- У меня есть идея, - сказал Луис. - Давай прокатимся.
- Прокатимся? - Лицо у Мейси слегка посветлело.
- Ну, да. Хватит сидеть здесь и пялиться друг на друга. Поищем Мишель и твою маму тоже. - Он пожал плечами. - Мишель, наверняка, вернется через пять минут после нашего отъезда, но мы хоть чем-то займемся, чем будем просто валять дурака.
- Ага, - сказала Мейси. - Ладно. Только я о кое-чем подумала. Миссис Брэкенбери, которая живет ниже по улице. Иногда мама ходит к ней.
Миссис Брэкенбери была пожилой одинокой дамой, которая жила с двумя десятками кошек. Ей было под восемьдесят. Уже несколько лет как похоронила мужа. Осталась одна со своими кошками. Луис слышал, что Джиллиан ходит туда, только не в гости, а чтобы занять у старушки деньги. Поговаривали, что та была далеко не бедной.
Луис бросил Мейси свой сотовый.
- Почему бы тебе не позвонить бабуле? А для Мишель я напишу записку.
Мейси убрала назад волосы, завязав их в хвост, и принялась набирать номер миссис Брэкенбери.
Луис прошел на кухню, чтобы насладиться коротким одиночеством.
Боже, какое милое дитя, но его тяготил груз ответственности перед ней. В основном, потому что он не знал, готов ли он взять на себя эту ответственность. Готов ли присматривать за кем-то в такой сложной ситуации. Он быстро нацарапал записку для Мишель и повесил на холодильник.
Они прокатятся и, по крайней мере, смогу увидеть, что происходит. Нужно что-то сделать, причем быстро. Нужно сообщить кому-то про тело Джиллиан, а затем придется рассказать Мейси.
Но все по порядку.
Он спустился в подвал и схватил коробку с рыболовными снастями. Вытащил из нее складной нож. Его шестидюймовое лезвие было острым, как бритва. Луис сунул нож в карман. Возможно, никаких проблем не возникнет, но нужно быть готовым ко всему. Если все будет продолжаться в прежнем духе, Гринлон превратится в темную лесную чащу, где на тропинке, ведущей к дому твоей бабушки, в любой момент могут появиться волки...
25
Живущий через улицу Дик Старлинг покрывал себя грязью.
Поджарив на кухне труп свой жены и отобедав им, он вышел на задний двор, погреться на солнце. Он снял с себя грязную, заскорузлую от крови одежду и принялся плясать, вздымая вверх руки. Купание в лучах солнца было для него сродни чуду.
Заработал ороситель.
Дик опустился на корточки и напрягся, изготовившись к прыжку. Стал наблюдать, как он выстреливает в воздух струями воды. Он был заворожен этим зрелищем. Честно говоря, он не помнил, чтобы этим утром настраивал ороситель для поливки клумб. На самом деле, он даже уже не знал, что такое ороситель. В его мозгу будто образовалась некая серая зона, связанная с этим определением.
Он подполз к оросителю на четвереньках.
Брызги воды попали на него. Ему понравилось. Он схватил головку оросителя и поднес ко рту. Когда вода ударила в лицо, он принялся лакать и глотать ее, пока не утолил жажду. Затем отбросил головку оросителя в сторону. Трава колола живот и ноги. Ему нравилось, как она пахнет. Он приблизился к клумбам. Уставился на цветы, наслаждаясь их яркими красками. Схватил азалию, сунул в рот, пожевал, выплюнул, поскольку ее сладкий вкус показался ему отвратительным. Затем он сорвал все цветы и разбросал вокруг.
Цветы ему были не нужны.
Ему была нужна грязь.
Под палящим солнцем черная земля клумб нагрелась и размякла. Он набрал ее полные пригоршни, стал натирать ею грудь, ноги, руки и гениталии. Особенно гениталии. Земля была теплой, мягкой и успокаивающей, как первобытная грязь. Он намазал ею свои влажные волосы и нарисовал на лице черные полосы.
Потом он почувствовал себя в безопасности. Стал замаскированным, незаметным.
Он схватил окровавленный топор, который оставил у задней двери. Ощутил его приятную тяжесть. Охотнику необходимо оружие, а это уже пустило кровь. Дик пополз на четвереньках вокруг дома. Он был сыт, а желудок у него был наполнен мясом. Его потребности были довольно простыми: пища, кров, оружие. Но было еще одно желание: секс. Поскольку его дочери не вернулись, он знал, что ему придется охотиться на женщину.
Выглянув из-за изгороди, он посмотрел на стоящий через улицу дом Луиса Ширза...
26
Кэтлин Сомс не удивилась, когда увидела толпу людей.
Она предчувствовала их появление, когда расчленяла мужа на кухонном полу и разрисовывала стены его кровью. Она хотела их появления. Хотела, чтобы они полюбовались ее добычей. Хотела, чтобы они попробовали отнять ее, а она стала бы драться, валяться с ними в грязи.
Но когда она увидела их, то поняла, что они пришли, не чтобы напасть.
Они пришли по другой причине.
Она смотрела на них, а они - на нее. Каждый узнавал в другом себе подобного, и все были благодарны, что, наконец, нашли друг друга.
Толпа.
Боже милостивый, да, толпа.
Мужчины, женщины, дети плелись за тремя копами в грязной мятой форме. Идущий впереди здоровяк был с голой грудью и имел боевую раскраску. Он толкал перед собой тележку, в которой лежало то, что Кэтлин ожидала увидеть. Какая-то окровавленная куча. От ее вида ее сердце будто вскрылось, и она вспомнила что-то. Вспомнила раздутый живот, толчки, пухлое розовое существо, прижавшееся к ее груди. Растущее, голодное существо, голубоглазое и светловолосое. Улыбающееся лицо и мальчишечий смех. Мир, тонущий в любви и радости. Но потом все исчезло так быстро, будто ничего этого никогда не было. Теплота воспоминаний сменилась морозом, пробравшим ее насквозь. Убийственным морозом, иссушающим корни и заставляющим увядать цветы. А затем в ней поселилась лишь ледяная пустота, которую уже никогда не растопит весна.
Толпа.
Они подошли к крыльцу и остановились, глядя на нее, чувствуя ее запах и признавая своей. Она пометила крыльцо мочой, и они почуяли это. Они не ступят на ее территорию, если только она не позволит. Если только они не захотят драться.
Они напирали, сливаясь в единую массу, единый дышащий механизм, существо с глазами, которые не видят, с сердцем, которое едва бьется, и с мозгом, плоским и острым, как лезвие бритвы. Они ждали возле крыльца.
Седовласый коп без шляпы поднял на нее глаза и произнес:
- Мэм, я - сержант Уоррен. Это - офицеры Шоу и Коджозян. Мы возвращаем это вам, потому что знаем, что вам это нужно.
Кэтлин молчала.
Она чувствовала, как вздымается и опускается ее грудь, как сохнет кровь у нее на руках, ощущала вкус пота на губах. Чувствовала запах сочащейся из нее тьмы, и толпа чувствовала то же, что и она. Смрад существ мертвых и отвратительно живых, существ, пульсирующих с болезненной энергичностью. Она смотрела на Уоррена и на существо на тележке. Ее разум был пустым аквариумом, капля за каплей наполняющимся чернотой.
С опаской, словно зверь, встревоженный появлением чужаков возле своего логова, она спустилась с лестницы, посмотреть, что ей принесли. Принялась разглядывать искалеченный труп на тележке. Осторожно понюхала его. Наклонившись, лизнула кожу окостеневшей руки.
- Да, - услышала она собственный голос. - Да. Это мое.
- Мы принесли это тебе, - сказал Уоррен, указывая на труп ее сына. - А для нас у тебя что-нибудь есть?
- Да. В доме. Наверху. - Она тяжело дышала. - Хотите взглянуть на моего мужа?
- Да, хочу.
Люди двинулись гуськом мимо не, а затем она услышала. Сперва смех, затем рычание и шум драки за добычу. Она поделится. Конечно же, поделится. Она всегда была хорошей соседкой. Ее дом наполнился движением и голосами. Кэтлин наблюдала, как люди так же гуськом выходят из гостиной. Она коснулась своей кожи, натертой кровью и землей, потрогала кончиками пальцев грязь на волосах. Толпа была в восторге от нее. Они стояли молча, их лица походили на мертвые луны из желтого воска, их рты были красными, а руки еще краснее.
- Ну, - произнес Уоррен, вытирая со щеки кровь, - И что ты предлагаешь?
Кэтлин ухмыльнулась и крепко стиснула зубы. Они казались ей длинными, острыми и готовыми ко всему.