Брюнетка прищурилась.

– Пришла к вашей умирающей, правда думаю ее место не здесь, но раз вы держите таких убогих, то объясните своей пациентке что ей ни спать с чужими мужиками надо, а пора место на кладбище уже застолбить!

Обдав врача и меня парфюмом, элитным и дорогим, она вылетела из палаты, мы остались вдвоем.

– Я извиняюсь это что было?

Он пристально на меня смотрит. У него такие большие красивые глаза. Интересный мужчина.

– Ничего, я первый раз вижу эту женщину!

Вздохнув рассказываю про Шакала, а у самой на душе не по себе. Так неприятно.

Он усмехается.

– Значит будете долго жить, вы молодая и красивая! Не переживайте! Сумасшедших хватает! А рвение мужчины конечно защитить вас от всех невзгод не совсем похоже что он скорбит о погибшем друге!

Я вздрогнула. Почему то вспомнилось, как он смотрел на меня. Такой взгляд я не могла передать словами.

– Присаживайтесь, я осмотрю вас!

Я присела на кровать, а он достал молоточек. Водила глазами за молоточком, а сама вспоминала Григория. Внутри все сжалось.

Он вздохнул.

– Простите не представился Филимонов Герман Дмитриевич!

Герман. Красивое имя. Да и врач интересный, правда ему не больше лет двадцати семи, максимум двадцати восьми. А ведь Гриша тоже был не красавцем, только для меня он был самым лучшим.

Его шутки, его отношение к жизни, наша свадьба… А потом этот страшный дикий взрыв. Эта боль.

– Вы, как себя чувствуете?

– Спасибо более менее! – тихо произношу я.

Герман Дмитриевич садится за стол и внимательно смотрит на меня.

– К сожалению опухоль прогрессирует, я не могу вам не сообщить, с первой стадии мы перешли на вторую!

Я закусила губу. До боли, до отчаяния. У меня двое детей, взмаламбошная Ксюха и серьезный рассудительный не по годам Леша. Как они без меня останутся. Я даже думать об этом не хочу. Мне страшно. Страшно до жути.

– Завтра вы должны пойти на контрольное МРТ! Терять надежду никогда не льзя! Берегите себя!

Он выходит из палаты, а я падаю лицом в подушку и рыдаю. Больно, как же больно. Я не могу поверить что это все происходит со мной, развод, предательство, измена, гибель любимого мужчины, потеря ребенка… Почему все именно со мной… Я же ничего никому не сделала в этой жизни. Телефон оживает. Это Ксюша. Утираю ладонями щеки, только этого не хватало рыдать, чтобы дочь слышала мои слезы.

– Алло!

– Мама, бабушка опять пьяная!

Вздыхаю. Понятно. Мамы надолго не хватило, а обещала мне… Как же это страшно. Когда родители пьют, сколько я себя помню, мама всегда пила.

От этого и страшно.

– Ксюш ты знаешь что делать! Я на днях уже выпишусь, обещаю!

– Я очень скучаю по тебе мамочка!

В глазах слезы. Кто бы знал, как я по ним соскучилась. Кладу трубку и рыдаю. Отчаянно рыдаю. Дверь палаты приоткрывается, я вновь утираю слезы. На пороге Даниил, а в его руках огромный букет красных роз. Только этого мне не хватало…

– Клара привет!

Даниил выглядел смущенным словно школьник, а я во все глаза смотрела на него.

– Это тебе!

– Спасибо!

Оба смотрим друг на друга. Даниил ставит пакеты и садится рядом.

– Я не знал какие ты розы любишь!

– Спасибо красные очень красивые!

Я осторожно встала и взяла их в руки.

– Я схожу за вазой!

– Сиди, я сам схожу!

Даниил так быстро встал и вышел из палаты, а я осталась сидеть держа в руках цветы. Красивые. Очень красивые. Прямо шикарные, я бы сказала, только вот я не чувствовала ничего сжимая эти цветы в руках.

Шипы больно кольнули руку и капельки крови упали на пол. Надо же как красиво, на белоснежном полу алые капельки крови, прямо, как в Белоснежке. В носу защипало. Белоснежка…

Помню, как читала брату и сестре, сама научилась читать, рано повзрослела, а мама и папа сколько помню только пили.

Помню когда сообщила маме о своем диагнозе, когда узнала и услышала этот приговор, это страшное слово рак, как меня всю трясло, как мне хотелось ее услышать, может хоть тогда она изменится…

Но не изменилась, никто не изменился… Долго плакала понимая что ни мужу, никому кроме детей не нужна. Вспоминала бабулю, ее ласковый взгляд и, как всегда защищала ее когда пьяные папа и мама отнимали у не ее законную пенсию.

Рак это ещё не приговор на начале, но я не могла. Я стала по другому смотреть на жизнь, радоваться солнышку и подолгу смотреть на зелень за окном не зная увижу ли я её ещё или нет. Я стала по другому смотреть на всё, с теплотой, с осознанием что я люблю жизнь. Что я люблю Лёшу и Ксюшу и больше всего боюсь потерять их.

Я боялась что они будут расти с мачехой, боялась что они будут несчастными, я с родными то родителями росла порой в нечеловеческих условиях, а здесь и вовсе было страшно, ведь я всегда видела сухое отношение Гунченко к детям. Выиграл олимпиаду? Какой молодец. Я тобой горжусь. Заняла второе место по соревнованиям по спортивной гимнастике? Ты неудачный ребенок, ты должна быть первой во всем и всегда, как Гунченко у родителей. Отношения, как к роботам, там нет ласки и тепла, тепла которое отец должен дарить детям, своим детям.

Дети были для меня всем и я просто не представляла, как они останутся без меня.

– Почему ты не скажешь Ксюхе? Она то взрослая! Уже все понимает! Вот крякнешь ты что делать то будем?

Я посмотрела на маму. Она опять курила, много курила. А у меня все сильнее темнело в глазах. А я точно родная дочь? Меня точно не взяли ни с какого приюта? Что то мне так уже не кажется…

– Мама, а ты же если что… – Ты что не возьмешь детей? Ты же молодая женщина! Что ты несешь? Я же твоя родная дочь!!!!

– Родя мне их не отдаст! Ты знаешь! Да и Даньку в школу собирать! У вас то благополучная семья, а вот твой брат и его Марина…

Я вздохнула. У мамы был любимый внук Даня, сын моего брата, а мои дети просто внуки. С годами я поняла это и перестала обижаться, Ксюша и Лёша не тянулись к маме, только к родителям Гунченко, а у нас были весьма странные отношения. Мы не общались от слова вообще. Только по праздникам, пафосные улыбки, торжественные слова что я лучшая невестка, а на деле только встречи за праздничным столом и всё.

Мама и папа Родиона были очень высокомерными людьми и я всего лишь мастер ногтевого сервиса по их каким то планкам и меркам, в их жизнь не вписывалась, тем более со своими пьющими деревенскими родственниками которые, как и я были мезальянсом в семье Гунченко интеллигентных людей.

Мама положила себе ещё салат и посмотрела мне в глаза.

– А ты знаешь что в город Гена приехал! Он про тебя спрашивал, Клара!

Я поперхнулась. Гена. Геннадий Жемчужный. Гена… Моя первая любовь…

В носу защипало… Гена… Как же мне тебя не хватало. Безумно…

– Слышь, разговор есть!

Я слышу голос Даниила за дверью и осторожно положив цветы на кровать, встаю. Что то мне не по себе. Точнее совсем не по себе.

– Я вас слушаю!

А вот и голос Германа Дмитриевича, спокойный, тихий и размеренный. Я узнаю его сразу.

– Что с ней?

– Послушайте Даниил…

– Давай ближе к делу, просто Даниил, можешь Шакал!

Я вздрогнула. Приветливый милый Даня сейчас напоминал обычного уголовника и мне нравилось это все меньше и меньше.

– Послушайте, я не очень понимаю что вы от меня хотите!

– Я хочу чтобы ты мне сказал что с моей женой Кларой!

Внутри все сжалось. Жена? Когда я успела стать его женой?

– Я не слишком помню чтобы она была вашей женой, но все же все что в моих силах мы делаем! Стрессы ей противопоказаны, а ваша дама вчера пришла со скандалом!

– Какая дама? – рявкнул Даниил.

– Я не знаю, она не представилась! Но с манерами у нее явно проблемы!

Я мысленно зааплодировала своему врачу и быстрым шагом дошла до кровати. Почему то меня сильно воротило от Даниила и от его цветов, от всего что было связано с ним…