— Что, что смешно?

— А то. Смешно, что вы бывший поп.

— Ничего смешного не вижу, — печально сказал дядя Коля. — Видимо, не так-то просто будет мне проникнуть в футбол. Но ничего, перетерплю. Мне без футбола не жить. Давай, Шурик, беги.

— Бегу, бегу, а то мне здорово попадёт. Запомните мой адрес: улица Стахановская, дом семнадцать, квартира шесть. Моя фамилия Мышкин. Я вас буду ждать на ночлег, дядя Коля. Я дам вам угол. Приходите, пожалуйста, я вас очень прошу. Если не придёте, я буду ужасно волноваться.

— Приду, Шурик, приду обязательно, — дядя Коля погладил его по взъерошенной голове. — Хороший ты человек, Шурик Мышкин. Спасибо тебе. Обязательно приду. Мы с тобой перед сном чайку из самоварчика попьем с шанежками. Иди.

Шёл Шурик, и было ему немыслимо грустно, так немыслимо грустно, как ещё никогда не бывало. Сами подумайте, уважаемые читатели, всю школьную жизнь ему твердили: «Эх, Мышкин, Мышкин, ты бы мог учиться значительно лучше!», и никто, ни один человек до сих пор не говорил ему самого главного: «Хороший ты человек, Шурик Мышкин!»

Придя домой, а если можно употребить такое слово, ПРИБРЕДЯ домой после встречи с дядей Колей — бывшим попом Поповым, Шурик уже толком и не слышал, как родные бранят его за опоздание, за чумазое лицо и пыльные ботинки… Пустяки-то какие! Лицо можно вымыть, ботинки можно почистить.

Пусть он немного опоздал, пусть из-за этого родители и дедушка немного понервничали… Но как ему хотелось, как ему требовалось, как ему было просто необходимо сказать примерно следующее:

— Дорогие мои папа, мама и дедушка! Выслушайте хоть один раз внимательно вашего сына и вашего внука. Вы абсолютно правы. Я абсолютно виноват. Но вы когда-нибудь играли в футбол с бывшим попом? Вы когда-нибудь видели попа-вратаря, который берёт все мячи? А я видел! А я играл с ним! Это же очень интересно! Знаю, знаю, вам важно только одно: чтобы я стал потомственным абсолютно круглым отличником. А вы знаете, дорогие мои папа, мама и дедушка, что можно быть потомственным абсолютно круглым отличником, но никто никогда и нигде не скажет тебе: «Хороший ты человек!»? А мне захотелось стать очень хорошим человеком. Понимаете?.. Но я ещё пока не знаю, что для этого надо делать…

— Ты, конечно, не мог не огорчить нас, — не сдержавшись, откровенно недовольно пробурчал папа. — В день приезда бабушки Анфисы Поликарповны, в день отъезда папы, мамы и дедушки ты, конечно, не мог не…

Тут папа, опять не сдержавшись, махнул сначала левой рукой, потом правой, а дедушка совершенно устало сказал, с огромным сожалением глядя на внука:

— Он всё равно ничего не поймёт.

«А я пил чай вприкуску из настоящего самоварчика, — думал Шурик. — Я съел луковицу невероятно больших размеров, у меня из глаз слёзы брызгали! Я до того наигрался в футбол, что еле выстоял на ногах. Впервые в жизни мне подарили настоящий футбольный мяч. Правда, мне пришлось спрятать его во дворе, чтобы вы меня не расспрашивали, откуда он взялся…»

— Да всё будет хорошо! — по возможности весело сказал Шурик. — Всё будет на пять с плюсом. Вот увидите. Отдыхайте себе на здоровье и не беспокойтесь обо мне. Понимаете, один человек назвал меня сегодня хорошим человеком! Да, да! Он так и сказал: «Ты хороший человек, Шурик Мышкин». Понимаете? И ведь я это слышал сам, своими собственными ушами!

— Хороший человек? — недоуменно и недовольно переспросил папа. — Очень расплывчатое понятие. Неточное, во всяком случае. Потомственный абсолютно круглый отличник — это я понимаю. Приведи себя в порядок, и пойдём встречать бабушку.

По дороге на станцию папа скорбно, вернее, подчеркнуто скорбно молчал. Мама с огромным сожалением поглядывала на сына. Дедушка смотрел под ноги и делал это тоже подчеркнуто, а Шурик думал: «Буду я хорошим человеком, обязательно буду».

Когда затрубил приближавшийся электровоз, папа со знакомой Шурику нервностью сказал:

— Очень прошу тебя слушаться бабушку. У неё, мне удалось узнать, нет опыта по воспитанию внуков. Ей с тобой будет, видимо, неимоверно трудно. Постарайся облегчить её участь.

Седьмой вагон, указанный в телеграмме, остановился прямо против Мышкиных.

— Простите, мы встречаем бабушку, она же, собственно, и мать моей жены… — обратился папа к проводнице, и та в ответ чуть ли не закричала:

— Спит ваша бабушка! Она же, собственно, и мать вашей жены, спит! Два часа её всем купе будили! А она не просыпается! Не желает просыпаться! А стоянка всего четыре минуты! Идите, будите!

Действительно, бабушка Анфиса Поликарповна крепко спала, широко и добродушно улыбаясь во сне.

— Не просыпается! Не просыпается! Никак не просыпается! — взволнованно сообщили пассажиры в купе. — Она здесь останется, а поезд пойдёт!

— Мама! Мама! — стал торопливо будить её папа. — Да проснитесь же! Поезд стоит всего четыре минуты, а полторы минуты уже прошло! Проснитесь, мама! До отхода поезда осталось всего две минуты!

— Ничего, ничего, подождёт, — сладко и громко зевнув, ответила бабушка Анфиса Поликарповна и открыла глаза. — К вашему сведению, я никогда никуда не спешила и поэтому спокойно достигла возраста семидесяти шести лет.

Пассажиры и папа суматошно помогали ей собрать вещи, а она сидела и всех успокаивала:

— Да не спешите вы, пожалуйста. Торопиться — это чрезвычайно вредно для нервной системы человека. Никуда этот поезд не уедет, пока я с него не сойду.

— Он уже гудит! — испуганно крикнул Шурик.

— Да пусть себе гудит, сколько хочет, — беспечно отмахнулась бабушка Анфиса Поликарповна. — Это он просто пугает слабонервных. А у меня нервы крепкие, прямо-таки железные. На них никто и ничто не действует. Не торопитесь, не суетитесь, пожалуйста. Этим вы только мешаете друг другу. Желаю вам, милые мои попутчики, счастливого пути, здоровья, бодрости, хорошего аппетита…

— Мама-а-а-а-а-а! — взмолился папа не своим голосом.

— Советую вам, мои милые попутчики, никогда никуда не спешить. Вообще живите так…

— Мама-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Еле-еле успели сойти на перрон, и поезд тронулся с места, а проводница крикнула:

— Никогда ещё такой засони не видела!

Бабушка Анфиса Поликарповна спокойно объяснила:

— Сон продляет человеку жизнь. Чем больше спишь, тем дольше живешь. А укорачивают жизнь любые волнения, в том числе и самые пустяковые… Что у вас сегодня на обед?

— Не знаю, — ответил папа. — Какая-то еда. Но в честь вашего приезда, мама.

— Питаться надо разумно и вкусно, регулярно и калорийно, — сказала бабушка Анфиса Поликарповна. — Я придаю еде большое значение.

Была она невысока ростом, полновата, но подвижна, легко катилась, как колобок, и без умолку говорила:

— Обожаю разумный образ жизни. В этом я ни на кого не надеюсь. Устраиваю себе жизнь сама. Ни в чём себе не отказываю. Не замечаю, кстати, своих лет. Терпеть не могу, когда меня называют бабушкой. Я жизнерадостна и свободолюбива!

С каждым её словом папа мрачнел всё больше и больше, а Шурик тоскливо думал о том, что же его теперь ждёт.

Когда пришли домой, бабушка Анфиса Поликарповна сразу начала командовать, и все старательно, торопливо выполняли её неторопливые указания. Никто сначала этого и не заметил: просто все бегали, суетились, мешали друг другу, а бабушка Анфиса Поликарповна повторяла:

— Да не волнуйтесь вы, не волнуйтесь. Да не спешите вы, не спешите.

Наконец сели за стол. Дедушка сказал довольно наставительным тоном:

— За Шуриком, уважаемая Анфиса Поликарповна, нужен глаз да глаз.

— И не подумаю! — весело отозвалась она. — Это за мной нужен глаз да глаз. Ведь я нахожусь на пенсии, то есть на заслуженном отдыхе. Вот и сюда я приехала отдыхать.

— Но, мама! — воскликнула мама. — Я же писала тебе, что Шурик отбился от рук, стал плохо учиться…