— Нет, она уехала в Лион навестить своих родителей, — ответил он. — Я с утра до вечера занят, так что скучать некогда. Но по ночам я чувствую себя покинутым и одиноким. Какие будут предложения?

— Купите себе одеяло с электроподогревом и собаку!

— Что называется, отбрили, — усмехнулся он. — Хотя меня это не удивляет, не зря же вы работаете с Майлзом. Он терпеть не может посредственности.

Кэсси согласно кивнула.

— Мне еще не доводилось встречать людей с таким острым умом. Он…

— Нет нужды рассказывать мне о его достоинствах. Наш банк никогда бы не поддержал «Барлоу», если бы во главе издательства стоял не Майлз, а кто-то другой.

— А я считала, что издательство возглавлял Генри Барлоу, вместе с Майлзом, — осторожно заметила Кэсси.

— Вначале так и было. Но последние шесть лет всем заправлял Майлз.

— В самом деле?

— Безусловно. — Жак Фурье развел руками. — Таких людей, как он, раз-два и обчелся, ему под силу наладить дело в любой компании. На мой взгляд, он наверняка достигнет больших высот.

Это последнее замечание не вызвало у Кэсси восторга.

— Мне кажется, ему это не нужно. Майлз вполне доволен своим теперешним положением.

— До поры до времени.

— Должно быть, вы сейчас подумали о Кэтрин Барлоу? — Кэсси вопросительно взглянула на него.

— Да. Ее планы никому не ведомы, — пожал плечами француз. — Но хватит говорить о других. Меня интересуете вы. Как насчет поужинать со мной завтра вечером?

— Завтра я занята. И, сказать по правде, буду занята все выходные и всю следующую неделю, — добавила она, не испытывая ни малейшего желания встречаться с женатым человеком.

— Меня это не удивляет. — Он слегка потрепал ее по плечу. — Может быть, через неделю?

— Я стараюсь не заглядывать так далеко вперед. Я ведь, знаете ли, часто работаю допоздна.

— Засиживаться на работе допоздна, как правило, свойственно мужчинам!

— Вы хотите сказать, женатым мужчинам? — Кэсси посмотрела на него с неприязнью.

— Извините за вторжение, — прервал их внезапно вернувшийся Майлз. — Я готов подвезти вас домой, Кэсси, если вы не раздумали уходить.

Кэсси с облегчением вскочила, следом за ней поднялся и Жак Фурье.

— Неудивительно, что Кэсси устала, Майлз, — обратился он к Гилмору. Она рассказывала мне, что по твоей милости задерживается на работе до поздней ночи.

— Равно как и то, что каждая минута доставляет мне огромное удовольствие, — перебила Кэсси, которой все меньше нравился ее новый знакомый.

Уверенным жестом Майлз положил руку на ее обнаженную спину и, холодно попрощавшись с французом, повел ее прочь.

— Если не ошибаюсь, вы изъявили желание уехать отсюда со мной? спросил он Кэсси, когда за ними закрылась наружная дверь.

— А вы подумали иначе?

Он отпер дверцу своего темно-зеленого «даймлера».

— Мне показалось, что вам приятно общество господина Фурье, вот я и подумал, может быть, вы хотите, чтобы он подвез вас домой.

— Он, между прочим, женат.

— Прошу прощения, — с деланным смирением сказал Майлз. — Я не знал, что ваше второе имя — Добродетель.

— Не вижу повода для сарказма, — осадила его Кэсси. — Возможно, вам я и кажусь старомодной, но у меня на сей счет другое мнение.

Она тотчас пожалела об этих словах, опасаясь, что Майлз истолкует их как издевку. В конце концов, разве она не видела машину Сары возле его дома в ту ночь, когда принесла ему рукопись? Ну что ж, ничего не поделаешь. Кэсси решила не извиняться и, не говоря ни слова, села рядом с ним в машину.

В полном молчании они ехали по ночному городу; Кэсси неотрывно смотрела в окно, будто никогда прежде не видела Гайд-Парка.

— У вас на лице было написано, что он вам нравится, — наконец прервал молчание Майлз, но опять вернулся к прежней теме, и Кэсси разозлилась.

— Я просто была вежлива.

— Ага, вежливо позволяли почти незнакомому человеку приставать к вам.

— Вы о том, что он положил свою руку на мою? Но это ведь смешно! Что, по-вашему, я должна была сделать? Дать ему пощечину?

— Своим поведением вы поощряли его, — проворчал Майлз.

— Мужчины вовсе не нуждаются в поощрении, когда начинают приставать с ухаживаниями, — отрезала она. — И какое, собственно, вам до этого дело? В конце концов, я не ваша собственность.

— Возможно, я бы не возражал против этого.

Автомобиль внезапно остановился, и ремень безопасности резко отбросил ее на спинку кресла. Разъяренная, Кэсси всем корпусом повернулась к Майлзу.

— Что это, черт вас возьми, значит?

— Я хочу вас, и мне невыносимо видеть, что кто-то прикасается к вам.

Пока Кэсси переваривала услышанное, он как-то по кошачьи придвинулся и буквально прижал ее к дверце машины.

— Вы околдовали меня, — хрипло выдохнул он, жадно впиваясь ей в губы и заслоняя головой слабое свечение приборной доски. — Я безумно хотел вас все эти долгие недели… Боже, как я вас хотел!

Он был охвачен неистовым желанием, это чувствовалось в его голосе, в яростно приникших к ее рту губах, в трепете рук, скользящих по ее груди, по спине. Легко и умело он расстегнул молнию на платье Кэсси и стал ласкать ее беззащитную плоть.

Она вскрикнула и попыталась отпрянуть, но ее приоткрывшиеся губы еще больше воспламенили Майлза, и она ощутила в сокровенных глубинах своего рта жгучую ласку его языка.

— Ты восхитительна, — прошептал он, покрывая быстрыми, невесомо легкими поцелуями ее нежно-розовый сосок.

Она вновь попыталась отстраниться, испуганная остротой собственного ответного желания. Она хотела Майлза, хотела так же сильно, как и он ее, хотела его близости, его поцелуев, нескромной ласки его рук, от каждого прикосновения которых все ее существо захлестывала несказанная истома, она словно безвольно плыла в безбрежном океане желания. Внезапно ее будто пронзило током, и она затрепетала в объятиях Майлза, чувствуя, как мучительно напряглось его тело.

— Кэсси, — прошептал он, лаская губами сосок и заставляя ее вздрагивать от сладостной пытки.

— Пожалуйста, Майлз! — вскрикнула Кэсси. — Пожалуйста, не надо.

— Я бы никогда не посмел взять тебя силой, — еле слышно сказал он, отодвигаясь.

Его голос был спокоен, но в полутьме машины Кэсси успела заметить в прищуренных глазах Майлза отблеск еще не потухшей страсти, откровенное, ненасытное желание, заставившее ее отчетливо осознать всю уязвимость и беспомощность своей наготы.

Дрожащими пальцами она застегнула молнию и запахнула жакет. Казалось, каждая клеточка ее тела, каждый нерв были болезненно напряжены.

— Простите меня, Кэсси. Я очень сожалею обо всем, — неуверенно произнес он. — Не знаю, что на меня нашло.

— По-моему, это называется похоть, — сказала она, удивляясь, что может говорить так спокойно, хотя внутри бушует ураган.

— Перед вами трудно устоять, Кэсси. — В его голосе слышалось напряжение, он еще далеко не пришел в себя. — Но до сегодняшнего вечера я и не подозревал, что настолько уязвим.

— Спасибо по крайней мере, что вы не ставите случившееся в вину мне, — язвительно сказала она.

Майлз смущенно заерзал и провел пальцем по краю воротника.

— Прошу прощения за те мои слова насчет Жака. Считайте, что они вызваны ревностью.

— Неужели похоть может быть причиной для ревности?

— Ваш гнев вполне справедлив, — спокойно признал он. — Я не могу оправдать свое поведение. Могу лишь пообещать, что больше это не повторится, и вам нет нужды сидеть здесь и придумывать, как бы повежливее отделаться от меня.

У Кэсси и в мыслях этого не было, но, понимая, что в обычных обстоятельствах ее реакция была бы именно такой, она решила подыграть ему.

— Вы очень догадливы. Похоже, вы умеете читать чужие мысли.

Он пожал плечами.

— Вполне предсказуемая реакция, принимая во внимание наши служебные взаимоотношения и, как вы наверняка думаете, вытекающие отсюда неудобства.

— По-моему, именно вы, а не я, установили весьма недвусмысленные правила, которым нужно следовать на работе, — напомнила она.