Конечно, это было почти невероятно, но я продолжал читать колонку, и делал это с удовольствием.

Наверно, подсознательно я считал всех остальных «сонников» своими «родственниками». Так мы считаем приятелями всех, с кем служили в одной роте, — приятелями в том смысле, что, встретившись, можно вместе пропустить стаканчик.

В газетах я не нашел ничего достойного внимания, если не считать извещения о пропавшем по пути на Марс космическом корабле; это сообщение вряд ли можно было назвать «новостями» — скорее, печальным фактом их отсутствия. Не обнаружил я и старых друзей среди проснувшихся недавно «сонников». Я откинулся на подушку и подождал, пока потухнет свет.

Часа в три ночи меня словно подкинуло в постели — я сел, и свет начал загораться. Я ошалело мигал, еще не придя в себя ото сна. Мне приснился страшный сон, почти кошмар: будто, просматривая газеты, я пропустил имя маленькой Рикки.

Я знал, что такого быть не могло, и все-таки с облегчением увидел груду газет за неделю на столике у кровати. Я вполне мог скомкать их и выбросить в мусоропровод, как делал частенько. Я перетащил их на кровать и принялся перечитывать демографические колонки. На этот раз я читал все подряд — «рождения», «смерти», «свадьбы», «разводы», «усыновления», и «смена фамилии», «исходы» и «возвращения». Мне пришло в голову, что, когда я просматривал только интересовавший меня раздел «возвращения», в поле моего зрения могло случайно попасть имя Рикки, напечатанное в колонке «свадьбы» или «рождение ребенка».

Я чуть было не пропустил то, что искал, что послужило причиной мучительного сна. В «Таймс» за среду, второе мая 2001 года, печатались списки выписавшихся во вторник: «Риверсайдский храм… Ф.В.Хайнике».

Ф.В.Хайнике!

Хайнике — Фамилия бабушки Рикки… Я знал это. Знал наверняка! Не знаю почему, но знал. Она хранилась где-то в тайниках памяти и моментально всплыла, стоило мне увидеть ее напечатанной. Может, я слышал ее когда-то от Рикки или Майлза; возможно, даже встречал саму старушку в Сандиа. Как бы то ни было, имя, увиденное в «Таймс», поставило все на свои места.

Но мне все-таки нужны были неопровержимые доказательства. Я должен быть уверен, что «Ф.В.Хайнике» означает «Фредерика Хайнике».

Меня трясло от возбуждения. Позабыв о новых, так хорошо усвоенных правилах, я пытался вместо того, чтобы соединить швы, застегнуть их на несуществующую молнию. Тем не менее спустя несколько минут я уже был внизу, в вестибюле, где находилась телефонная кабинка. В комнате у меня телефона не было: моя очередь на установку еще не подошла. Потом мне опять пришлось подняться в комнату — за кредитной телефонной карточкой: я, похоже, здорово был выбит из колеи.

Руки у меня так дрожали, что я никак не мог всунуть карточку в щель… Наконец мне это удалось, и я вызвал станцию.

— Назовите номер.

— М-м… Мне нужен Риверсайдский храм. Район Риверсайд.

— Ищем… соединяем… номер свободен. Вызываем абонента.

Наконец экран вспыхнул, с него на меня сердито уставился пожилой мужчина.

— Должно быть, вас неправильно соединили. Здесь храм. Мы ночью закрыты.

— Пожалуйста, не отключайтесь. Если это Риверсайдский храм, то именно вы мне и нужны.

— Ну и что вам нужно? В такое-то время?

— У вас есть клиент, Ф.В.Хайнике — из «возвращающихся». Я хотел бы узнать…

Он покачал головой:

— По телефону мы справок о наших клиентах не даем. А уж тем более посреди ночи. Вам лучше позвонить утром, после десяти. А еще лучше подъехать.

— Непременно, непременно. Но только одно — что означают инициалы Ф.В.?

— Я же сказал вам…

— Пожалуйста, послушайте. Я спрашиваю не из праздного любопытства — я сам «сонник»… храм «Сотелл», только недавно выписался. Так что мне все известно о сохранении «тайны родственных связей» и так далее. Мы оба прекрасно знаем, что храмы сообщают в редакции полные имена «возвращающихся»… но газеты, чтобы сэкономить место, печатают только инициалы. Верно?

Он немного поразмыслил.

— Вполне возможно.

— Так значит, не будет ничего предосудительного в том, если вы скажете мне, что означают инициалы Ф.В.

На этот раз он медлил дольше.

— Пожалуй, что ничего. Если это все, что вы требуете. Но больше я вам ничего не скажу. Ждите.

Он исчез с экрана. Мне показалось, что прошел целый час, пока он появился опять с карточкой в руке.

— Здесь темновато, — пробурчал он, вглядываясь в написанное. — Френсис, нет, Фредерика Вирджиния.

У меня заложило уши, и я едва не потерял сознание.

— Слава богу!

— Вам плохо?

— Нет, нет, спасибо вам. Сердечное спасибо. Да. Со мной все в порядке.

— Гм… Тогда вам же лучше будет узнать еще кое-что. И не понадобится приезжать сюда завтра. Она уже от нас выписалась.

9

Я мог бы сэкономить время и добраться до района Риверсайд на такси, но у меня кончились наличные. Я жил в Западном Голливуде, а ближайший банк, работавший круглосуточно, находился на Большой кольцевой дороге. Поэтому сначала я добрался до центра и зашел в банк. Здесь я впервые смог оценить достоинство единой системы чековых книжек. Один-единственный кибернетический компьютер заменял собой центральный расчетный узел — он совершал операции по выдаче наличных денег во всех банках города. Кодом вклада служил изотопный индикатор на чековой книжке. Так я получил денежки без задержки, как в своем банке, что напротив здания «Горничной инкорпорейтед».

Затем я воспользовался экспресс-полосой Риверсайдской дороги. Когда я добрался до храма, уже рассвело. Там не было никого, кроме дежурного, с которым я говорил по видеофону, и его жены, ночной сестры. Боюсь, выглядел я не лучшим образом: небритый, с запахом перегара и блуждающим взглядом. К тому же я еще не придумал сколько-нибудь правдоподобной истории. Тем не менее миссис Ларриган, ночная сестра, отнеслась ко мне с сочувствием и заботой. Она вынула фотографию из дела и спросила:

— Это она, ваша кузина, мистер Дейвис?

Да, это была Рикки. Без сомнения, она! О нет, не та Рикки, которую я знал, не маленькая девочка, но вполне зрелая молодая женщина лет двадцати или чуть постарше со взрослой и очень красивой внешностью. И она улыбалась мне с фотографии.

Но выражение глаз оставалось прежним, и все то же, не подвластное времени, очарование маленькой волшебницы. Без сомнения, это было лицо Рикки: округлившееся, повзрослевшее, удивительно красивое. Но вот оно подернулось дымкой — слезы навернулись мне на глаза.

— Да, — выдавил я из себя. — Да, это Рикки.

— Не следовало бы тебе показывать фотографию, Ненси, — укоризненно сказал мистер Ларриган.

— Фу, Хенк. Что за беда, если я и показала ему фото.

— Ты же знаешь правила. — Он повернулся ко мне: — Мистер, я же сказал вам по телефону, что справок о клиентах мы не даем. Приходите сюда в десять часов, когда откроется справочное.

— А то возвращайтесь к восьми, доктор Бернстайн уже будет здесь, — добавила его жена.

— Помолчала бы ты, Ненси. Если хочет навести справки, пусть идет к директору. Будто у Бернстайна других дел нет, как отвечать на вопросы. К тому же она не клиентка Бернстайна.

— Хенк, не лезь в бутылку. Буквоед ты, как есть буквоед. Если он торопится повидать ее, ему надо быть к десяти в Броули. — Она ободряюще улыбнулась мне: — Приходите лучше к восьми. Мы с мужем действительно не можем вам ничего такого сказать.

— А что насчет Броули? Она что, поехала в Броули?

Может, если б рядом не было мужа, она сказала бы больше. Она замялась, перехватив его строгий взгляд.

— Зайдите к доктору Бернстайну. Если вы не завтракали, тут поблизости есть воистину чудесное местечко.

Я зашел в это «воистину чудесное местечко», перекусил и купил в автоматах тюбик крема «Брадобрей» и свежую рубашку. Зайдя в туалет, сменил рубашку, выбросив старую, и с помощью крема удалил выросшую за ночь щетину. Когда я вернулся в храм, то выглядел уже вполне прилично.