(* РРАБ — ротативно рассеивающая авиационная бомба. Боеприпас кассетного типа)

Не комильфо, согласен. Кони напоёны, хлопцы запряжёны… будут только через несколько часов. Можно поторопить, но торопливость рождает ошибки, так что не буду настаивать.

Часа не прошло, как мы вернулись с аэродрома. Тренировали воздушную шайку бомбовых налётчиков. Мне край, как надо накрыть ту радиоглушилку и отучить немчуру работать так гнусно и подло. Это мы азиаты, нам можно так поступать, а им, культурным европейцам, невместно.

Эх, насколько было бы проще, будь у меня пара «Редутов». Ещё один в загашник. Двумя РЛС можно почти мгновенно запеленговать любой источник радиосигнала. В том числе и глушилку. А какие возможности по обнаружению диверсионных групп! При этой мысли я даже облизываюсь. Мгновенное вычисление координат чужого радиоисточника — посылка дежурной авиагруппы с последующей бомбёжкой — натравливание подразделений НКВД. У немецких диверсантов жизнь моментально стала бы намного веселей. Под лозунгом «Долой беззаботность и спокойную жизнь!». А ещё можно вражеские штабы вычислять. Кстати, вот о чём я не подумал! Немцы тоже могут это делать! Надо озадачить связистов этой проблемой, если они ещё сами не додумались о контрмерах.

Хорошо бы и специализированными радиопеленгаторами обзавестись. Снабдить ими НКВД, пущай шпионов ловят, они это любят.

— Тогда ложимся спать, Иван Иваныч, — предлагаю я, — а то я уже с ног валюсь.

— Дмитрий Григорич, — Копец запинается, — можно я полечу?

— Как это? — удивляюсь, — тебе ж врачи запретили!

— Не, не за штурвалом. Наблюдателем и куратором. Лично отслежу.

— Я сам хотел… а двоим нам нельзя. Рисковать сразу двумя генералами? — мне самому хочется, хотя…

— Хорошо, — соглашаюсь, — только смотри, чтобы всё нормально было. Тогда бери всё на себя, а я до самого утра посплю. Как прилетишь, тоже спать ложись. Война-то ведь не три дня будет идти.

Провожаю воодушевлённого главлётчика до крыльца, на котором в компании адъютанта достаю «Казбек». Так забегался, что покурить некогда. Проклятая война!

С наслаждением выдыхаю сизый дым, ещё заметный в сгущающихся сумерках. Где-то невдалеке, метров за двести начинается гражданский сектор, лениво, в эдаком мирном стиле побрёхивает псина. Хорошо! Затягиваюсь ещё раз.

Кончается самый длинный день в году. Самый длинный и самый насыщенный событиями. И не так плохо кончается. В моих Барановичах война чувствуется только по вездесущим патрулям и множеству военных. Грохочет еле слышно, очень далеко за горизонтом. Бомбёжек не было, враг далеко…

— Спать пойдёте, Дмитрий Григорич? — Саша не курит, за компанию рядом сидит. Ну, и по службе.

— Да. Если Москва меня затребует, возьми на себя. Доложишь обстановку. Ну, если уж затребуют, тогда разбудишь.

— А какая у нас обстановка?

— Без особых изменений. Три плацдарма. Один под Сапоцкином, это от Сувалок по направлению к Гродно. И два за Брестом, с обеих сторон. Брест пока не окружен, сойтись мы им не даём. И не дадим. Потери назовёшь, ты же их знаешь?

— 87 самолётов, плюс разбито 170 неисправных в результате бомбёжек, 14 танков, в том числе три Т-34, до полка пехоты, 4 миномётные батареи и 2 полевой артиллерии. Ещё 58 пограничников, убито и тяжело ранено. Потери лётчиков — 24 человека убитыми и комиссованными по ранению.

— Ни хрена себе! — с чувством удивляюсь я, — откуда потери в танках? Они толком и не воевали ещё.

— Бомбёжки, артобстрелы, — в стиле Саида из «Белого солнца» кратко и флегматично отвечает адъютант.

— А у немцев?

— У немцев дела веселее. Пехоты тоже не меньше полка, самолётов потеряли около трёх с половиной сотен…

— Почему так не точно?

— За линией фронта многие падают. Какие-то всё-таки садятся.

— Что-то много насбивали, — сомневаюсь я, — наши лётчики, конечно, звери, но не настолько же! Сами потеряли сорок, а сбили полсотни? Чо-то слишком красиво.

Я помню, что докладывал Копец. 298 сбито ночью, при первом массированном авианалёте. Мы разменяли их на 49 наших. Сейчас потери выросли до 87, значит, в воздушных боях сбито 38. Ну, кто-то мог сесть и сохранить машину, но всё равно…

— Так с бомбардировщиками и разведчиками. Их легче сбивать. Опять же штук восемь зенитчики ссадили. К тому же наши стараются численный перевес обеспечить в воздушных боях. Девять танков немцы потеряли, из них пять средних, Т-3 и Т-4. Две дюжины бронемашин, полевая артиллерийская батарея вместе с личным составом, автомобилями и боезапасом, — и после мгновенной заминки, — и ещё до двух рот пехоты.

(Адъютант не учитывает ещё два затопленных танка на переправе к северу от Бреста. Но немцы, скорее всего, вытащили их и отремонтировали. Так что ошибка небольшая. Примечание автора)

— А это где?

— Наши диверсанты на дороге южнее Бреста колонну подорвали. Ах, да, там ещё пара танков была, так что не девять танков, а одиннадцать. Правда, какие-то немцы могут отремонтировать.

— Это вряд ли, — флегматично, уже в стиле Сухова, отвечаю я. Не собираюсь эту танковую группу, пожелавшую взять Брест за горло, отпускать. Не, не в этот раз.

— Да, — вспоминает Саша, — ещё восемь тягачей и грузовиков мы потеряли. Тоже бомбёжки.

— Вот всё так и расскажешь. Ты эти подробности даже лучше меня знаешь.

А-а-а-у-а! С наслаждением зеваю и ухожу в генеральский домик. Спать хочу до невозможности.

23 июня, понедельник, время 09:25

Небо близь Бреста. Территория Польского генерал-губернаторства.

— Снимаешь, — на секунду отрываюсь от бинокля.

— Да, товарищ генерал армии, — докладывает лётчик. Ближнему кругу я разрешаю сокращённое обращение, но мой лётчик упорно придерживается устава.

Еле удерживаю улыбку, норовящую расползтись до ушей. Это просто праздник какой-то! Когда утром Копец доложил, что приказ выполнен и потеряно пять ДБ-3, не знал, радоваться или огорчаться. Вылетала дюжина тяжёлых бомбардировщиков. Вообще-то мне их не жалко, устарела машина, так пусть пропадает с музыкой. С лётчиками намного приличнее, погиб только один экипаж.

Настроение начало расти и от нетерпения разглядеть поближе меня чуть не колотило. Дым, поднявшийся на высоту с пол-километра, заметил, как только мы набрали высоту. По мере приближения масштабы растут, вселяя в меня дикий восторг, приправленный испугом. Вот это я натворил! Седой, с вкраплениями чёрного, дым висит на огромной территории в десятки километров и в глубину до трёх-четырёх. Горят леса и всё остальное. Разобрать что там внизу можно только в нечастых разрывах. Кое-где полыхает, сердце радуется при виде двух разгромленных аэродромов, автоматически смотрю на карту. Отмечены. Навскидку Копец не преувеличил, на этих двух не меньше шестидесяти самолётов на каждом, а Иван Иваныч говорил о четырёх накрытых бомбовым одеяльцем. Значит, точно, не меньше сотни-другой самолётов мы ещё наколотили.

Южная часть группы армий «Центр» изрядно огребла по голове. Это вам, сцуко, не Польша!

— Возвращаемся!

Налюбовался и хватит. Глушилку тоже разнесли, если они не успели её спрятать, что вряд ли.

— Свяжись с 11-ой авиадивизией, — командую связисту, — и прямо с борта шифрограмму. Пусть готовят две эскадрильи пешек. И в 9-ую дивизию — две экадрильи МиГов на прикрытие.

Надо спешить, пока дым не разошёлся. Пора немцам помочь с пожарами, а то устали, наверное. Гадко ухмыляюсь. Вермахт вряд ли ждал такого скорого ответного удара за пределы границы. За вчерашний день они могли привыкнуть, что мы через границу не стреляем. И вот это правило нарушено, дальше эффекта неожиданности не будет. Очень скоропортящийся товар этот эффект.

Пока стоит дым, зенитная артиллерия, — всю её не могли выбить, — бессильна.

— Передай нужный калибр. Пусть возьмут мелкие бомбы в кассетах. Два самолёта пусть грузят ФАБ-50 и ищут и бомбят объекты прицельно. Всё интересное. Мосты, эшелоны, скопления техники и тому подобное.

Моя птичка, уверенно и солидно гудя моторами, разворачивается домой. Набираем высоту ещё больше, а когда будем пролетать над южной частью 2-ой танковой группы имени Гудериана, пару раз придётся делать противозенитный манёвр. Заодно и подарок сбросим, с полтонны бомб АО-10. Чего зря летать? Если что, меня пара Яков прикрывает. Лётчики пробуют на вкус немецкую манеру летать парами.