— Тогда я говорил о себе, — тихо возразил Кэмп, — а не об Итане. — Он устало покачал головой. — Я понимаю, что не заслуживаю прощения. Я такой, какой есть, что я делал, то делал. Да, я лгал тебе, но что мне, скажи на милость, оставалось? Должен же я был кормить свою семью! Да, я понимал, что рано или поздно ты обо всем узнаешь, и можно лишь благодарить судьбу, что ты узнала только сейчас. Я надеялся на то, что к тому времени успею все уладить…

— Что уладить? — Тори перешла на крик. — Ты любишь повторять, что всю жизнь обо мне заботился… вот как ты обо мне заботился! Окружил уголовниками, выдал замуж за убийцу, сам убийца… — Голос ее сорвался, и она бессильно разрыдалась, закрыв лицо руками.

Кэмп казался спокойным, может быть, несколько грустным, но, во всяком случае, непобежденным.

— Итан Кантрелл не убийца, — уверенно произнес он.

— Он пришел убить тебя! Голос Кэмпа был резок:

— Что ж, человек имеет право выбрать, как ему умереть. Ум Тори отказывался что-либо понимать. Кэмп тяжело вздохнул:

— Он ведь не убил меня. Может быть, хотел, может, убьет еще, но пока не убил.

— Ничего не понимаю! Что за бред ты несешь?!

— Он мне нужен, — так же спокойно ответил старик. — Я знаю, что он сделает все, как надо…

— Все, как надо? Он пришел убить тебя!

— Что ж. — Голос Кэмпа звучал громко и отчетливо. — Таким и должен быть мой конец. Пристрелит он меня сам или отдаст властям — тем самым он положит конец той адской каше, которую я заварил, и спасет тебя.

У Тори перехватило дыхание, подкосились ноги. Ничего не видя, она нащупала спинку какого-то кресла и опустилась в него. Все происходящее казалось ей бессмысленным, словно в кошмарном сне.

— Ты заставил меня выйти за него замуж. — Тори казалось, что эти слова произносит не она, а кто-то другой. — Ты говорил, что хочешь для меня безопасности, а сам выдал меня за такого человека… Да что говорить, вы с ним — два сапога пара!

— Нет, — покачал головой Кэмп. — Я, может, и плохой человек, не спорю, но Итан — человек хороший. Уверен, что он позаботится о тебе.

Тори с презрением смотрела на отца. После всего, что она пережила, казалось бы, уже ничто новое не могло поразить ее, но предательство собственного отца… Ум ее по-прежнему отказывался что-то понимать. Наконец, ухватившись за то, что было ей по крайней мере понятно, она заговорила:

— Этот хороший человек сегодня собирается повести шайку твоих уголовников грабить каких-то проезжих! Так вы с ним заботитесь обо мне?

В первый раз за все время разговора на лице Кэмпа отразилось удивление:

— Откуда ты знаешь?

— Я подслушала его разговор с дружком в амбаре. Для этого, полагаю, он и пригласил «нового работника»…

Удивление на лице Кэмпа медленно сменилось восхищением:

— Как ты не понимаешь, Тори! Твой муж не уголовник, и никогда им не был. Он — техасский рейнджер, делающий свое дело, как и его приятель. И собираются они не осуществить ограбление, а предотвратить его! Все должно случиться так, как я и предполагал. Сегодня. Сейчас.

Тори так хотелось верить отцу, ухватившись за его слова, как утопающий хватается за соломинку. Ведь всю жизнь она считала, что он всегда прав, всегда знает, что делать, всегда обо всем позаботится…

Но Тори чувствовала, что верить отцу, как раньше, уже не может.

Тори медленно поднялась с кресла.

— Прости меня, папа, — резко сказала она, — но, если даже то, что ты говоришь, правда, для меня это уже не важно. Знаешь, я не так уж многого хотела от жизни — всего лишь мужа, которого я могла бы любить и уважать и который любил и уважал бы меня. Теперь все это уже не имеет никакого значения. Слишком много лжи, слишком много предательств, чтобы я снова поверила вам обоим…

Она направилась к двери.

— Он любит тебя, дочка.

На мгновение Тори замерла, что-то шевельнулось в ее душе. Но она не обернулась.

— Да как ты не понимаешь, Тори, что если Итан до сих пор остается здесь, то это только из-за тебя! Он любит тебя и готов ради тебя на все… Так же как и я…

— Не верю! — Тори обернулась. В глазах ее стояли слезы. — Ни тебе, ни ему, никому не верю!

Кэмп безнадежно вжался в кресло.

— Ну и что, скажи, ты собираешься делать? Убежать? Оставить меня и его здесь? Убежать-то самое простое, девочка. Я сам всю жизнь бегал от проблем. Мне казалось, что ты слеплена из более крепкого материала!

Тори закрыла глаза, словно упиваясь собственным отчаянием.

— А что же я должна делать, по-твоему?

— Поговори с ним, — предложил Кэмп. — Хотя бы попытайся…

Поговорить? Каким безнадежным казалось это Тори! Каким жестоким, несправедливым, бессмысленным казался ей теперь мир, еще сегодня утром игравший и переливавшийся всеми красками… И все же… И все же Тори не покидали воспоминания утра — глаза Итана, с восхищением глядящие на нее, его объятия, его слова: «Все будет хорошо… Обещаю тебе, Тори, все будет хорошо!» Где-то в глубине ее души еще жила, упорно не желая умирать, та наивная, верящая в жизнь девочка, которая мечтала построить мост до луны…

Но как бы то ни было, Тори должна была знать правду. Даже если правда окажется самой горькой. Теперь Тори была к этому готова.

— Хорошо, — тихо произнесла она, — я поговорю с ним. Но не думаю, чтобы это что-нибудь изменило. И знай, я никогда не прощу тебя, отец.

Она вышла из комнаты. Кэмп последовал за ней.

На крыльце их поджидала Консуэло. Она, конечно, понимала, что между отцом и дочерью произошел непростой разговор, хотя, разумеется, подробностей не знала. Но Тори это было уже все равно.

— Итан вернулся? — обратилась к ней Тори. Консуэло отрицательно покачала головой и перевела взгляд на Кэмпа.

— Он уехал. Минут десять назад. У ворот его ждали какие-то люди, кажется, Уэлф Питерсон и его ребята. Ох, не нравится мне это!

— Сколько их было? — нахмурился Кэмп.

— Человек двадцать пять, как мне показалось. Кэмп побледнел.

— Господи! — прошептал он. — Уж не хочет ли он арестовать всех сразу?

Взгляд его встретился со взглядом Тори, и та вдруг неожиданно для себя подумала, что все не так однозначно. Да, если судить по одним внешним фактам, то все они говорят против Итана: он поехал совершать преступление. Тори слышала это собственными ушами. Но ведь она любит этого человека, значит, не может не доверять ему. Любя его, она знает о нем больше, чем говорят факты.

— Но ведь их только двое, — с тревогой заметила она. — Против двадцати пяти человек.

Кэмп внезапно преобразился.

— Куда они направились? — требовательно спросил он у Консуэло. — Тебе это известно?

Та кивнула.

— Они что-то говорили… Кажется, к перекрестку у моста…

Кэмп рванулся в дом и через пару мгновений выбежал, надевая на ходу ремень с пистолетом.

— Ты с ума сошел! — пыталась отговорить его Консуэло, но старик был непреклонен.

— Я оседлаю лошадей, — решительно заявила вдруг Тори. — Я еду с тобой.

Она побежала к конюшне. Отец даже не пытался ее остановить.

Консуэло сжала руку Кэмпа:

— Кэмп, ты с ума сошел! Ради Бога… — Она пристально посмотрела ему в глаза. — Ради меня!

— С ума, говоришь, сошел? — Кэмп покачал головой. — Нет, я был бы сумасшедшим, если бы позволил кому-то бороться вместо себя. Я сам должен это сделать!

Он потрепал Консуэло по руке и улыбнулся ей:

— Не пытайся остановить меня, Конни, бесполезно! Если я останусь, то это только скорее меня убьет.

В глазах Консуэло стояли слезы, но она отпустила руку Кэмпа и отошла от него на шаг.

Кэмп сошел с крыльца.

— Я люблю тебя, — прошептала Консуэло.

Кэмп обернулся и посмотрел на нее. Он улыбнулся тихой улыбкой, говорившей в тысячу раз больше, чем любые слова, и поспешил к конюшне.

Дон Диего Салинас де Ортега позволил себе немного расслабиться. Еще несколько миль — и они пересекут границу, а там уже можно считать себя в полной безопасности. Слава Богу, поездку пока можно считать удачной. Но чувство тревоги, отчего-то закравшееся в душу Диего, упорно не покидало его. В нескольких милях отсюда — ранчо его заклятого врага, а груз, который он везет, как-никак очень ценный.