Кто-то схватил его за руку, и Трокмортон, словно откуда-то издалека, услышал голос Селесты:

– Остановись! Остановись, Гаррик! Довольно! Ты убьешь его!

Только теперь Трокмортон осознал, что Селеста уже давно пытается остановить его. В руках у нее был дробовик, и Трокмортон подумал, что это к лучшему. Во всяком случае, так будет легче избежать искушения забить Стэнхоупа насмерть.

– Он без сознания.

Какой знакомый тон! Именно таким тоном говорила с ним Селеста, когда Трокмортон в последний раз потерял над собой контроль.

– Еще немного, и ты убил бы его, – сказала Селеста.

Он позволил ей помочь ему подняться на ноги. Как только мог этот негодяй угрожать этой прекрасной женщине?

– Я позову хозяина. Он наверняка слышал шум.

Трокмортон пошатнулся на дрожащих от напряжения ногах.

«Она жива, – подумал он. – Слава богу, она жива!»

Селеста погладила Трокмортона по руке, словно успокаивала дикого зверя.

– Хозяин не знал, что Стэнхоуп влез в окно, и теперь, наверное, теряется в догадках, что тут могло произойти.

Гнев быстро уступал в его сердце место страсти, и Трокмортон прижал Селесту к своей груди.

«Она жива, – билось у него в голове. – Она ходит, говорит, дышит. Она жива. Господи, она в безопасности! И, очевидно, считает себя героиней». Трокмортон скрипнул зубами и спросил:

– Черт побери, Селеста, почему ты не убежала?

– Тебе нужна была помощь. Какой прозаический ответ!

– Но Стэнхоуп мог убить тебя.

– И тебя тоже, – парировала Селеста. – А по двум мишеням труднее стрелять, чем по одной.

– У тебя что, совсем мозгов нет? Ты даже не попыталась…

За спиной раздался шорох.

Трокмортон оттолкнул от себя Селесту и обернулся. Стэнхоуп – с разбитым лицом, в окровавленной одежде – был уже на ногах.

В следующее мгновение он рванулся к окну и вывалился наружу. Затрещали оконные рамы, посыпалось стекло. Стэнхоуп приземлился на мягкую лужайку и со всех ног бросился к недалекому, спасительному для него лесу.

Трокмортон бросился в погоню, задыхаясь, с тревогой всматриваясь в приближающиеся деревья.

Селеста подошла к окну, в руках у нее по-прежнему был дробовик. Ее колотила дрожь при воспоминании о показавшемся ей бесконечным часе, который она провела один на один со Стэнхоупом. Она ненавидела этого человека, и не только за то зло, которое он причинил ей, но и за то, что он сделал Гаррику. И Пенелопе.

Без тени сомнения она подняла дробовик, приложила к плечу тяжелый приклад, но стрелять не могла – ей мешал Гаррик, бежавший вслед за Стэнхоупом по самой линии выстрела.

– Отойди, – пробормотала Селеста. – Отойди же в сторону!

Стэнхоуп, находившийся в тридцати шагах от дома, споткнулся.

Гаррик свернул в сторону, чтобы не налететь на него.

Селеста нажала курок.

Слеста подняла простыню, которой было прикрыто обнаженное тело Гаррика, и скользнула взглядом по его мощной спине вниз, к ягодицам, на которых алело не менее дюжины ровных красных пятнышек – следы от попавшей дроби. Затем она взяла в руки скальпель, провела пальцем по его острому лезвию и сказала:

– Выглядит в самом деле ужасно.

Гаррик, лежащий пластом на гостиничной койке, повернул голову и с опаской сказал:

– Давай лучше подождем доктора.

– Доктор занимается Стэнхоупом, ему досталось больше, чем тебе.

– Стэнхоуп – преступник. Может и подождать.

– Значит, не может.

Гаррика задело только вскользь. Что значат несколько дробинок по сравнению с основным зарядом, который она влепила в Стэнхоупа! Кроме того, у нее появился шанс взять наконец реванш. Сладкий реванш.

– А у тебя есть я, и я сумею справиться с твоими царапинами лучше всякого доктора.

– У доктора, я полагаю, побольше опыта, чем у тебя.

Какая у него сильная, красивая, мускулистая спина! И плечи тоже. И ноги.

– У меня есть опыт. Не забывай, я служила гувернанткой у русского посла. Был случай, когда сестра выстрелила в брата из игрушечного пистолета и попала ему дробинкой в щеку. Я сама вынимала ее.

Селеста склонилась над Гарриком, подцепила кончиком скальпеля дробинку – она сидела неглубоко, прямо под кожей – и вытащила ее.

– Ой! – взвыл Гаррик.

– Очень терпеливые люди эти русские, – сказала Селеста, показывая Гаррику гладкую матовую дробинку. – Есть одна.

– Больно, черт возьми, – сварливо сказал Трокмортон.

– Это пока цветочки. Дойдем до дробинок, которые нужно будет вырезать, начнутся ягодки, – с этими словами Селеста прижгла ранку чистым виски.

– А-а-а! – застонал Гаррик и повернулся на бок верхней частью тела.

Синяки на его лице прямо на глазах становились все темнее и ярче, на лоб упала спутанная прядь.

– Ты просто наслаждаешься своей властью надо мной, – ворчливым тоном произнес он.

– М-м~м-м, – протянула Селеста, делая вид, что раздумывает. – Пожалуй.

– Все еще сердишься на меня?

– Ты очень проницателен.

– Но я же пришел за тобой?

– Я ожидала этого.

– Я спас тебя, разве нет?

– Ну, если не считать того, что это я уложила преступника.

– А заодно и меня подстрелила, – буркнул Гаррик, снова переворачиваясь на живот.

– Ты сам подставился под выстрел.

Она нащупала кончиками пальцев следующую дробинку и начала сжимать ранку до тех пор, пока стальная капелька не выскочила наружу. Селеста подхватила дробинку и бросила ее в тазик, стоящий прямо на кровати.

– Хочу сказать, что я очень тебе благодарна, – сказала Селеста.

Гаррик поймал ее руку и прижал к своим губам.

– Это я благодарен тебе. За все.

– И за то, что я не оставила тебя один на один со Стэнхоупом?

Гаррик задумался. Было видно, как в нем борются умиротворенность и раздражение. Раздражение взяло верх.

– Ты должна была бежать. В следующий раз, оказавшись в такой ситуации, непременно беги.

– Не думаю, что могу попасть в подобную ситуацию, когда окажусь в Париже, – со скрытым вызовом ответила Селеста и увидела, как напряглись мускулы на спине Трокмортона.

– Селеста, я в самом деле очень люблю тебя.

– Дай мне вытащить следующую дробинку, – уклончиво сказала Селеста.

Он со вздохом вытянулся на белой простыне.

– А тебя это совсем не волнует?

– Что именно? – Она вытащила сразу две дробинки, и Трокмортон тихо взвыл от боли.

– Что я люблю тебя!

– Ты думаешь, что достаточно сказать это и все уладится?

– А разве нет?

Селеста едва сдержалась, чтобы не всадить в него скальпель изо всех сил.

– Считаешь, что я должна петь от счастья, узнав о том, что являюсь предметом твоей любви? Услышу об этом и сразу все забуду и прощу? Всю твою ложь, твое предательство, то, как ты использовал меня?

– Но ты же сказала, что не сердишься за то, что я использовал тебя против Стэнхоупа.

– Нет. В этом случае я понимаю, почему и зачем ты меня использовал. – Острым кончиком скальпеля она сделала небольшой надрез на коже. Трокмортон охнул, напряженно замер и оставался неподвижным до тех пор, пока Селеста не извлекла дробинку. – В конце концов, нас всегда учили ставить интересы государства выше своих собственных.

– Я не хотел задеть твою гордость, – очень серьезно сказал Гаррик.

– И разодрал ее в клочья сначала своими попытками соблазнить меня, а потом откровенным желанием убрать со сцены так, чтобы я не помешала тебе вести дела с почтенным лордом Лонгшо… Согласись, в данном случае интересы Англии были ни при чем. Ты в полном объеме продемонстрировал мне свою душонку – холодную и расчетливую. Нет, никакие признания в любви не исправят всего этого.

– Ты права.

– Что?

– Я сказал, что ты права.

Селеста озадаченно посмотрела на Трокмортона. Что он хотел этим сказать?

– А я был не прав. Все время хотел сделать, как лучше, а делал, как хуже. Мне нужно, чтобы рядом со мной всегда был человек, который будет поправлять меня. А значит, я должен жениться. Ты могла бы стать для меня такой женщиной?