Далее в рассматриваемой статье говорится, что «важнейшим фактором российско-китайского взаимодействия является заинтересованность обеих стран в сохранении целостности и России, и Китая… Китай и Россия — надежные партнеры в деле неукоснительного соблюдения решений Ялтинской конференции по Дальнему Востоку, т. е. подтверждения статуса Внешней Монголии, возвращения СССР Южного Сахалина и принадлежности Советскому Союзу Курильских островов».[329]
Здесь возникает целый ряд вопросов. Так ли уж заинтересован Китай в территориальной целостности России? На самом деле, в чем он действительно был заинтересован, по крайней мере, до декабря 1991 года, — это в сохранении среднеазиатских республик в составе СССР и создании Москвой препятствий в контактах советских мусульман с мусульманами Синьцзян-Уйгурского национального автономного района КНР, где в последние годы сложилась взрывоопасная обстановка. Что касается Сибири и русского Дальнего Востока, то очевидной стратегической целью Пекина является превращение этого региона в китайскую сферу влияния с параллельным отторжением его обширной части в пользу Китая. Решения же Ялтинской конференции интересуют Пекин постольку, поскольку в органах, отвечающих в КНР за политическое планирование, наверняка многие считают Сахалин и Курилы не японской, а китайской территорией или, как минимум, предметом торга с японцами.[330] Это касается Внешней Монголии, которая, помнится, не так давно называлась МНР, то ведь известно, что Мао Цзэдун еще в 1936 г. заявил, что после победы китайской революции Монголия автоматически войдет в состав Китая. Эти планы руководства КПК не были реализованы лишь благодаря противодействию Советского Союза, однако китайцам удалось воспрепятствовать объединению в единое государство монголов МНР и Внутренней Монголии, входящей ныне в состав КНР. А в нынешней ситуации, если только политика России коренным образом не изменится, судьбу Внешней Монголии предугадать нетрудно. Во всяком случае не слышно, чтобы официальные представители Пекина так уж стремились подтвердить ее нынешний статус. Зато в Китае уже появились публикации (пока закрытого и полузакрытого характера), которые расцениваются специалистами, например, в Гонконге, как «невидимому, стремящиеся поставить под сомнение легитимность монгольского суверенитета».[331] Речь идет о статье в журнале, издающемся в одной из пекинских военных академий. В ней, в частности, утверждается, что советско-японский конфликт на реке Халхин-Гол в 1939 году был якобы спровоцирован нашей страной с целью «расширить территорию марионеточного государства во Внешней Монголии», то есть МНР.
Через призму вышесказанного довольно трудно, хотя и хочется, рассмотреть контуры «российско-китайского взаимодействия» и «конструктивного партнерства».
Таким образом, если в последние годы истинная суть политики Запада в отношении нашей страны мало у кого в России вызывает иллюзии (мы, естественно, имеем в виду русских, а не русскоязычных), то роль Китая в холодной войне, равно как и его современная политика в отношении России практически еще не подвергались в последние годы у нас сколько-нибудь серьезному, гласному рассмотрению. На это есть свои причины. Хотелось бы в данном контексте обратить внимание читателей на то обстоятельство, что среди влиятельных в России политических сил, в том числе патриотической ориентации, распространены опасные иллюзии по поводу Китая вообще и его отношения к России, в частности. Настроения такие понятны. Можно говорить об определенном психологическом настрое, обусловленном попытками найти за рубежом союзников или хотя бы какую-то моральную альтернативу проводящейся в настоящее время российскими властями политике капитуляции перед Западом и безудержной американизации страны. В этой связи всплывает в памяти высказывание К.Н. Леонтьева. Этот русский мыслитель в 1889 году писал про «турок, которых я до смерти люблю (все-таки на европейских демократов не похожи)».[332]
Представляется, однако, что попытки увидеть принципиальные для нас различия в отношении к России Китая, с одной стороны, и Запада, с другой, ошибочны. На самом деле, «все нынешние события являются для русского народа наглядной иллюстрацией, наглядным подтверждением той тотальной войны, которую объявило ему так называемое «цивилизованное мировое сообщество». Иные же народы, как близкие, так и дальние, не ужасаются тому, что сделали с Россией за 74 года, а норовят, воспользовавшись ситуацией, отхватить побольше от «русского пирога», да при этом еще побольнее толкнуть русских».[333] Совершенно очевидно, что в отношении Китая эта оценка работает на все сто.
Как тут не вспомнить слова русского дипломата и китаеведа А.Я. Максимова, который в своем труде «Наши задачи на Тихом океане» еще в конце XIX века писал: «Не надо забывать, что Китай при всех дружественных отношениях к России всегда держит за пазухой камень, которым бил нас часто и пребольно, но всегда пользовался нашим крайним доверием и рыцарской честностью, не раз обманутыми и оскорбленными». И в нынешней ситуации под давлением фактов отношение к Китаю в русском народе и среди политических сил России начинает меняться в направлении от «вселенской отзывчивости» к суровому реализму. Например, в Заявлении исполкома Думы Русского национального собора от 21 декабря 1994 года можно прочитать: «На востоке открыты границы и полным ходом идет разграбление и заселение Дальнего Востока и Сибири небескорыстными соседями».[334]
А теперь — несколько замечаний о факторах, под воздействием которых формировалась нынешняя официальная политика Кремля в отношении Китая.
Видимо, «основоположником» подхода «прорабов перестройки» к китайской проблеме можно считать А. Сахарова, который, по нашему глубокому убеждению, является одной из самых гнусных фигур в новейшей политической истории России. Еще в 1974 году этот выдающийся борец за права нерусского человека и расчленение России писал: «Раздувание китайской угрозы — это один из элементов политической игры советского руководства. Переоценка китайской угрозы — плохая услуга делу демократии и демократизации нашей страны, в которых она так нуждается и нуждается весь мир».[335]
В то же время (парадоксально, на первый взгляд, но факт!) подобные воззрения имели в 70-80-е годы влиятельных сторонников в таком учреждении, как информационно-аналитическое управление Главного управления разведки Комитета госбезопасности СССР. Там сильным было неприятие проводившейся в ЦК КПСС О.Б. Рахманиным жесткой и, возможно, действительно недостаточно гибкой линии в китайском вопросе.
Как пишет в своих мемуарах Н.С. Леонов, длительное время занимавший пост руководителя этого подразделения советской политической разведки, «голуби» в КГБ «считали, что СССР и Китай — это два великих государства, у которых в мире и в истории одна судьба — быть союзниками или добрыми соседями. Эти две державы обращены друг к другу «спинами», то есть наименее развитыми и удаленными от центра регионами… Экономики двух стран — не конкуренты друг для друга, не соперники, наоборот, они естественно дополняют одна другую. Практические территориальные споры о линии прохождения границы по Амуру и Уссури — легкоразрешимы. Нам было ясно, что муссирование утверждений о якобы огромных территориальных претензиях Китая к Советскому Союзу является попыткой определенных кругов в Китае использовать напряженность в советско-китайских отношениях в своих внутриполитических целях. Когда-то, в далекие времена, Китай сам построил свою северную границу, воздвигнув Великую китайскую стену, а она, как известно, находится в нескольких десятках километров от Пекина». И далее: «Стратегические интересы Китая, естественно, говорили мы, лежат в Азии, где во многих странах живут многочисленные богатые и влиятельные китайские колонии. Юго-Восточная Азия близка к Китаю по корням расовой цивилизации, по религиозно-нравственным стандартам, по климату, по образу жизни… Вот таков был ход рассуждений «голубиной» группы в разведке, к которой я принадлежал целиком и полностью».[336]
