— Давай! — Я налегла на дверь во второй раз. — Открывайся!

Я принялась молотить дверь кулаками, но ничего не добилась.

— Нет! Нет-нет-нет! Я должна выбраться отсюда!

Дверь стояла на месте, безмолвная и несокрушимая, насмехаясь надо мной своей неподвижностью.

Я сползла на пол и разрыдалась, поняв, что бессильна что-либо сделать. Быть может, Аспен сейчас лежит, бездыханный, всего в нескольких шагах от меня, а Максон… Его наверняка уже нет в живых.

Я подтянула колени к груди и затылком прижалась к двери.

— Если ты останешься жив, — прошептала я, — можешь сколько угодно называть меня «моя дорогая». Я слова поперек не скажу, клянусь.

Теперь мне оставалось только ждать.

Время от времени я пыталась прикинуть, который сейчас час, хотя проверить мои догадки не было никакого способа. Минуты текли со сводящей с ума медлительностью. Никогда еще я не чувствовала себя такой бессильной, а тревога просто убивала меня.

Миновала, казалось, целая вечность, когда щелкнул замок. Кто-то пришел за мной. Я не знала, друг это или враг, поэтому наставила на дверь пустой пистолет. Это хотя бы с виду выглядело грозно. Дверь приоткрылась, и в щелку хлынул солнечный свет. Выходит, день еще не закончился? Или уже наступило завтра? Я продолжала целиться, хотя ради этого мне пришлось сощуриться.

— Не стреляйте, леди Америка! — закричал гвардеец. — Вам ничто не угрожает!

— Как я могу быть в этом уверена? Откуда мне знать, что ты не один из них?

Гвардеец повернул голову, приветствуя кого-то. В проеме показался Август, следом за ним — Гаврил. Хотя его элегантный костюм был безнадежно испорчен, булавка — я вдруг поняла, что она чертовски напоминает Полярную звезду, — по-прежнему гордо красовалась на окровавленном лацкане.

Неудивительно, что северяне были так хорошо осведомлены.

— Все кончено, Америка. Мы их обезвредили, — подтвердил Август.

Я вздохнула, охваченная огромным облегчением, и опустила пистолет.

— Где Максон? Он жив? Что с Крисс? — забросала я вопросами Гаврила, прежде чем снова устремить взгляд на Августа. — Меня сюда привел один гвардеец, его зовут офицер Леджер. Вы его не видели?

Я говорила так быстро и бессвязно, что мои слова с трудом можно было разобрать.

Голова у меня кружилась.

— Думаю, у нее шок. Отведите ее в больничное крыло, быстро, — распорядился Гаврил, и гвардеец без труда подхватил меня на руки.

— Максон? — спросила я.

Мне никто не ответил. А может, я к тому времени уже отключилась. Не помню.

Я пришла в себя на больничной койке. Порезы от осколков на руках саднили. Я поднесла руки к лицу, чтобы рассмотреть их. Все раны были промыты, а самые крупные перевязаны. Мне ничто не грозило.

Я села на койке и принялась озираться по сторонам. Я находилась в маленьком кабинете. Судя по письменному столу и дипломам на стене, он принадлежал доктору Эшлеру. Я не могла здесь оставаться. Мне необходимо был получить ответы.

Когда я открыла дверь, стало понятно, почему меня уложили здесь. Больничное крыло было забито до отказа. Некоторые легкораненые лежали на койках по двое, а другие — прямо на полу между кроватями. Самых тяжелых поместили в дальнем конце палаты. Несмотря на количество раненых, было поразительно тихо.

Я обвела палату взглядом, выискивая знакомые лица. Не знаю, что меня страшило больше: увидеть их здесь или нет.

Тьюзди лежала в постели, обняв Эммику; обе тихо плакали. Я узнала кое-кого из примелькавшихся за время жизни во дворце служанок. Они кивнули мне, когда я проходила мимо, как будто я чем-то это заслужила.

Людей вокруг становилось все меньше, и я начинала терять надежду. Максона среди раненых не было. Если бы он был здесь, вокруг него толпилась бы куча народу, готового исполнить любой его каприз. С другой стороны, меня же уложили не в общей палате. Может быть, и его тоже?

Я увидела гвардейца с покрытым шрамами лицом.

— Принц тоже где-то здесь? — спросила я негромко.

Тот с мрачным видом покачал головой.

— Ох.

Смешно было равнять пулевое ранение с разбитым сердцем. И тем не менее я чувствовала себя такой же обескровленной, как Максон. И этого нельзя было исцелить ни повязками, ни наложением швов. Ничто не могло утолить мою боль.

Я даже не закричала, хотя внутри у меня все разрывалось от боли. Лишь слезы молча полились из глаз. Они не принесли облегчения, но в них было обещание.

Ничто и никогда не заменит мне тебя, Максон.

— Мер?

Я повернула голову и увидела на одной из коек в последнем ряду раненого в повязках. Аспен.

Ахнув, на нетвердых ногах я поспешила к нему. Голова у него была перевязана, но кровь проступала даже через бинты. На обнаженной груди в нескольких местах темнели кровоподтеки, но хуже всего дело обстояло с ногой: нижняя часть в гипсе, а раны на бедре закрыты повязками. Аспен был в одних шортах, вторая нога прикрыта простыней, так что сразу было видно, как тяжело он ранен.

— Что произошло? — шепотом спросила я.

— Не хочу вспоминать подробности. Я продержался довольно долго и уложил человек шесть-семь, пока один из них не попал мне в ногу. Врач сказал, я, скорее всего, смогу ходить, но только с палкой. По крайней мере, я остался жив.

По моей щеке тихо скатилась слеза. Меня переполняли благодарность, страх и отчаяние. Я не могла сдержаться.

— Ты спасла мне жизнь, Мер. — (Я перевела взгляд с его ноги на лицо.) — Твой выстрел напугал того мерзавца и дал мне время спустить курок. Если бы не ты, он всадил бы пулю мне в затылок — и конец. Спасибо тебе.

Я утерла глаза:

— Это ты спас мне жизнь. И уже не в первый раз. Давно пора начать платить по счетам.

— Меня хлебом не корми, дай погеройствовать, правда? — улыбнулся Аспен.

— Ты всегда хотел быть чьим-то рыцарем на белом коне.

Я покачала головой, вспоминая все, что он сделал для тех, кто был ему дорог.

— Мер, послушай меня. Когда я говорил, что буду любить тебя всю жизнь, я действительно так считал. И думаю, если бы мы оба остались в Каролине, мы поженились бы и жили счастливо. Бедно, но счастливо. — Он печально улыбнулся. — Но мы не остались в Каролине. И ты изменилась. И я тоже изменился. Ты была права, когда сказала, что я никогда ни на кого другого не смотрел. И с чего бы я стал смотреть на кого-то, если бы не произошло все это? Бороться за тебя уже стало для меня инстинктом, Мер. Я долго не желал видеть, что ты больше не хочешь, чтобы я продолжал. Но как только я это увидел, то понял, что и сам не хочу продолжать. — (Я смотрела на него во все глаза, совершенно ошарашенная.) — Ты всегда будешь занимать в моем сердце особое место, Мер, но я больше не влюблен в тебя. Иногда мне кажется, что я по-прежнему нужен тебе, но не уверен, что это правильно. Ты не заслужила, чтобы я был с тобой из чувства долга.

— А ты не заслужил быть для меня синицей в руках, — вздохнула я.

Он протянул мне руку, и я взяла ее.

— Я не хочу, чтобы ты на меня злилась.

— Я и не злюсь. И рада, что ты на меня тоже не злишься. Пусть он мертв, но я все равно люблю его.

— Кто мертв? — наморщил лоб Аспен.

— Максон, — выдохнула я, готовая снова расплакаться.

Возникла пауза.

— Максон не умер.

— Что?! Но тот гвардеец сказал, что его здесь нет, и я…

— Ну разумеется, его здесь нет. Он ведь король. Он лежит в своих покоях.

Я бросилась обнимать Аспена, и он охнул от боли, но я была слишком счастлива, чтобы осторожничать. Потом до меня дошел смысл его слов.

Я медленно отступила назад:

— Король погиб?

— И королева тоже, — кивнул Аспен.

— Нет!

Я задрожала, к глазам снова подступили слезы. Она сказала, я смогу называть ее мамой. Что Максон будет делать без нее?

— Вообще-то, если бы не северяне, Максону тоже бы несдобровать. Они переломили ситуацию.

— Правда?

Во взгляде Аспена читалось изумление пополам с восхищением.