Но тут перед его мысленным взором вновь предстала грязная занавеска, задвигавшаяся за окном низкопробной гостиницы.

Не удержавшись, он снова принялся быстро листать страницы. К их лесному путешествию относилась лишь одна запись. Загадочная, короткая:

«Здесь, под деревьями, я могла бы, пожелай он... но... Я назвала его глупцом, но он не глупец. Это я глупа».

Записи из Филадельфии начались ближе к концу тетради. Скоро ей придется покупать новую. Может быть, с этого он и начнет попытку вымолить себе прощение: сначала покается в своем безрассудстве, а потом перевернет все лавки города, чтобы найти тетрадку еще толще этой?

Однако другая запись понравилась ему гораздо меньше.

«Он вернулся. Снова. Я отказалась от всякой надежды, примирилась с тем, что в моей жизни осталось лишь служение долгу. И все же он существует. Что мне теперь делать?»

Там на странице было пятно: расплывшиеся чернила.

«Здесь упала моя слеза. Я плачу, силясь найти ответ».

О каком «ответе» речь? Выходит, она любила его, искренне оплакала, когда сочла погибшим, но потом перенесла привязанность на кого-то другого? Ревность всколыхнулась в нем с новой силой.

Однако мог ли Джек винить ее? Луиза молода, а ведь идет война. И если кто-то погибает в сражении, это еще не значит, что жизнь прекращается и для остальных. Известие о смерти Джека вызвало у мисс Риардон искреннюю, неподдельную скорбь. И если она потом утешилась... Но коль скоро ее чувство и вправду было столь сильным, так не удастся ли вновь раздуть тлеющий уголек и запалить костер? Почему не попробовать, что бы там ни было у них с Андре в эту ночь!

Джек снова поднес страницу к свету, чтобы вглядеться в след упавшей слезы, и тут, как раз внутри размытого пятна, увидел нечто странное. Он повернул тетрадь, чтобы свет падал под другим углом, и неприметное изображение исчезло. Вернул в прежнее положение, и... да, оно появилось снова. В центре расплывшейся слезы угадывалась цифра "2". Только она, едва заметная, ничего вроде бы не значащая, однако Джек не мог оторвать от нее глаз...

Цифра была написана невидимыми чернилами.

Он не мог заставить себя сосредоточиться на том, что это может означать. Наверное, своего рода игра. В конце концов, многие стремятся сохранить свои тайны как можно надежнее. Так почему бы Луизе не делать в дневнике еще и особые, секретные записи?

Так или иначе, Джеку были известны различные способы прочтения подобных записей, и он начал с самого простого: поднес тетрадь к каминной решетке. Буквы не проступили, следовательно, использовался не лимонный сок и не молоко. Тот факт, что цифра, пусть и слабо, проступила на месте падения слезы, означал, что какой-то компонент из состава слез — может быть, соль — обладает свойствами проявителя.

Припомнив собственный опыт работы с невидимыми чернилами, Джек решил, что ответ едва ли может оказаться настолько простым. Для тайнописи наверняка использовалось сложное химическое вещество. Чтобы попытаться прочесть текст, ему требовались реактивы. Только вот где раздобыть химикалии в такое время? Ходики внизу только что отзвонили час ночи, и Луиза, возможно, уже направляется домой.

Джек огляделся по сторонам. Обстановка в спальне была самая обычная. На прикроватном столике стоял пустой тазик, рядом с ним — полный воды кувшин. Из-под кровати выглядывал краешек ночного горшка, прикрытого сползшим покрывалом. Джек подумал, что на кухне можно поискать щелок или...

Его взгляд упал на ночной горшок, и мысли тотчас обратились к мочевому пузырю, а заодно к пиву и рому, выпитым за сегодняшний вечер. За мыслями последовало действие. Джек расстегнул брюки, наклонился и наполнил сосуд почти до половины, после чего поставил его на письменный стол рядом с дневником.

Ругая себя последними словами и все равно не в силах остановиться, он оторвал уголок страницы. Великолепное качество бумаги теперь наводило на мысль о чем-то большем, нежели простое стремление к роскоши: невидимые чернила лучше всего проявляются именно на самой дорогой пергаментной бумаге.

Джек действовал осторожно: смешивая в тазике в разных пропорциях содержимое горшка с водой, он наносил жидкость на бумагу кисточкой для ресниц, которую нашел на туалетном столике. После каждой неудачи попытка повторялась с раствором измененной концентрации.

На пятый раз в широких промежутках между написанными строками (теперь стало ясно, что их оставили такими намеренно) начали проступать цифры и буквы. Убедившись, что состав подобран правильно, Джек приготовил столько «проявителя», сколько, по его мнению, могло понадобиться, уселся за стол и взялся за дело.

Тайные записи имелись не на каждой странице, но там, где они были сделаны, следом за каждым мазком кисточки по «чистой» бумаге появлялись синие строки, настолько убористые, насколько размашистыми были видимые фразы.

Тайные записи велись при помощи шифра — того самого, который Джек разгадал еще на борту «Ариадны». Утруждаться с расшифровкой он не стал: с первой же страницы стало ясно, что текст содержит сведения, касавшиеся численности расквартированных в городе полков, их боевого духа и настроений среди видных лоялистов. Например, кого из них можно подкупить, шантажировать, улестить, совратить. Знакомства с одной лишь этой страницей было достаточно, чтобы убедиться: состояние армии генерала Хоу отражено в тетради весьма полно.

Откинувшись назад, Джек потер глаза. Ему по-прежнему трудно было в это поверить. Закрыв тетрадь, он надавил пальцем на губчатую обложку и, по наитию, резанул по ней острием складного ножа. Натянутая ткань на месте пореза разошлась, и, запустив под нее пальцы, Джек действительно обнаружил нечто между переплетом и обшивкой. Зацепив пальцами краешек, он осторожно вытащил, положил на стол и разгладил кусочек ткани. Шифровальный трафарет в форме графина, «потерянный» по дороге в Саратогу.

Увидев его, Джек издал стон. Тот шаблон, который он изготовил из носового платка, действительно обладал формой, схожей с подлинником, но отличался одной важной деталью. Он не имел того, что можно было бы назвать откидной крышкой «графина». В этой «крышке» наличествовала прорезь, видимо предназначенная для того, чтобы разграничить разные части послания.

Капитан Мани сделал в свое время несколько абсолютно точных копий того письма, и сейчас одна из них вместе с некоторыми другими бумагами находилась у Джека в кармане. Торопливо достав письмо, Джек развернул его, положил рядом с дневником и наложил шелковый трафарет. Ему приятно было узнать, что, во всяком случае, основная часть послания была прочитана им правильно. Но, поняв, что именно оказалось упущенным, он ощутил укол боли.

"Дорогой Куз.

Видел ли ты в последнее время этого падлица Уилла Пайпера? Он задолжал мне 5 фунтов, и его гнусные попытки скрыться от меня дастойны призрения. Намерен я тапереча, с тваего пазваления, двигаться вперед, потому как получил в мануфактуре Гудзона партию мундирного сукна. Пошью камзолы, и в форты, на продажу. Передай наилушие пажилания маей нивесте Мардж. Я увижусь с ней недели через две-три, но мине кажитца, что это будет две или три тысящи.

Ваш любящий кузен,

Т. Родс".

Джек с горечью смотрел на последние прочитанные с помощью настоящего трафарета слова «но... две или три тысячи». Клинтон информировал Бургойна о том, что выступит к фортам с незначительными силами, а это в корне меняло дело. Он советовал Бургойну отступить, не взяв на себя ответственности приказать ему сделать это.

Яростно скомкав бумагу в шарик, Джек запустил им в угол комнаты. Это предательство стоило Бургойну потери его армии и еще может стоить Англии проигранной войны. Столько бед — и всего лишь из-за вырезанного особым образом кусочка шелка! И совершил это агент по кличке «Диомед».

Джек поднял трафарет, намотал на пальцы, смял и сунул в жилетный карман. Он сохранит его для генерала. Когда поведение Бургойна будет обсуждаться на военном трибунале — капитуляция армии безусловно потребует такового, — похищенный шифровальный шаблон явится доказательством того, что причиной поражения стала коварная измена.