А в это время дядя Коля и Шурик, окончательно отчаявшись разбудить бабушку Анфису Поликарповну при помощи звонка и стуков, пытались проникнуть в квартиру через балкон. Но, встав на плечи дяде Коле, чтобы попробовать дотянуться до балкона, Шурик долго не мог от страха выпрямить ноги, а когда это ему удалось, никак не смог удержать равновесия.

И лестницы нигде вокруг не оказалось.

Но наши футболисты были уже не в состоянии отказаться от стремления проникнуть в квартиру любым способом.

Второй этаж двухэтажного дома — вроде бы не так уж и высоко, а, как говорится, не дотянешься.

— Идея, идея, грандиозная идея! — вдруг радостно, взвизгнув даже, воскликнул Шурик. — А штанги, штанги, штанги, штанги? — И он поплясал немного.

— Какие штанги?

— Да бывшие футбольные ворота, которые вы вчера сломали! Надо их как-то приставить к стене…

Дядя Коля, не дослушав, убежал огромнейшими своими шагами, а Шурик устало опустился на травку в тени и с удивлением отметил, до чего же ему хорошо и весело. Ничего вроде бы особо радостного не происходит, а ему вот кричать от радости хочется. Он опрокинулся на спину и долго, почти до полного изнеможения дрыгал ногами. Надрыгавшись, он сел и чуть не завопил от восторга: по улице быстро шёл, временами переходя на бег, дядя Коля, держа под мышками за концы два бревна — остатки футбольных ворот.

— Вот это да! — кричал Шурик, прыгая и пританцовывая, забыв о почти полном изнеможении.

Ни секундочки не отдохнув, не передохнув даже, хотя было видно, что он весьма изрядно утомился, дядя Коля под углом к стене укрепил одно бревно.

— Ну, с богом, вперёд! — пробормотал он прерывистым голосом и начал тихонечко и осторожненько взбираться вверх по бревну. И едва он достиг середины, как оно хрррррррр… уууустнуло, и он оказался на земле.

— Ушиблись? — испуганно спросил Шурик.

— Перетерплю, — морщась, ответил дядя Коля, сел, посидел немного, кряхтя, поднялся. — Придётся тебе, Шурик, попробовать. Ты всё-таки полегче. Разувайся, босиком удобнее.

— Да ведь я… я ведь да… да я ведь… — в страхе, которого он не мог скрыть, залепетал Шурик. — Ни разу в жизни я… в разу ни жизни… то есть…

— Ничего, ничего, — рассерженно и даже чуть-чуть грубовато отозвался дядя Коля. — Я ведь тоже не всю жизнь по бревну на второй этаж лазал. Подстраховывать тебя буду.

Он укрепил, неторопливо и тщательно, второе бревно.

— Я постараюсь, конечно… — жалобным голосом проговорил Шурик, снял кеды и взялся за бревно с такой опаской, словно оно было раскалено или находилось под электрическим током. — Сейчас, сейчас… постараюсь, честное слово, постараюсь…

— Да смелее, смелее! — подбадривал дядя Коля, поддерживая его. — Так, так… молодец…

А Шурик, почти одеревенев, весь напрягшись от страха и неумения, с ужасом ждал момента, когда руки дяди Коли отпустят его… и мысленно уже летел вниз на землю…

Ну, вот… вот он сам в своих, так сказать, руках и ногах… Шурику захотелось прикрыть глаза, чтобы расстояние до балкона не казалось непреодолимым… Он и зажмурился… Зажмурился он, но вроде бы продолжал всё видеть, вернее, всё представлял себе по памяти… осторожно действовал малопослушными руками и ногами.

— Молодец, молодец… — откуда-то далеко снизу подбадривал дядя Коля, — не торопись, не торопись…

Шурик открыл глаза — расстояние до балкона, казалось, нисколечко не уменьшилось. И ни рукой, ни ногой он больше пошевелить не мог…

— Слезай обратно, — печально предложил дядя Коля, — ничего не получается.

Оказавшись на земле, с удовольствием потопав по ней, поотпыхавшись, Шурик сказал:

— Я старался, я очень старался… Но не достать, никак не достать.

— Это мы ещё посмотрим, — сквозь зубы процедил дядя Коля, то внимательно рассматривая бревно, то ещё внимательнее разглядывая балкон.

— Не получится, не получится, не получится! — тихо, но с большим отчаянием возразил Шурик. — Вот увидите, не получится!

— Конечно, ничего не получится, — иронически вроде бы согласился дядя Коля. — Конечно, никогда ничего не получится, если ничего не делать. Проще всего сдаться. Так, мол, и так, уважаемое бревно. Ты, бревно, меня, человека, сильнее. Мне, человеку, с тобой, бревно, не совладать. Но я ради футбола, — возвысил он свой и без того громкий голос, — ради футбола я на всё готов!

Дядя Коля долго и старательно устанавливал бревно под углом к стене. Потом он отошёл далеко-далеко, разбежался и — по бревну вверх бегом! — и прыг! — и схватился руками за перила. На какое-то мгновение он замер, и тут Шурику почудилось, что балкон начал оседать…

Но дядя Коля, громко крякнув, подтянулся рывком и перелез через перила.

— Ура-а-а! — закричал Шурик. — Вот это класс! Вот это да!

Он бросился в подъезд, взлетел по лестнице и в нетерпении запрыгал перед дверью.

Дверь открылась, и он увидел невероятно растерянное, жалкое лицо дяди Коли, сразу почувствовал что-то недоброе, пролепетал:

— Что, что ещё случилось?

Дядя Коля шумно передохнул, набрал в грудь побольше воздуха, словно собирался запеть, и глухо ответил:

— Уважаемой Анфисы Поликарповны дома не оказалось. Она исчезла…

— Как… исчезла? Куда? Зачем?

— Кто её знает…

Шурик обежал всю квартиру, заглянул в каждый угол, даже под кровати — действительно, бабушки Анфисы Поликарповны нигде не было, она действительно исчезла, и он совершенно растерянным, жалким голосом спросил:

— Что… что… что делать?

Дядя Коля спокойно и деловито ответил:

— Жить.

— А… а как быть с бабушкой? Вернее, как быть без бабушки?

— Жить, — ещё спокойнее и ещё деловитее повторил дядя Коля. — Действовать надо. Ключ на месте. Отлично. У кого-нибудь в доме можно его оставить?

— У тёти Варвары из соседнего подъезда.

— Совсем замечательно. Я бреюсь, быстро готовлю завтрак, а ты топай насчет ключа.

Встречи с тётей Варварой Шурик, честно говоря, побаивался: ей вряд ли понравится новость об исчезновении бабушки Анфисы Поликарповны.

У себя на кухне, гремя кастрюлями и сковородками, одновременно делая несколько дел (мыла посуду, пробовала суп, кашу, компот, переворачивала котлеты, чистила овощи, приготовляла тесто), тётя Варвара сразу спросила басом:

— Что там твое чудо-юдо морское опять натворило? Опять есть захотело?

— Оно исчезло, — машинально отозвался Шурик. — Куда-то исчезло.

— Ис-па-ри-лось! — со смехом пробасила тётя Варвара. — Так надо было идти не ко мне, а в милицию. За-я-вить! Так, мол, и так, исчезло чудо-юдо морское тунеядное!.. Жалко мне тебя, парень… — Она устало опустилась на табурет, пять раз устало и тяжело передохнула и снова, как ни в чём не бывало, засуетилась, заметалась по кухне, одновременно делая несколько дел. — Внуки должны теряться, а не бабушки! Бабушки должны внуков искать, а не внуки бабушек!

И тётя Варвара, высокая, худощавая, продолжала метаться по кухне, возмущаться, удивляться, поражаться, сердиться, негодовать. Шурик с огромнейшим трудом, еле-еле-еле-еле уловил момент, когда тётя Варвара пробовала суп и, естественно, не могла говорить, и жалобно выкрикнул:

— Мне-то что делать?

— Жить! — грозным и торжествующим басом отозвалась тётя Варвара и прямо-таки оглушающе прогремела одной за другой четырьмя крышками кастрюль и в каждой успела помешать ложкой. — Сейчас же марш в милицию, всё там растолкуй про свое чудо-юдо морское и займись своей жизнью! Лето на дворе! Тебе отдыхать надо! Тебе сил набираться надо, а не бабушку искать! Понятно?

И, не давая Шурику произнести ни слова, тётя Варвара минут семь с половиной басом возмущалась, удивлялась, поражалась, сердилась, негодовала и металась по кухне, одновременно делая несколько дел.

— Чего стоишь? — удивилась она. — Чего куксишься, как девчонка, которая куклу потеряла? Ты ведь не куклу потерял, а всего-навсего тунеядскую бабушку. Никуда она не денется. Бездельничает где-нибудь сейчас на здоровье… Я бы сама с тобой в милицию сходила, да вот видишь, не могу хозяйство бросить. Обиделся, что ли, на меня?