– Но больше ее нет нигде во всем доме; ни на одном из ковров, – веско заметил Ник.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, – спокойно пояснил сыщик, – что если бы Адель ступила в кровавую лужу и затем направилась в свою комнату, то отпечатки окровавленных подошв вели бы из ванной вплоть до ее спальни.
– Это бесспорно так, но я думаю...
– Что мы нашли бы эти следы, если бы тщательнее произвели осмотр? – спросил Картер. – Вы это хотите сказать?
– Да, приблизительно.
– Вы впрягаете лошадей не с того конца, – засмеялся сыщик.
– Вы думаете? – обиделся следователь. – Скажите, как объясняете себе это обстоятельство вы?
– Хорошо, я вам объясню, – начал Ник. – Дело обстоит так: обезображение лица убитого, все страшные раны, которые мы видим на его теле, все это сделано позднее, уже после смерти. Кровь на полу, на стенах, на потолке, на мебели, словом, всюду разбрызгана тоже позднее, специально для того, чтобы спутать следствие. Запишите в вашу памятную книжку, господин коронер, что мужчина убит совершено таким же способом, как Адель Корацони. Убийство совершено посредством подкожного впрыскивания морфия.
– Если бы ты не упомянул раньше о том, что убийство совершено другим лицом, – насмешливо произнес Мак-Глусски, – можно было бы подумать, что ты подозреваешь самоубийство.
– Это было бы довольно близко к истине, – спокойно возразил Картер, – потому что еще несколько минут назад я был такого мнения. Я тебе даже скажу, почему я изменил его.
– Значит, он сам искалечил себе так лицо? Подумай только, что ты говоришь, Ник.
– Этого я не говорю, а только утверждаю, что тот, кто убил Адель Корацони, не мог устроить бойню в ванной. Убийца Адели был художник своего дела и убил Адель из-за денег. Тот же, кто буквально исполосовал мужчину, найденного в ванне, действовал из чувства мести, так как это был... один из поклонников Адели.
– Не поясните ли нам подробнее вашу мысль, мистер Картер, – обратился к сыщику коронер. – Вы знаете, как я ценю ваше мнение.
– Я должен обратить ваше внимание на некоторые моменты, поведшие, по моему мнению, к двойному убийству. Я позволю себе рассказать вам маленький роман, правда, сочиненный мною, но все главы которого основаны на строгом соответствии с тем, что я видел в доме на Медисон-авеню. Я не хочу этим сказать, что моя теория непогрешима. Нет. Впрочем, раньше я хочу спросить Джорджа, что ему известно об обстоятельствах, предшествовавших убийству?
– Охотно поведаю об этом, Ник, – комически важно проговорил Мак-Глусски.
– Еще одно: мы не отступим от намеченного плана и будем отстаивать каждый свою теорию, чтобы, таким образом, не пропустить чего-нибудь существенно важного. Ведь, возможно, Джордж, что ты объяснишь себе что-нибудь не совсем беспристрастно, благодаря знакомству с убитой, точно так же, как я, может быть, не понял того или иного, благодаря моему полному незнакомству с ней.
– Начинай, Ник, – поторопил инспектор полиции.
– Хорошо. Итак, прежде всего, я открыл, что ты, дорогой Джордж, вчера днем был в доме Адели Корацони и вел беседу в большой комнате. Беседующих было трое: ты, Адель и мужчина, найденный убитым в ванне.
– А я думаю, – вставил Мак-Глусски, – что третий и есть убийца как того, так и другой.
– Охотно верю, – наклонился в его сторону сыщик, – что ты подумал это. Весьма возможно, что это подумал бы и я, если бы был, как ты, знаком с царившими между интересующими нас людьми отношениями. В данном случае, знание этих отношений не только не облегчило тебе работы, но, наоборот, затруднило ее. Ты находишься под влиянием слышанного тобою вчера, как, вероятно, находился бы и я, если бы присутствовал при вашем разговоре. Вероятно, ты признаешь, что я прав?
– Ну, ну, – отмахнулся инспектор. – Продолжай, я перебивать не буду.
– Очень приятно, Джордж. Иду дальше. Мне кажется, я не ошибаюсь, предполагая, что вчера ты был в доме Корацони в первый раз.
– И в этом ты прав, – согласился Мак-Глусски.
– Это я вывел из следующего: если бы ты был в доме несколько раз, то сказал бы мне об этом тотчас после того, как Патси телефонировал мне о случившемся. Но ты, когда я спросил чей это дом, уже решил умолчать о том, чтобы сыграть со мною маленькую шутку. Я вначале и не подозревал ничего, но окурок сигары открыл мне глаза. Ты сидел у Корацони, между прочим и в кресле, у письменного стола. Я, конечно, задался вопросом: для чего ты скрыл от меня свой визит к Адели? Ответ был очень нетруден. Кто-то позвал тебя в этот дом – вот, что я решил. Но кто же это мог быть? Только сама Адель. Зачем она позовет начальника полиции? Не забудь, что Адель родилась в Испании, а воспитывалась во Франции. Я знаю, что французы, при малейшем намеке на опасность, обращаются к помощи высших властей, тогда как у нас, в таком случае, ограничатся заявлением в ближайшее отделение. Как бы то ни было, но я заключил, что жизни Адели, по ее мнению, угрожает опасность, и вот она и обратилась к тебе. Моему Джорджу, думал я, рассказали историю, которую он и считает ключом к разгадке тайны. О своем пребывании в доме Корацони ты, вероятно, хотел мне поведать уже по окончании наших розысков. Логикой моей я был вполне доволен. Я не только не добивался твоей откровенности, но решил просить тебя не говорить мне ничего, если бы, даже, ты и начал мне рассказывать сам. Когда мы посетили ванную, чтобы убедиться, что Мак-Гинти не преувеличил, говоря об ее ужасном виде, меня поразило отсутствие интереса, который при этом проявил ты. Когда же я составил себе мою теорию, это равнодушие сделалось для меня понятным: ты знал, что в доме есть еще человек и что мы найдем еще один труп! Мало того, тебе казалось, что ты знаешь и то, кто является убийцей! Теперь мне было уже по-детски легко заключить, что из вчерашнего разговора ты познакомился с личностью того, кто угрожал жизни Адели Корацони и был уверен, что в ванне лежит убийца хозяйки и ни кто другой. Чтобы убедиться в правоте моего мнения, я начал с другого конца и предположил диаметрально противоположное. Я сказал, что если ты составил себе одну теорию, то я должен составить другую и тогда справедливость теории того или другого должна резко обрисоваться. Если бы ты сообщил мне свое мнение заранее, то, вероятно, я примкнул бы к нему и тогда мы оба начали бы исходить из одного и того же пункта, вместо того, чтобы основываться исключительно на фактах. Вначале я предположил, что встреченный тобой у Адели Корацони человек – ее поклонник, но теперь узнаю от тебя, что она, со времени своего приезда в Нью-Йорк, вела себя безукоризненно! Затем, я решил, что это был ее родственник, но в твоих анналах нет ни звука о них. Все-таки, разве не могло у нее быть, например, брата? Ясно, впрочем, одно: когда ты пришел к ней вчера, у нее был какой-то мужчина! Он, очевидно, пользовался большим доверием, так как присутствовал при вашем разговоре. Знаю, тебе его присутствие было не очень приятно, ты бы с большим удовольствием повел беседу между четырех глаз, но раз он был у Адели Корацони, значит, имел на это право, и ты, молча, признал это. Далее. Если бы это был ее муж, об этом было бы сказано в твоих анналах, а они не говорят о нем. Корацони здесь вела примерный образ жизни. Вообще, только ее поведение в Париже, при жизни этого актера, было подозрительно и я, пожалуй, склонен думать, что она не без греха в деле скоропостижной смерти мужа. Однако, продолжаю. Этот третий, присутствовавший при вашем разговоре, был молодой человек, еще не достигший тридцати лет. Вряд ли, он мог быть посвящен во все детали жизни Адели, если бы не был ее родственником – ну, скажем, братом. За брата, вероятно, принял вчера его и ты! Поэтому-то ты и решил, что человек в ванне именно он и ни кто другой. Убийцей Корацони ты считаешь описанного тебе человека. Ты не можешь себе представить, чтобы брат, тот самый брат, который, в твоем присутствии, так нежно относился к сестре, чтобы этот самый брат, повторяю я, был убийцей собственной сестры. Вероятно, тебя уверили, что как брат, так и сестра находятся в страшной опасности, причем того третьего, которого они назвали тебе, как возможного убийцу, разрисовали красками, довольно мрачного колорита. Разумеется, они не упустили из виду сказать тебе, что этот "дьявол в человеческом образе", как две капли воды, похож на брата миссис Корацони.