Тоги разорваны, мы продолжаем драться в туниках. Ни Старшие, ни Младшие боги по-прежнему не вмешиваются. Даже химеры держатся в стороне.

Между двумя ударами я замечаю невозмутимую Афину. Она всегда выступала против любого насилия, но сейчас, похоже, ее совершенно не возмущает наша драка. Она спокойно сидит рядом с Дионисом. Кажется, они обсуждают происходящее. Может быть, Старшие боги считают, что эта драка – просто разрядка, своеобразное продолжение праздника.

Видя их отношение к происходящему, ученики решают не сдерживать свою агрессию. Схватка становится все более жестокой.

Я наконец нахожу Рауля в гуще толпы. Мы снова вступаем в смертельную схватку. Ему удается подмять меня и усесться верхом. Он зажал бедрами мои руки и собирается со всей силы ударить меня в лицо ладонями, соединенными в замок. Но вдруг что-то заставляет его открыть рот от изумления, и он падает назад.

Я ищу глазами того, кто пришел мне на помощь. Это Жан де Лафонтен.

– Спасибо, – говорю я.

– Тот, кто нападает внезапно, прав больше, чем тот, кто нападает первым, – перефразирует он собственную басню о волке и ягненке.

Для очистки совести я проверяю, в каком состоянии мой противник. Рауль дышит. Он просто оглушен.

Мата Хари расправляется со своим противником, нанеся ему точный удар в шею. Но на нее ту же нападает Бруно. Бог коршунов на стороне бога орлов.

– Мишель Пэнсон! Задержите его! Он мошенничал, он был у меня в подвале!

Атлант. Я и забыл про него.

Я пытаюсь скрыться в толпе, но он замечает меня.

Сквозь такую толпу ему не пробиться, а многие ученики нарочно мешают ему.

Я уворачиваюсь от кентавров, ускользаю, бросаюсь влево и вправо, ползу, прячусь. Новая волна гнева поднимается в моей груди, удесятеряя силы, обостряя реакцию. Словно у меня открылось третье дыхание.

Я растворяюсь в толпе, затем ныряю под столы, руки, похожие на цветы с лепестками-пальцами, не успевают схватить меня.

Атлант и кентавры мчатся по пятам.

Мата Хари понимает, что происходит. Вместе с другими учениками они встают живой стеной, преграждая дорогу кентаврам. Это позволяет мне выиграть время.

Я снова бегу по уже знакомым узким улочкам в южной части города. Мои преследователи отстают в этом лабиринте. Я сворачиваю на улицу Надежды. К счастью, они не нашли и не перекрыли лаз в подземный ход. Я отодвигаю ящик и вскоре выбираюсь по ту сторону стен.

Я бегу через лес, прячусь в зарослях голубых папоротников.

Мимо проносится отряд кентавров, отправленный на мои поиски. Они скрываются за горизонтом.

И я решаю воспользоваться последним советом Сент-Экзюпери. Улететь.

Я пробираюсь к хижине Монгольфьера.

Летательный аппарат готов, нужно лишь зажечь горелку и обрубить канат.

И в этот момент я вижу, что кто-то опередил меня.

Богоубийца.

Грозная фигура по-прежнему в маске из греческой трагедии. У нее рана на плече.

Значит, это был не Прудон.

Мне досадно, что я умолчал о своих сомнениях и не вступился за него. Я попал незнакомцу именно в левое, а не в правое плечо.

Богоубийца достает анкх. Удивительно, но я совершенно спокоен.

– Вы собираетесь меня убить?

Богоубийца знаком приказывает мне поднять руки, приближается и обыскивает, держа на прицеле.

– Если вы ищете «Энциклопедию», то я не ношу ее с собой. Она спрятана в надежном месте.

Я слышу, как богоубийца дышит под маской. Мне кажется, это мужчина.

Положив мне на плечо руку, он заставляет меня опуститься на колени. Я чувствую, как анкх упирается в мой затылок. Он собирается казнить меня.

Вдруг появляется еще одна фигура в грязной тоге. Незнакомца от богоубийцы отличает лишь то, что на нем улыбающаяся маска.

Он целится в богоубийцу. Тот поворачивается к нему.

Они стоят друг против друга, сжимая анкхи, как совсем недавно стояли мы с Раулем.

Неужели их двое? Нет, где же тогда логика?

Богоубийца – в грустной маске, и я не знаю, кто же тот, другой.

Несколько секунд они стоят неподвижно, потом человек в грустной маске, словно смирившись, опускает анкх и уходит.

Фигура в улыбающейся маске машет мне рукой и тоже уходит, но в другую сторону.

Я никогда не узнаю, что здесь произошло. Богоубийца существует, но, выходит, есть и антибогоубийца.

Меня уже ничто не удивляет.

Я должен спешить. Возможно, кентавры и Атлант уже организовали такую же облаву на меня, как на Прудона. А уж меня-то судить не будут.

Разделить страдания с моими людьми-дельфинами! Жить вечно, и не мочь поделиться своими знаниями… Сознавать, что я больше никогда не смогу им помочь…

У меня нет выбора, я должен поднять в воздух эту проклятую штуковину с педалями.

Я действую так, как мне показывал Сент-Экзюпери. Зажигаю огонь. Горячий воздух наполняет мешок, который будет служить воздушным шаром. Оболочка начинает надуваться. Я проверяю педальный механизм, который приводит в движение аппарат.

И снова передо мной появляется чей-то силуэт.

Я узнаю ее по запаху.

– Добрый вечер, Мишель.

В последний раз, когда я ее видел, она смотрела на меня взглядом, полным упрека, потому что я был с Матой Хари. Она собирается выдать меня?

Оболочка дирижабля медленно наполняется воздухом.

– Неужели ты собираешься лететь на этом?

Афродита улыбается.

– У меня нет выбора. Я должен улететь.

– Ты все равно ничего не сможешь сделать, пока не разгадаешь загадку: «Что лучше Бога и страшнее дьявола?»

– Я никогда ее не разгадаю.

– Ты уверен?

Я стараюсь думать о Мате Хари.

– Если ты найдешь ответ, мы будем заниматься любовью. Ты даже представить себе не можешь, как это чудесно.

Она небрежно добавляет:

– Ни одна женщина, смертная или богиня, не смогут доставить тебе такого наслаждения.

Она обнимает меня за талию, прижимает к себе и жадно целует. Мне кажется, что это продолжается очень долго. У ее поцелуя вкус вишни. Я закрываю глаза, чтобы почувствовать его как можно глубже.

– Ты очень важен для меня, – говорит Афродита, разжимая объятия. – Между нами что-то есть, между нашими душами особенная связь, которую ни с чем не сравнишь. Это невозможно отрицать, даже если бы мы захотели.

Она гладит мой живот.

– Ты, наверное, даже не представляешь, что такое заниматься со мной любовью.

– Я…

– Знаешь ли ты, сколько мужчин, десятки, сотни, тысячи мужчин продали бы душу за полсекунды со мной?

Она снова прижимается ко мне, гладит грудь там, где сердце.

– Там, внутри, у меня союзник.

Я закрываю глаза, сжимаю челюсти. Не дай себя обмануть.

– Только я могу понять тебя, – говорит она. – Я знаю того обиженного ребенка, которым ты был. Мы оба были обиженными детьми.

Волнение накрывает меня с головой.

Она достает зеркало из складок тоги.

– Посмотри на себя, Мишель. Ты красив. Наши души понимают друг друга. Только такая любовь реальна, – продолжает она. – Ни одна женщина не сможет понять тебя так, как понимаю я. Ни одна не сможет увидеть тебя таким, каким вижу я. Даже ты не видел себя таким. Твоя душа так велика, но твой разум ограничен. Ты подобен смертным, которыми мы управляем, – они даже не догадываются, что могут стать богами.