногу и ждал.

Молчание это не могло продолжаться долго; д’Артаньян понимал, что оно становится смешным, и так как он пригласил Мордаунта сесть, чтобы побеседовать, то решил, что ему первому следует заговорить.

— Мне кажется, сударь, — начал он с убийственной вежливостью, — что вы умеете менять платье почти с такой же быстротой, как те итальянские комедианты, которых кардинал Мазарини выписал из Бергамо и которых он, без сомнения, показывал вам во время вашего путешествия во Францию.

Мордаунт не отвечал ни слова.

— Только что, — продолжал д’Артаньян, — вы были переодеты, вернее — одеты в платье убийцы, а теперь…

— А теперь, напротив, я одет как человек, которого собираются убить, не правда ли? — отвечал Мордаунт своим спокойным и отрывистым голосом.

— О сударь, — возразил д’Артаньян, — как можете вы говорить это, когда вы находитесь в обществе дворян и когда под рукой у вас такая хорошая шпага?

— Никакая шпага, сударь, не может устоять против четырех шпаг и стольких же кинжалов, не считая шпаг и кинжалов ваших сообщников, ожидающих у входа.

— Извините, сударь, — продолжал д’Артаньян, — те, которые ждут нас у входа, вовсе не наши сообщники, а просто слуги. Я хочу восстановить истину даже в мельчайших подробностях.