— Герр лейтенант… — неуверенно бормочет фельдфебель, полноватый невысокий мужчина лет тридцати.

— Молчать! Руки вверх! Я ж тебе сказал, русские близко, — в лицо фельфебелю смотрит неумолимое дуло парабеллума, — Игнат! Собери со всех оружие и амуницию.

Ещё на курсах Генерал многое им рассказал. Например, как обращаться с пленными.

— Не стесняйтесь кого-то пристрелить сразу. Если он смотрит на вас мрачным, непримиримым взглядом, сразу пулю в лоб. Дополнительно к избавлению от излишних трудностей, это поможет вам запугать всех остальных. Кроме оружия, надо забрать ремень с подсумками или портупею. Без них солдат почувствует себя голым и беззащитным.

— Убить кого-то обязательно? Пленных же нельзя, — засомневался кто-то из курсантов.

— Не обязательно. Можно жестоко избить. Желательно не калечить, но со стороны должно выглядеть зверским избиением. Кого-то из непокорных. Если запугать избитого не удалось, можно ранить его или просто пристрелить. Пленных нельзя, но кто вам мешает написать в рапорте, что вы пресекли сопротивление?

Непокорных не нашлось. Впрочем, Никоненко сразу заметил разницу. Это вторая линия, не штурмовые части. Совсем немцы обнаглели. Даже не считают нужным прикрываться от Западного фронта. Ну, нам же лучше.

Всех загнали в какую-то кутузку, в том числе и пулемётчиков, поставили пару часовых. Никоненко отправляет сигнал передовому полку, что станция наша.

На карте Генерала шашечка, оседлавшая железную дорогу, двигается чуть дальше.

6 июля, воскресенье, время 08:10

Минск, штаб Западного фронта.

— Где «Аврора»? — спрашиваю после доклада Болдина, который играет роль ночного командующего.

— В Минске. Думал двинуть бронепоезд через Молодечно, но решил вас подождать. Дело пока терпит.

Размышляю. Сначала я планировал одну из своих любимиц выдвинуть через Лиду, подвести точно в середину. Но сейчас, когда на узловой станции практически в Вильнюсе уже завязываются бои, лучше усилить передовую наступающую группу, шашечку с номером «64».

— Это ты зря. Надо было ночью потихоньку пододвинуть. Давай прямо сейчас…

Готовим приказ. Это всё не просто так. Надо авиаразведку подвесить, пустить вперёд диверсантов или…

— Давай, Иван Васильевич, сделаем внаглую. Рискнём. Маскировку «Аврора» нацепит, впереди пару пустых платформ, — можно их даже не цеплять, просто толкать, — и обойдёмся без пешей разведки. Время дорого, а та станция уже почти под нами.

Чем бы ещё мне бронепоезд обозначить? Вот ведь проблема-то, а?

— И даём сигнал всем переходить к движению. Со всей осторожностью. 20-ый корпус вперёд. 2-ой корпус пока на его место.

Пододвигаю шашки. Болдин, широко зевнув в сторону, наблюдает. Нас прерывает Саша, в приоткрытую дверь сообщает:

— Дмитрий Григорич, вас Москва по ВЧ…

Наверное, это редкость, когда подчинённого радует вызов начальства. Вот и у меня рождается предчувствие засады. Встаю.

— Иван Васильевич, ты иди, отдыхай. Твоя вахта кончилась. А то щас за столом заснёшь.

Болдин соглашается. Мне останется Копец, самолёты ночью редко летают, и штаб его работает чётко. Климовских я тоже отдал Болдину, себе оставил зампотылу.

Закрываю за Болдиным еле слышно прошуршавшую дверь уже в коридоре. Комната ВЧ-связи рядом. Дежурный связист выходит, отдавая мне трубку.

— Генерал Павлов. Слушаю.

— Здравствуйте, товарищ Павлов. Как у вас дела? — акцент не пробивается, значит, настроение у вождя мирное. Уже легче.

— Немцы сконцентрировали в районе Вильнюса крупные силы. Предполагаю, что готовят удар в направлении Минска. Мы решили их опередить и сегодня атаковали Вильнюс. Мои части пытаются вступить в город. Сегодня утром авиация нанесла удар по немецкой танковой группе, числом около двухсот танков. Судя по фотографиям, целых там не осталось.

— Ви разбомбили двести немецких танков? — восхищается Сталин.

— Немцы большие умельцы. Полагаю, они смогут вернуть в строй половину из них. Но на это нужно время. Не меньше двух-трёх недель будут возиться.

— А ваши потери?

— Два Мига. Но счёт в мою пользу, мои ребята сбили три мессера, — на самом деле, лётчики сбили больше, ещё пара немцев кое-как, но ушла своим ходом. Так что я только упавшие считаю. Тем более, что и мои без мелких повреждений не остались. Счёт в нашу пользу объясняется тем, что увлечённые погоней за пешками мессеры прохлопали перехватившие их Миги.

— Как думаете, возьмёте Вильнюс?

— Даже задачи такой не ставлю, товарищ Сталин. Моя цель — обескровить группировку, нацеленную на Минск. Предотвратить наступление.

Сталин уже многое понимает в военном деле. Так что объяснять ему выгоду превентивного удара по концентрирующему силы противнику не надо. В густую толпу стрелять проще.

— Харашо. Товарищ Павлов, не могли вы помочь своему соседу и другу, товарищу Жюкову?

— Чем, товарищ Сталин? — настроение моё рушится до пола. Хорошо, что видеосвязи нет, не видит вождь, как я морщусь.

— Товарищ Жюков просит от вас авиаподдержку, — Сталин всегда говорит очень веско, а вот сейчас улавливаю нотки неуверенности.

— Товарищ Сталин, у меня такой возможности нет. Даже без ожидаемого немецкого наступления, которое не обойдётся без интенсивных воздушных боёв. Средний мотороресурс всей моей авиации исчерпан почти на семьдесят процентов. Оставшегося хватит на три-четыре дня полётов. И подлётное время около получаса, притом, что ишачки в полёте больше часа летать не могут. Значит, только Миги и Яки из истребителей, а их у меня очень мало. Пешек тоже мало и они у меня на севере.

— Харашо. Я вас понял. Будем сами думать, как помочь товарищу Жюкову. Держитесь, товарищ Павлов.

— Спасибо, товарищ Сталин, — в трубке идут гудки разрыва связи, вешаю её на панель, подмигнувшую мне одним из индикаторов.

Вроде отбрехался, настроение, отряхиваясь, медленно поднимается с пола. Ну и жук, этот товарищ Жюков! И у Сталина губа не дура, литовскую столицу вернуть. Ага, только она мне нахрен не впёрлась. У меня другие интересы есть, и не только те, которые я декларирую. Они основные, это так. Но греют мне душу совсем другие надежды. Шкурные, прямо сказать. И чем же мне на карте бронепоезд обозначить?

6 июля, воскресенье, время 07:40

Вильнюс, восточная ж/д развилка.

Как бы ещё выговорить название этой станции, — размышляет Никоненко. Как она там? «Науйойи Вилня», во как!

Наконец-то немцы проснулись! А то что им, до самой Варшавы так идти. Относительно далеко, метров за триста, замелькали серые фигурки, свистнуло рядом несколько пуль. Передовая рота диверсантов тут же остановилась. Разведка и прокладка дороги кончилась. Звучат сзади команды, раздаются ответные выстрелы, в работу вступает пехотный полк. Пока первый батальон.

Лейтенант быстро влезает на первую платформу, перебирается на вторую. Боевые действия в пучке железных дорог имеют свои особенности. Складок местности нет, спрятаться негде, окоп не выкопаешь.

— Сбрасывайте по пять мешков на каждую сторону. Да не спереди! Сзади начинайте. В линию, в линию!

Нет складок местности? Мы их создадим.

— Каждые сто метров! Поняли? На каждой остановке!

Протяжённая часть пути, два вагона — самая безопасная. Они заранее озаботились о дверях в торцах вагонов и мостках между ними. Иначе, как на ходу по поезду перемещаться? Можжно было по телефону связаться с машинистом, но бесполезно. Этот глухой тетёркин звонки не слышит. Никоненко ловко спрыгивает с последнего вагона, пригибаясь, бежит к кабине паровоза. Через несколько секунд он уже там.

— Давай вперёд!

— Там же эшелон стоит! — округляет глаза машинист.

— Не сможешь сдвинуть?

— Смогу, наверное, — чешет затылок седоусый машинист и командует кочегару, — Давай, Вилис.

Лейтенант чуть сдвигается от пыхнувшей жаром открытой топки. Немного, настолько, насколько позволяет тесная кабинка. Машинист дёргает какие-то ручки, от одного его движения паровоз издаёт торжествующий свист. Движение поршней и других частей внутри машины не увидишь, но стальный огробли (сцепные дышла) медленно начинают движение. Чуть скрипнув, качнулись колёса, и вот вся махина паровоза двинулась вперёд, толкая впереди себя пару платформ и два вагона.